Ричард Калич - Чарли П
Как Чарли П потерял свой «клювик»
То ли ему наскучила полная неподвижность, то ли насторожило полное отсутствие движения, но однажды утром Чарли П проснулся и с ужасом обнаружил, что потерял свой «клювик». Он искал везде и повсюду: под кроватью, за раковиной, в шкафу, он даже погрузился в автобус и съездил в скаутский лагерь в Катскилле, где когда-то потерял невинность. Но все напрасно – «клювика» нигде не было. Стараясь не поддаваться панике, но, что вполне понятно, более чем озабоченный, Чарли П с удвоенной энергией взялся за методичные поиски. Он обошел всех своих подружек, бывших и настоящих, обшарил квартиры своих жен, настоящих и бывших, а также зашел к любовницам; он проверил каждый уголок, начиная от ящиков для нижнего белья и кончая буфетами для посуды. Безуспешно. «Клювик» исчез. Чарли П охватила не просто паника – он не спал ночей и каждое утро вскакивал в холодном поту. Он сел в самолет и помчался в израильский кибуц, где однажды пережил безумно страстный роман с одной безумно пылкой ашкенази.[4] Затем он отправился в экзотические страны, где ни разу не бывал, но которые не раз видел в телепередачах о природе и путешествиях и считал возбуждающе-соблазнителькыми. Одни их названия приводят Чарли П в восторг, что и говорить: Эгейский архипелаг, тундра Аляски, африканская пустыня Калахари. Вернувшись с пустыми руками и, само собой, вне себя от волнения, он внимательно осмотрел собственные штаны, заглянул в обе брючины, пошарил в ширинке, а также в карманах – передних и задних – и не забыл ощупать карманы жилетки. А вскоре Чарли П был замечен на улице – вы вполне могли видеть, как он заглядывает под юбки и платья проходящих дам; он переворошил все полки в супермаркете и даже побывал в офисе, где учинил страшный беспорядок. Все впустую, результат всегда один и тот же. Однако мы помним – он не из тех, кто теряет ирису тствие духа; напротив, его отличает оптимистический взгляд на жизнь и цепкость мышления. И вот однажды вечером, прежде чем отправиться спать, Чарли П с бокалом глинтвейна в руке поудобнее устраивается в своем любимом кресле, порывшись в ящике письменного стола, извлекает перо и бумагу и, вместо того чтобы погрузиться в размышления над романом (признаком чего является блуждающий взгляд и порывистые движения, когда он внезапно вскакивает с кресла и начинает ходить по комнате – туда-сюда, вперед-назад – такая уж у него привычка), начинает составлять список того, что принесет ему новая реальность, в которой Чарли П предстоит жить после потери «клювика». Прежде всего, ему больше не придется иметь дело с женскими прелестями; вслед за осознанием данного факта в памяти Чарли П, словно повинуясь фрейдистским законам, всколыхнулась волна образов и воспоминаний; они, тесня и толкая друг друга, захлестнули его и хлынули через край; с ужасающей ясностью он увидел: бедра, руки, ноги, груди и задницы – все смешалось и слиплось, спрессовалось и переплавилось в единый ком, в сплошную, кишащую частями женского тела массу; перед ним проплыла бесконечная вереница сексуальных поз и сюжетов, тех, в которых он за долгие годы своей жизни лично принимал участие и переживал на самом деле и/или просто в своем воображении.
Чарли П охватила невыразимая грусть. Несомненно, в его памяти хранится множество Воспоминаний о Явлениях Прошлого (настоящего и будущего), но одна вещь совершенно очевидна: помимо размера, формы, цвета, запаха и вкуса различных частей женского тела и безликих, если хотите, гениталий, Чарли П не способен вспомнить ни одного женского лица, не говоря уж об именах. Ничего, что могло бы отличить одну женщину от другой. Все эти существа женского пола были одинаковы. И что хуже всего, все они существовали лишь в его воображении. Но, как мы уже намекали, а может быть, утверждали, Чарли П не был бы самим собой, не будь он Несгибаемым Оптимистом.
Итак, распираемый изнутри необычайной жизненной энергией й чувствуя прилив невероятной бодрости, он набросал список новой реальности, с радостью отметив тот неоспоримый факт, что наличие или отсутствие «клювика» никоим образом не влияет на его благополучие. По правде говоря, он всю жизнь чувствовал себя каким-то неуклюжим и неловким, теперь же, когда он вырвался на волю, словно узник, вдруг избавившийся от своих оков, и раз уж его цепи и кандалы все равно были лишь плодом его воображения, то ничто не мешает Чарли П вообразить… о, возможности безграничны… он сможет… он будет…
И дело даже не в том, что Чарли П отличается особой цепкостью мышления и его несгибаемый оптимизм тут ни при чем, просто, уцепившись за что-нибудь – будь то идея, денежная купюра или любая часть женского тела, – он уже не в состоянии разжать пальцы. Вот и сейчас, едва только Чарли П удалось превратить поражение в победу, а потерю в приобретение, как он начинает добавлять к своему списку новые и новые пункты. Подумать только, говорит Чарли П, обращаясь к самому себе, сколько денег, сил, а главное, времени он сэкономит в будущем. Больше никаких пустых трат, никаких бессмысленных походов по магазинам в поисках подарка для дамы, на которые уходят целые дни и часы – драгоценные дневные и бесценные ночные – время, бездарно растраченное на ухаживания. И больше никаких расходов на рестораны, где приходится расплачиваться за завтраки, обеды и ужины, съеденные его подругами, не говоря уж о расплате, которая наступает после развода, – судебные издержки, раздел имущества и алименты на содержание. И все это без учета расходов на цветы, свечи, вино, красное и белое, – неизбежные атрибуты, без которых в наши дни не обходится не то что процесс ухаживания и соблазнения женщины, но даже самый обыкновенный день рождения или другой какой-нибудь праздник – День Благодарения. Кстати, о благодарности – сюда же следует добавить затраты на подарок, который благодарный джентльмен непременно обязан преподнести уступившей ему леди, а также «отступной» презент при расставании или отъезде по делам, и, безусловно, вернуться он тоже должен не с пустыми руками. Боже, задумай вы повести семью на бродвейское шоу один-единственный вечер будет стоить вам целого состояния. И коль скоро речь зашла о семье, подумайте, сколько можно сэкономить на детях, на их образовании и медицинском страховании, летних каникулах, баскетбольных и бейсбольных лагерях, балетных кружках, занятиях музыкой, уроках французского и испанского, секциях плавания и скалолазания; и в шкафу будет больше места, и в ванной комнате станет свободнее, и в шкафчике для лекарств освободится несколько полок, и самое замечательное – наступит полная свобода распоряжения банковским счетом по собственному усмотрению. И уж наверняка ему больше не придется делиться своим главным сокровищем – книгами (то, что к ним никто не прикасался, лишь удваивает их ценность), которые его подруги, взяв почитать, естественно, никогда не возвращали.
Наливая себе новую порцию глинтвейна, Чарли П не может сдержать ядовитую усмешку. Впредь, думает он про себя, проходя мимо «Бендис» или любого другого фешенебельного магазина женской одежды, ему не придется брать свою даму под локоток и переводить на другую сторону улицы. Да, сэр, больше никаких неловких, вгоняющих в краску моментов. Даже представить невозможно, от скольких унижений и оскорблений он избавился. Отныне ему не придется терпеть попреки и внушения, выслушивать жалобные стенания и трагические причитания, которые обрушивались на него нескончаемым потоком, стоило его подруге открыть рот. Сколько раз он слышал: «Чарли П – бесчувственный эгоист», «Чарли П слушает, но не слышит», «Чарли П смотрит, но не видит». Но самые обидные слова, ранившие его до глубины души и причинившие наибольшие страдания, были брошены свысока и звучали, как надпись на воткнутой в клумбу табличке: «Чарли П, ты можешь смотреть, но не смей прикасаться».
Чарли П отхлебнул глинтвейна, и его лицо расплылось довольной улыбкой; он продолжает свои размышления и подсчеты. Потеря «клювика» – это лучшее из того, что с ним когда-либо случалось. Теперь он не только сэкономит деньги на дамах и, соответственно, сможет больше тратить на себя, но при этом значительно уменьшится расход энергии (в постели и вне ее); меньше стрессов и волнений, что приводит нас к последнему, но не менее важному обстоятельству – он будет жить не только дольше, но и лучше. Тогда, пожалуй, даже его писательские дела пойдут в гору. Как Толстой (горячо любимый писатель Чарли П), чье либидо ушло, когда ему исполнилось шестьдесят, и он, бросив писать мелодрамы о птичках и пчелках, вроде «Анны Карениной» и «Войны и мира», посвятил себя теологии и философии; так и Чарли П сможет наконец погрузиться в серьезный писательский труд. Конечно, он ни в коей мере не сравнивает себя с великим русским писателем, однако хочет провести параллель, показав, каким образом и на что он мог бы потратить свой скромный талант. В конце концов, не будем забывать, что его талант до сих пор лежит нерастраченным; и хотя Чарли П напряженно размышляет о творчестве, он до сих пор не написал ни одной страницы, ни строчки, ни единого слова из своего Великого Американского Романа.
