Станислав Сенькин - Украденные мощи. Афонскиерассказы
Димитрис обычно старался погасить этот голос, дела этого мира своей серьезностью и злободневностью подавили все мечты духа. Но в самые напряженные минуты своей жизни он вдруг с удивлением понимал, что эти детские переживания перед лицом смерти гораздо влиятельней любого мирского опыта. Особенно он осознал это, когда лег в клинику доктора Далмакиса на операцию; неожиданно он ощутил себя беспомощным, поняв, что ничего не знает о самом главном — смерти, а значит, ничего не знает и о жизни.
Афон чем-то напоминал Димитрису ту сказочную страну, может быть, потому, что здесь жили люди, которые были своеобразными знатоками вечных вопросов. Мирские люди обычно откладывают разрешение этих вопросов на самый последний, в буквальном смысле, день, и момент смерти у них проходит неосознанно. Монахи же очень часто вспоминают смерть, которая трактуется как переход в последующую жизнь, приобретая особое к ней отношение. Некоторые старцы даже желают быстрее упокоиться от мира. Это смелое простое отношение подкупало Димитри-са, который сам побаивался смерти. Как птица, падающая с ветвей, замерзнув от неожиданной стужи, безропотно и тихо погибает, так и монах подчиняется приходу смерти как естественному закону жизни. Он словно засыпает, без нашей мирской тревоги и душевных метаний.
Димитрис сварил уху и угостил своего соседа по комнате — пожилого трудолюбивого румына, который на ломаном греческом нахваливал рыбную трапезу. Он устал и лег отдыхать, утром нужно было снова идти на рыбалку.
На следующий день румын обнаружил, что старый рыбак странно лежит на своей постели, его правая рука была откинута, и на лице была печать такой безмятежности, какую никогда не встретишь у живого человека. Румын безуспешно попытался растолкать своего соседа и, осознав, что произошло, всплакнул и пошел искать благочинного. Благочинный позвал врача, который зафиксировал смерть от внезапной остановки сердца. Монахи отслужили литию, позвонили родственникам усопшего и думали, как бы переправить старика в Салоники. Была жара, и решили вызвать рефрижератор, в котором обычно возили рыбу. Все жалели доброго рыбака, но считали, что его кончина на Святой горе служит знаком благоволения к нему Матери Божьей.
Несколько часов назад Димитрис видел сон: он плыл на красивой длинной лодке с косым парусом, маленьким мальчиком, по узкой, но глубокой реке, и бабушка читала сказку, ее слова вплетались в плоть камней и корни чудесных деревьев.
Голос дорогой бабуси говорил устами сказочного волшебника: «Плыви в направлении ветра!»
Димитрис поправил парус и поплыл навстречу восходящему солнцу.
Украденные мощи
Острота зрения всегда была моим достоинством, я могу видеть, словно кошка, даже в темноте. Хорош у меня и слух — на расстоянии пятидесяти метров я слышу слова спокойно беседующих людей так же легко, как вы, к примеру, их крики. Если искусно пользоваться этими природными преимуществами, можно многого достичь.
Но в жизни бывает и так, что наши достоинства делают из нас злоумышленников. Вот и я, который был, в общем-то, неплохим парнем, встал в юности на кривую тропу преступлений.
Мы с лихими друзьями воровали, не задумываясь о будущем и не боясь возможного наказания, пока один достойный упоминания случай не произошел со мной и не вырвал из этого несчастного болота, что зовется воровством. Мне хочется, чтобы кто-нибудь, с похожей на мою судьбой, прочел это повествование и, может быть, уберег себя от моих ошибок.
Сам я вырос в небольшой греческой деревушке на берегу моря. С самого раннего детства я учился любить море, ловить рыбу и глубоко нырять. Вместе с отцом добывал я с диковинного морского дна прекрасные раковины и кораллы, которые позволяли нам не умирать с голоду и даже жить, по сравнению с другими селянами, достаточно неплохо. Возможно, я бы и не стал преступником, но в нашей семье случилось горе — мой добрый отец неожиданно скончался, и я постепенно попал под влияние очень дурной компании. Но то, что она была дурная, я понял лишь спустя несколько лет, а первоначально они — мои новые друзья — казались мне благородными разбойниками, и мне нравился их веселый и шальной образ жизни.
Главой нашей шайки был Георгиос — молодой и очень дерзкий парень, способный постоять за себя и даже за нас, своих меньших друзей. После того как я вошел в круг его близких знакомых, никто из сельских хулиганов не смел даже приближаться ко мне, боясь расправы Георгиоса.
Он учил нас тому, что хорошо умел сам, — воровать и мошенничать, наши детские сердца и умы быстро впитывали эту нечистую науку, позволяющую жить весело и безбедно. Подростки ведь не представляют всей тяжести последствий, неизбежно настигающих злоумышленников. Особенно, из всей остальной шпаны, наш вожак приблизил к себе меня за зоркий глаз и чуткий слух, а также за природную смелость и любовь к рискованным авантюрам.
Он стал брать меня на самые опасные дела, и мы серьезно занялись контрабандой оружия. У меня стали водиться деньги, я обнаглел и стал дерзок с людьми. Мать уже не бранила меня за мой промысел, но всегда осуждающе глядела, когда я уходил на встречу со своими дружками. Она была глубоко верующим человеком и часто молилась перед нашей родовой иконой Божией Матери Киккской, чтобы я, наконец, исправился и встал на путь истинный. А я, человек, потерявший совесть и закопавший в землю собственное сердце, не унимался и все больше преуспевал в своем преступном ремесле.
Но в жизни обязательно настает момент истины, когда ты должен окончательно выбрать свой путь: либо ты еще больше погрязаешь во зле, либо, не сумев переступить некую черту, оставляешь злые дела и обращаешь свои глаза к свету. Мой момент истины наступил так.
У Георгиоса была одна всем известная сердечная страсть, он положил глаз на племянницу богатого, но очень нехорошего человека. Может быть даже, это была и не простая страсть, а настоящая любовь, я сейчас, по своей тогдашней незрелости, ничего не могу сказать точно. Он часто, изнемогая от гнетущего чувства, стоял под ее окном и ждал, когда Лариса — так звали эту девушку — взглянет на него.
Она, как мы все видели, отвечала ему взаимностью, или, по крайней мере, испытывала к его личности неподдельный интерес, но их женитьба казалась делом несбыточным, слишком уж разных кругов они были. Этот ее дядя, толстосум по имени Петрос, был жадным ростовщиком и пользовался нашей сельской нищетой, чтобы еще более увеличить свои богатства. Георгиос был, конечно, удальцом, но все же человеком без будущего, он ничего не знал, да и не хотел знать, кроме воровства. Георгиос имел с богачом какие-то дела, а тот, будучи хорошим психологом, видел, какое впечатление его племянница производит на молодого контрабандиста. Но он не только не пытался унять эту страсть, но, напротив, поощрял ее, чтобы использовать Георгиоса в своих мрачных делишках.
Однажды Георгиос пришел к условленному месту на берегу моря в очень плохом настроении. Он печально глядел на воду и бросал в волны камни. Тогда я спросил своего старшего друга:
— Георгиос, что случилось? Я смотрю, сегодня ты сам не свой.
Наш вожак не любил, когда ему лезут в душу, но в этот раз не сдержался и пожаловался на богача:
— Эх! Петрос вроде пообещал выдать за меня племянницу, но взамен я должен сделать кое-что очень нехорошее. Я боюсь, что, если соглашусь, произойдет нечто страшное, но ведь и не согласиться я не смогу. Слишком сильно я люблю мою Ларису.
— И что этот богатей от тебя хочет? Неужели тебя чем-то можно смутить?
Георгиос с видимым отвращением поморщился и строго посмотрел на меня:
— Только ты, дружище, сделай одолжение, ничего и никому не говори.
— Договорились. Буду нем как рыба.
— Хорошо, ты мне как брат, и я знаю, что мой брат ничего и никому не скажет, — Георгиос тяжело и с болью вздохнул. — Короче, Петрос хочет, чтобы я украл ему с Афона, прямо из монастыря Дионисиат, руку святого Иоанна Предтечи.
— По-по-по. Матерь Божья! Ведь это же настоящее святотатство.
— Вот! И я о том же! — Георгиос с гневом метнул в воду большой плоский камень. Луна освещала море, и было видно, как камень лягушкой проскакал по воде несколько раз, пока не ушел на дно.
— Слушай, Георгиос, а зачем ему эта рука? Продать, что ли, хочет?
— Нет, он, видите ли, желает замуровать мощи в стену своего нового дома, того, что строится на пригорке. Думает, что так избавится от страха, который гложет его скупой дух уже долгое время. Когда-то, много лет назад, одна еврейка из Салоников на колдовских картах Таро нагадала Петросу, который в то время был простым банковским клерком, что тот умрет страшной смертью — сгорит в пламени собственного дома. Петрос очень боится этого предсказания и верит, что, если он замурует в стену дома святые мощи, Бог не сможет допустить, чтобы его дом сгорел.
