Борис Евсеев - Лавка нищих. Русские каприччио
Стал Антоша думать и на работе.
Раньше он вещал, не размышляя, лишь слегка стопоря или направляя в нужную сторону цепочки слов. Теперь – по-другому. Он размышлял вслух, мешал телеоператору, выводил из себя режиссера, приставал ко всем с дурацкими вопросами, лепетал в прямом эфире ни в склад ни в лад.
Ночной эфир, так полюбившийся всем, кто его мастерил, вместе с суетой ведущего, стал трещать по швам, рассыпаться, гаснуть.
Как-то осенью, после очередной встречи с ночным гостем, Антоша-Тоник, поссорившийся сразу и с режиссером, и с оператором, ловил на Севастопольским проспекте частника. Машины у Тоника не было. «Таксей» он не признавал.
Закурив, Тоник стал размеренно подымать и опускать руку. Вдруг кто-то подскочил к нему сзади и сбоку, молча встал за спиной. Тоник задымил, как печь, и только напустив через плечо дыму погуще, обернулся.
– А я сегодня, как назло, без машины. Думал, мы с вами эфирчик быстро сварганим – так я на троллейбус и поспею!
Человек за спиной оказался сегодняшним «ночным гостем». На эфире он представился странно: то ли народным целителем с медицинской степенью, то ли знахарем высшей категории из Кремлевки, – Тоша забыл, как именно.
«Гость» был очень уверенным в себе, вертким и смешливым человечком на голову ниже Тоши. Был он к тому же просто-таки распахнут настежь. Так и казалось – в грудь «гостя» вделана бесшумная и безотказная форточка: открыто – закрыто, закрыто – открыто.
Правда, Тоша сразу заметил: этой самой открытостью «ночной гость» что-то в себе прикрывает. «Ушлаган какой, – подумалось еще на эфире, – надо держать с ним ухо востро. Еще денег попросит. Ну это – шиш с маслом!»
– Знаете, куда я сейчас еду? – спросил «ночной гость». При этом он продолжал ловко повертываться на каблуках и поглядывать по сторонам. – А еду я в «Народную клинику», о которой рассказывал нашим уважаемым телезрителям. Хотите взглянуть, что там и как?
Антоша попытался вспомнить ночную телетрепотню. Но ничего не припоминалось. Он был так поглощен на эфире мыслями о жидком зеркале, что пропустил самое важное.
Антоша устал, ему хотелось домой, тепловатая ноябрьская сырость раздражала психику. Однако ехать в клинику он почему-то согласился.
Доехали быстро: дважды сворачивали в переулки, после третьего поворота остановились.
– Здесь, – сказал целитель и отпустил частника. Когда-то давным-давно Антоша-Тоник был женат. Были у него сын и дочь. Но и детей, и бывшую жену он вспоминал редко.
Разве вспоминалось женино:
– Ан-то-нин. Пора, наконец, проявить мужество! Или другое:
– Ан-то-нин. Марш с кошелкой на рынок!
Может, Антоша о жене и детях и не вспомнил бы. Но о них заговорил народный целитель. После чаев-кофеев он неожиданно сказал:
– Пугать вас не стану, но прогнозец выдам. А с ним, как полагается – и рецепт.
– Вы ведь, кажется, не врач... – В этот час Антоше не хотелось прогнозов – хотелось коньяку с лимоном или, на худой конец, ликеру покрепче.
– Да, я не врач. И если уж быть до конца честным – я шарлатан. Или как говорили раньше – надувала.
– Вот как? – Антоша хотел возмутиться, проорать что-то обличительное о шарлатанах – медицинских, экономических и всяких других, – до краю заполонивших Москву. Но лишь устало пожал плечами.
– Да, шарлатан, надувала. И горжусь этим. И объявляю об этом прямо. Я прозрачен, как.
– Как мягкое зеркало?
– Зеркало тут ни при чем, – обиделся маленький шарлатан. – Здесь другое важно. Я ведь на цыганском факультете диплом свой получил. А это – трех академий стоит. Так что, хватит, еханый насос, болтать, здесь не эфир, давайте о деле. Вы холостяк? Вижу, знаю. А когда-то были женаты. И жизнь у вас, в общем и целом, была неплохо налажена...
Здесь-то Антоша жену с сыном и дочерью вспоминать и стал. Правда, вспомнилось не все. От эфирной расслабы и дальнейшей усталости ему никак не удавалось припомнить девичью фамилию жены.
Впрочем, фамилий целитель и не спрашивал. Он заговорил о другом:
– Я ведь не для нравственных проповедей, – надувала прокашлялся, – вас сюда заманил. Просто во время передачи я заметил у вас одну редкую особенность. Или, если хотите, одно небольшое отклонение. Вот. Обратите внимание... – надувала повел рукой в сторону компьютеров, посвечивающих тошными ночными огоньками.
Вглядываться в экраны Антоша не стал. Заметил только: на самом большом шарлатанском компьютере мерцает, сжимается и разжимается, одним словом, «дышит» чей-то мозг.
Примерно такой, каким его рисуют в школьных учебниках. Ну, может, чуток побольше и набок зачем-то скошен.
– У вас выпивка есть?
– Вот-вот, – обрадовался шарлатан, но сразу же полез в шкаф и достал уже кем-то ополовиненного «вискаря», – так я и думал! Вы просто обречены сейчас за выпивку хвататься. Может еще и анаши спросите?
– Нет, только рюмочку. Ну и, – Тоша слегка замялся, – горсть табачку мне туда сыпаните.
Надувала обрадовался и табачку. Но потом – и как показалось, скорей по обязанности – помрачнел, стал на Тошу зря наговаривать:
– У вас, Антонин Юрьич, нездоровый вид. Не знаю, что вам впаривает официальная медицина, но я вам скажу вот что... У вас – как я уже говорил – есть особенность: слегка воспален один из участков головного мозга. Так называемый «островок Рейля». Insula Reili. Островок этот упрятан в глубине правого полушария, в так называемой сильвиевой щели, и что-то больно похож на египетскую пирамиду! Правда крохотную. Так вот: у вас этот самый «островок» треугольный горит ярким пламенем. Он воспален. Он властвует над вами. Как фараон, как Сталин, как сатрап! А вы, вместо того чтобы силу этого островка себе на благо использовать, словно раб, ему подчиняетесь. Ну и глушите себя – как судака динамитом – коньяком и водочкой. Теперь еще и табачок стали подмешивать. И зря! И глупо! Потому как – возможности этого самого «островка» можно для своих целей приспособить. Вот, гляньте на экран...
– И не подумаю. Бар-рмен! Еще рюмку, пожалуйста.
– Хорошо, но это – последняя... Так вот: этот самый «островок Рейля», он ведь не только пить без продыху и курить взасос заставляет. Он еще и отвечает за вашу интуицию. Ну и какую из возможностей этого «островка» надо развивать? Какую сделать главной? Вот вы меня выбрали «ночным гостем». За это – отдельная благодарность...
– Гость ночной ко мне явился, гость, и больше ни-че-го...
– Дайте же досказать! Я заплачу вам той же монетой. Помогу активизировать «островок Рейля». Но могу и пригасить его.
– Врубайте на всю катушку! – Тоша потянулся к «вискарю», неприлично булькая, допил остаток из горлышка, отер капли с подбородка, с шеи.
– Человеческий мозг – дневное явление. Он отсвет шести дней творения, а не сгусток предшествовавшей творению ночи. Если же врубить, как вы тут ляпнули, «островок Рейля» на всю катушку, – мозг может стать «ночным», резко интуитивным, неуправляемым.
– Ночным? Да на здоровье!
В полуночной тишине мозг стучится в дверь ко мне.
– Да поймите же! «Ночной мозг» – чистая интуиция, без капли рассудочности. А чересчур развитая интуиция – как и ее нехватка – бывает не только полезна, но и опасна. Интуиции у вас хватает. И лучше не ее усиливать, а страсть к табачному пьянству прикрутить фитилечком!
– Н-ничего не лучше! Электризуйте, увеличивайте, делайте остров – материком, можете даже головкой архипелага его сделать!
Непонятный страх смиряя, встал я с места, повторяя...
– Бросьте стихи! Они только путают дело! В них – тоже интуиция, но интуиция, скажу я вам, неправильная...
– А вот не брошу, не брошу:
Поздний гость приюта просит в полуночной тишине.Гость стучится в дверь ко мне!
– Лады, – сдался надувала и потянулся рукой к Тошиному виску, а потом к затылку. – Увеличим ваш островок. Сделаем его островом. Островом Врангеля. Островом Пасхи. Островом сокровищ, наконец!
Тоник вышел от шарлатана, слегка пошатываясь. Остановился под фонарем. Хотел зачем-то вернуться.
– Мужчына, дайте прикурить.
Крашеная восточная женщина. Узбечка, может, цыганка. В длинном, едва ли не на голое тело, плаще. Чуть дрожит, рот алчно фосфоресцирует, одна рука заломлена за спину.
– Дайте же прикурить мне. Скорей. Умираю!
Тоник широким жестом вынул зажигалку, потом вдруг глухо крикнул в пространство: «А поехали в ресторан? В „Советский ресторан“ со мной – поехали?»
Дни запрыгали, как курчавые барашки в Тошиной любимой рекламе: друг за дружкой, быстрей и быстрей.
Это были дни удач и какого-то карусельного счастья. То, другое, третье; деньги, премии, наградные листы. Внезапно подобрались новые сотрудники: режиссер, редактор, какая-то девушка в прозрачных юбках. Передач стало меньше, но платить меньше не стали.
