Жан-Мари-Гюстав Леклезио - Путешествия по ту сторону
Настоящее в этой стране прекрасно. Оно мерцает, искрится, словно тысячи слюдяных окошек или маленьких зеркалец отражают свет. Здесь такие яркие цвета, высокие здания выкрашены в красный цвет, в голубой, в зеленый. Можно часами смотреть на красную стену и уноситься куда-то вдаль. Никто не подойдет сзади и не скажет тебе:
«Алле, оп-ля! Вперед, марш!» —
и ты можешь унестись очень далеко за эти стены, за эти окна, можешь забираться на башни, на любую высоту, парить в воздухе, словно бумажный змей, а потом не спеша спускаться, описывая круги.
Ты ничего больше не знаешь. Нет ни книг, ни газет, ни радио. Найя Найя легко все забыла и идет, окутанная белым туманом. Что такое дни, что такое время? У людей нет боль- [42] ше возраста, они стали такими, какими были до рождения, вновь стали самими собой и не думают ни о чем.
Ну да, ведь это шум рождает думы. Вот мысли — совсем другое дело. Образы проносятся быстро, как молнии, можно увидеть десятки тысяч картин за одну секунду. Но если попытаться задуматься — ничего не получится. А Найя Найя уже далеко, никто не может последовать за ней. Страна тянется все дальше по ту сторону болтливых стран, и каждое оставшееся слово обращается в камень. Ты можешь только пытаться бежать за ней от взгляда к взгляду (ведь все здесь имеет глаза), излучая волну, которая просто говорит:
Здравствуй! Здравствуй! Здравствуй!
И тогда, быть может, ты попадешь не совсем туда, не в ту страну, где не разговаривают, а в глуповатую страну, но это совсем рядом.
Я говорю: волны, потому что не нахожу более подходящего слова. На самом деле это, скорее, легкие толчки, колебания, исходящие от тел и предметов и заполняющие воздух. На самом деле ты будто путешествуешь внутри всего, без конца, потому-то слова и не успевают родиться в той стране. Найя Найя об этом знает и быстро проскальзывает между предметами. Она держится поближе к деревьям — от них меньше толчков — и шагает по набережной вдоль моря. Море тоже не разговаривает, никогда не скажет ничего разумного. В книгах, которые вы читали в былые времена, море часто говорило разумные вещи. Здесь море гладкое, сине-черное, вас так и тянет дойти по нему до горизонта. А Найя Найя говорит тем же языком, что и море, говорит что-то сине-черное с волнами и барашками, которые медленно катятся друг за другом.
Все это в ее глазах, в глубине двух черных колодцев. Если бы кто-нибудь из нас — Аллигатор Баркс, Джин Шипучка, Сурсум Корда, Леон, Луиза, Ямаха, да кто угодно — обладал глазами Найи Найи, он увидел бы удивительные вещи. Одна только Найя Найя умеет гасить глазами шумы слов. Ее глазами один из нас увидел бы ломаную линию черных горных вершин над городом, потом и сам город с ослепительно яркими домами и небоскребами, длинные улицы, пересекающиеся под прямым углом, парки, где растут рядом пальмы и кедры, проспекты, по которым мчатся черные, блестящие автомобили и, наконец, морские волны. То есть он увидел [43] бы все это, именно все это, а не слова, которыми это называют. Страна, где не разговаривают, расположена внутри стран, где разговаривают, отделенная от них как бы тонкой пленкой, но нужно обладать глазами Найи Найи, чтобы туда войти.
Найя Найя знает секреты. Это не ключи, которыми отпирают двери, все куда проще, весь секрет в ней самой, в ее теле, в ее глазах. Она ничего не скажет, не разомкнутся ее сжатые губы. Она просто идет, а мы — мы бежим за ней, задыхаясь, пыхтя, как тюлени, и вот так она показывает нам дорогу в свою страну. Найя Найя не оборачивается, даже не знает, следуем ли мы за ней. Идет своей легкой, упругой походкой, размеренным шагом, огибает клумбу с цветами, перепрыгивает через металлическую ограду на краю тротуара, переходит улицу на зеленый свет, бежит между машинами, заходит в кафе, полное оранжевых огней, и выходит через заднюю дверь, пробежав через кухню, минует еще три улицы, входит в магазин и выходит через ту же дверь. Пожелай она сбить нас со следа, ей бы не пришлось идти по-другому. Дело в том, что каждый из нас еще несет с собой пару-тройку слов, причастие, деепричастие, обстоятельство образа действия, что-то из Боссюэ или из Малапарте — и это навевает на нее тоску.
Если хочешь попасть в молчаливую страну, надо все оставить позади. Голова должна быть пустой, тело тоже. А у тебя еще остались слова — в костном мозгу, меж ребер, в позвоночнике. Они как маленькие цепкие зверьки. Надо изгнать их как можно скорее, иначе Найя Найя уйдет еще дальше в глубь своей немой страны и ты навсегда потеряешь ее след.
Представьте себе безмолвные изваяния. Белые стройные башни, устремленные ввысь, залитые послеполуденным солнцем, солнцем пяти часов вечера, неподвижно возвышаются на асфальтовых площадках, а у подножия выстроились в ряд крошечные автомобили; вы пристально всматриваетесь в эти изваяния и ничего не слышите. Они рассекают синее небо, десять или двенадцать неподвижных башен, высокие, похожие на статуи. Здесь — центр страны, в которой не разговаривают. Здесь создается самое непроницаемое молчание. Найя Найя быстро идет в сторону башен. Она хорошо знает дорогу — путь лежит сюда. Ей еще встречаются люди, [44] и она молча погружает взгляд своих темных глаз в их зрачки, обмениваясь с ними мельчайшими колебаниями; вокруг нее вспыхивают искры, быстрые отсветы, язычки пламени, здесь все происходит так стремительно, словно никогда не было на свете речи.
В небе парят птицы, они тоже летят в сторону белых башен. Все направляются сюда или отсюда возвращаются, и это естественно — ведь здесь самое безмолвное место в мире. Теперь Найя Найя идет босиком по газону, по густой траве. Чем ближе башни, тем она меньше. Здесь дует сильный ветер, вокруг нет домов, которые бы ему мешали. Башни высотой с километр, белые-белые и поблескивают тысячами черных окон. В центральной башне живет тот, кто царствует в стране, где не разговаривают, — старик, похожий на каменное изваяние. Он живет совсем один на верхушке своей башни. К нему и день и ночь спешат все волны, все толчки, все колебания. Он принимает их, ощущает своим каменным лицом и никогда ничего не думает. В других башнях живут мужчины и женщины, которые приходят и уходят; им хочется быть поближе к старику, потому что они по-настоящему умеют молчать. А Найя Найя ни разу не поднималась ни в одну башню. Она ведь приходит из другой страны и потому не решается. Но она идет к центру асфальтовой площадки, туда, где стоят бетонные скамьи, и садится. Ее видно издали — крошечную черную точку у подножия белых утесов, рядом с которыми все становится маленьким.
Здесь ничто никогда не производит шума. Даже огромные реактивные самолеты, которые парят вокруг белых башен, словно лыжники на снежном склоне.
Здесь все свертывается, смыкается, прячется одно в другое.
На асфальтовой площадке стоят широченные автобусы и ждут. Несколько деревьев растут на красноватой земле, листьев на них мало. Они неподвижны, и ветер не играет их ветками. Здесь так бело, так одиноко, что кажется, будто это длится века. Найя Найя сидит на скамье, не шевелясь. Она смотрит на окна центральной башни, где живет старик с каменным лицом.
Интересно в сердце безмолвной страны то, что все здесь словно было когда-то засыпано песком, а потом много-много раз замораживалось и раскалялось и в конце концов стало похоже на обсидиан. Но есть в этом и что-то от свежего воздуха и прозрачной воды — чистое-чистое.
[45]
Зайдя так далеко в эту тихую страну, знаешь, что больше никогда ни о чем не задумаешься. Найя Найя задумываться не любит. Она любит движение, любит говорить телом, читать в глазах людей, путешествовать по странам, где есть полны и легкие колебания воздуха. Она любит уходить туда, где не разговаривают, но проходит несколько часов — и она возвращается туда, где люди говорят. Такая уж она.
Здесь сердце странной страны, самое сердце. Слышно только биение крови в висках да тихое шипение воздуха в легких. Безмолвная страна — это и ты сам, здесь ты можешь забраться в свое нутро и жить там, затаившись. Ты здесь один и в то же время не один. Но нет этой страны без Найи Найи, она сама ее создала, сама придумала. И все страны, где разговаривают, где множество шумов борются друг с другом, вдруг исчезают, стоит ей покинуть их. Мир смещается чуть-чуть, на несколько сантиметров — и мы вместе с ней пересекаем границу. Как же хорошо путешествовать с Найей Найей, век бы не останавливались, так бы и бродили всю жизнь по странной стране, где не разговаривают.
Нет, шумы в этой стране не умирают. Просто не показываются, вот и все. Мужчины и женщины здесь носят сандалии на каучуковой подошве, машины тихонько, бесшумно едут на резиновых шинах, радиоприемники и телевизоры молчат. Здесь есть только самые простые и понятные вещи — горы, каменные утесы, земля, трава, деревья, ветер. Кто-то стер слова, которыми были замараны стены, кто-то погасил неоновые буквы. Все часы стоят, и нет на них больше цифр, и только одинокие фонари горят — они просто светят. Здесь просторно и пусто, как в небесах, и кажется, будто кто-то долгие-долгие годы отмывал землю.
