Николай Климонович - Цветы дальних мест
Когда все хозяйство, как ручной выводок, остановилось возле ее ног на земле, тетя Маша освобожденно подергала плечами, деловито повозила локтями по бедрам, поправляя что-то на себе, хрипловато спросила, обращаясь к шоферу:
— Ну, кто начальник?
Лицо ее было опухшим значительно.
Глаза красны и малозаметны, словно над двумя круглыми, свеклой вымазанными щеками прорезали две карие щелки. Большим пузырем торчал из-под платья живот, пустые груди спадали на него. На коротких босых ногах имелись домашние тапочки с серой выпушкой по грязным щиколоткам. Была тетя Маша сейчас, по всей видимости, пьяненькой.
— Энтот, что ль?
И она уставилась на парня, ухмыляясь и покачиваясь, а руки для устойчивости уперев в бока, кистями назад.
— С бо-ро-дой, — протянула и ухмыльнулась шире. Шофер наблюдал сцену с удовольствием.
— Ну, начальник, в дом веди!
Подхватив узелки, тетя Маша бесцеремонно устремилась в дверь; обескураженный парень поспешил за ней; посмеиваясь, пошел и шофер.
— Энто ничего, уютненько устроились, — отпустила повариха, очутившись в большой комнате. — Показывай, где моя постеля?
— Я… я не начальник тут, — пробормотал парень, с неприязнью на нее глядя.
— А чего вылупился? Без тебя знаю, что не начальник. Я, считай, поварихой без малого сорок лет. И в столовых, и по экспедициям по вашим. Начальников о-ой сколько перевидала… Ты скажи лучше, чего здесь торчишь, когда начальник на работу ушел? Сторожишь, что ли, молод еще сторожить. Ишь здоровый какой! Где постеля?
— Заместо повара он у них, — ввернул водовоз.
— Повара? — Тетя Маша уставилась на Вадима. — Это как же понимать — повара?
— Вы… повежливей, — выдавил парень, алея.
— От так повара нашли! Да что ж ты готовить умеешь-то? Ты, к примеру, харчо готовить умеешь?
— Никто вас не ждал, — возразил парень как мог решительнее, — постель для вас не готова. Если хотите, могу поставить раскладушку в общей комнате. Если нет…
— Это в какой такой общей? — поинтересовалась повариха, и от нее тихонько пахнуло перегоревшим портвейном. — В бабьей?
— У нас бабьей нет.
— И почему это не ждали? Мне вот Толик сказал, что как раз ждали. Да, ты сам ничего не знаешь, — махнула она на парня рукой. — Вот приедет начальник, он те скажет, кого ждали, а кого нет. Иль ты думаешь, — прищурилась она с интересом, — очень мне надо по пустыне по этой таскаться? Я б и дома посидела, вполне. Но Толик сказал: поезжай, мол, теть Маша, повариха нужна позарез. А я что, я людям завсегда рада помочь. Я Толику и говорю, что месяц могу поработать. Дочке то да се подкупить надо, сама на одну пенсию… — Но тут она широко-широко зевнула, показав для обозрения немногие зубы в аккуратных недавних стальных коронках.
— Ты ее на время в апартамент к начальнице и определи, — посоветовал шофер шепотом и украдкой щелкнул себя по горлу, кося глазом и подмигивая. — Пусть проспится пока, там разберетесь.
Парень принес раскладушку.
— И не надо ничего, усё. Дверь закрывай…
Не успел парень рта раскрыть, как дверь хлопнула, раскладушка вскрикнула, поныла еще, и тут повариха засопела так громко и так обиженно, словно понарошке прикинулась спящей.
Хороша теща? — поинтересовался шофер. Оказав услугу, он, видно, почувствовал себя в доме запросто и по-хозяйски придвинул стул к столу. — Иди наливай воду-то.
— У нас с прошлого вашего приезда только одна фляга и вышла.
— Флягу и налей. А то скоро не приеду.
— Почему так? — остановился на пороге парень.
— Да так. Может, в отпуск уйду, может, совсем уволюсь. Не знаю еще. Да только пока другого найдут…
— Мы только три дня на вашей воде протянем.
— А я чем могу помочь? Наполни всякие кастрюлечки-фуюлечки, а там экономьте. Вам что, у вас колодец рядом — и помыться, и всякое такое. Слышь, может, насчет чайку сообразим, а?
Шофер снял кепку и помахал ею перед собой, отдуваясь. Обмахнувшись, напялил снова. Парень поставил чайник на газ.
Он вышел во двор и наполнил флягу. Потом налил бидон и большую кастрюлю. Вода была мутная, ржавая, теплая.
Шофер ждал за столом. Широко расставил локти и курил «Беломор».
— Могу сигареты дать.
— А что сигареты? — бойко откликнулся водовоз. — Вот это — табак! — Он помахал в воздухе папиросой с изжеванным мундштуком, зажатой в пальцах. — А в сигареты в твои понапихают дряни разной. Да еще фильтр приклеят, чтоб дрянь в нос не шибала. А это — вещь! Ее иной раз прикуриваешь, а бумага аж трещит, табак вспыхивает, конец, как цветок, распускается…
Парень пожал плечами. Обычно шофер не отказывался от его сигарет.
Они сидели друг против друга за столом.
— Жарко очень, — помолчав, пожаловался парень — сказал, чтобы сказать что-нибудь.
— Не холодно.
Парень взглянул на шофера украдкой. Что-то новое было в водовозе сегодня, не будничное.
Замурлыкал сонно чайник на кухне. Затих на мгновение, затем громко застучал крышкой.
— Покрепче заварить?
— Да мне чтоб желтенько было. Главное — кипяточку…
Парень налил кипятка в прошлую заварку. Наполнил кружку до краев и придвинул шоферу. Тот облапил кружку перепачканными ладонями, не студя, не дуя, приподнял над столом, наклонился, приладил половчей губы к краю и стал пить кипяток большими глотками, по-видимости не обжигаясь.
Парень глазел на него. Парня всегда радостно удивляло любое незаурядное умение в других.
Шофер поставил кружку, допив чуть не до дна. Облегченно вздохнул, икнул горлом и снова зажал в зубах папиросу.
— Ерундово вам здесь жить, — проговорил он довольно и пустил дым дуплетом из ноздрей — проговорил утвердительно, но как бы между прочим.
— Да ничего.
— Это четверо вас мужиков и баба одна?
— Да.
— Кто хоть ее? — Шофер указательным пальцем правой руки звонко похлестал по большому левой. И осклабился: — Сколько платят-то хоть?
— Кому? Мне?
— Ну тебе, к примеру?
— Мне немного. Я рабочий здесь, третьего разряда. У меня оклад семьдесят восемь…
Шофер присвистнул:
— И все, что ли?
— Плюс полевые. Еще процентов восемьдесят.
— И это за сто пятьдесят ты здесь надрываешься? — Шофер помолчал, разглядывая парня и с интересом, и с неприязнью, как тому показалось. — Да ты бы лучше на прииск пошел. Там рабочие прилично зарабатывают. До трехсот, точняк говорю. А здесь что? И денег не платят, и сидишь в пустыне, как гад. Ни баб, ни пойти никуда. Пьете хоть?
— Не пьем, — сказал парень.
— Ну да, говори. — Шофер подмигнул. — Сухой закон, да? Это когда всухомятку хавать запрещается?
Водовоз усмехнулся. Помолчали. Слышно было, как за дверью сопит тетя Маша, иногда приговаривая во сне, как фальцетом, все в один голос, ноют мухи, копошась на потолке.
— У меня-то, конечно, копейка идет, — заговорил водовоз снова, — да только видал я в гробу такую работу. Пропали она пропадом. Лучше меньше на карман получать, чем так.
— Почему?
— Как почему? Поди, поезди с мое. Как объяснить. Дуреешь в пустыне в этой, вот что. Трясешься, корячишься… Иногда едешь, едешь, думаешь — и вроде как дурной становишься.
Больше спрашивать парень не решился.
— Еще чаю хотите?
— Лей… Ну вот, а теперь я решил — баста. Враз решил, вчера вечером.
— Знаете, — парень сменил тему, — к нам вчера на огонек один пастух приезжал…
— Так вот, — не слушая, добавил водовоз и взялся за кружку.
— Он рассказывал, — гнул парень свое, — что где-то в округе, три часа на лошади ехать, пресный колодец есть. Или не колодец, а родник, что ли. Он по-русски плохо, так что не поймешь… Далеко это, не знаете?
— Бывает, — ответил шофер невпопад и чиркнул спичкой, прикуривая потухшую папиросу.
— Как, то есть?
— Ну как? Бывает — остается открытой скважинка какая, озерцо и натекает. Только высыхает быстро, конечно. Может, про это он говорил.
— А что за скважинка?
— Ну, пробурят буровики. Ищут воду, пробурят, вот и скважинка. Поначалу смотрят — вроде есть вода. А потом напор слабеет, они и бросают ее, когда видят, что воды внизу мало. А воды здесь везде нет, бури сколько хошь. Да только они специально это делают. Им совхоз платит. Вот они и бурят где ни попадя. Копейку получат — и хорош! А вода, глядь, и вышла вся.
На лбу шофера высыпал бисер.
— А сами знаете, где это?
— Что?
— Ну, озерцо.
— Да нет, я так, вообще говорю. Сам не был. Но ребята наши, шофера, рассказывали — вроде кто и был.
— А много там воды?
— Да по-разному говорят. Одни — по щиколотку, другие — по колено. Ребята трепали — купались даже. Вокруг-то песок — вот тебе и пляж!
— А вы?
— Что я?
— Сами-то отчего не съездили?
— А что я там забыл?
