Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 10. Река и жизнь
А тут. на снимке — одна из многочисленных панорам города. Мы пролетали на высоте метров 200…
Фото автора. 21 января 1974 г.
«Плавать по морю необходимо…»
Navigare necesse est… Это латинское изречение, древня матросская поговорка: «Плавать по морю необходимо…» Некогда море для человека было бесконечным, безбрежным, неясным и потому постоянно манящим — а что там дальше, за горизонтом? В далекие времена, когда никто еще не знал, что Земля — это шар, была отлита строка человеческой мудрости.
Полностью поговорка пишется так: «Плавать по морю необходимо, жить не так уж необходимо». Глубина мысли состоит в том, что люди всегда дороже самой жизни ценили познание окружающего мира. Открывать неизведанное всегда рискованно. Но человек с колыбели своей истории сознательно рисковал.
Иначе мы не знали бы очертаний материков, глубин океана, пространства пустынь, высоту гор и толщи снегов. Все добыто дерзанием.
Каждый шаг отмечен смелостью, вызовом опасностям и лишениям.
Всех, кто по крохам и лоскутам собрал нынешний образ Земли, перечислить немыслимо, имя им — Человечество. Но самые яркие имена память наша хранит и хранить будет вечно: Колумб, Магеллан… Наш век этот список пополнил двумя именами: Гагарин, Армстронг…
Плавать по морю необходимо… На долю Гагарина и Армстронга выпало счастье утвердить философскую широту этой мысли, ибо речь уже шла не о море, не о Земле в целом, люди шагнули в пространство, лежащее вне Земли.
Все, что бывает после первого шага, всегда превышает размеры первого шага. Но идущие торной тропой и широкой дорогой непременно помнят о первом усилии, о впервые дерзнувшем.
В космосе люди живут теперь неделями, месяцами. Но нужны были сто с лишним минут, прожитых Гагариным, чтобы стало возможным все остальное.
Повод для этого разговора — день рождения Гагарина. Послезавтра, 9 марта, ему бы исполнилось сорок лет. Конечно, грустно, что дату человеческой зрелости мы отмечаем без самого человека. Но следует помнить: Гагарин и после вершинного взлета жил по закону: «Плавать по морю необходимо…»
У Гагарина два дня рождения. Первый, тихий и незаметный, — в крестьянском доме.
Второй — на виду всей Земли. Второе рождение вызвало множество чувств: «он человек — посланец Земли», «он наш, советский». И, может быть, самое главное чувство — «он такой же, как все», родился в крестьянском доме, мальчишкой бегал босым, знал нужду… Высшая гордость простых людей — видеть человека своей среды на вершине успеха. Это дает человеку надежду, силы и веру. Вот почему смоленский парень в один час стал гражданином и любимцем Земли.
С того апреля прошло уже (как летит время!) тринадцать лет. Мы помним: в родильных домах в те дни большинству мальчиков давали имя Юрий. Этим ребятам сейчас по тринадцать. Гагарин для них — уже история. Живой облик понемногу уже заслонен монументами, песнями и стихами, названиями пароходов, поселков, станций и площадей — обычный и естественный путь от жизни к легенде. И потому очень важно в день рождения Гагарина вспомнить его живым человеком.
Я знал Гагарина близко. Встречался с ним на космодроме, на свадьбе, на рыбалке, на собрании ученых, в почетном президиуме, в веселой комсомольской толкучке и дома в окружении ребятишек. Я видел Гагарина в одеждах, увешанных почетными орденами многих государств. И видел его в сатиновых трусах, когда космонавт шлепал себя ладонями по ногам, отбиваясь от комаров. Есть люди, знавшие Гагарина ближе и глубже. Думаю, лучшей, пока не написанной книгой о нем будет книга воспоминаний. Простых: безыскусных, каждое — на одну-две страницы воспоминаний. Мать, друзья детства, конструктор космических кораблей, государственный деятель, жена Гагарина, ракетчик на старте, космонавты, человек, отправлявший его в последний полет…
Каждый по слову — и мы получим живое свидетельство об очень дорогом для нас человеке.
Если бы пришлось участвовать в этой книге, свою страницу я написал бы о первой встрече.
Тогда, 12 апреля 1961 года, мы еще не знали, кто этот человек, была только фамилия и кое-какие подробности биографии. Не терпелось космонавта увидеть, и мы с репортером Павлом Барашевым, преодолев горы препятствий, получили разрешение полететь в район приземления. В огромном самолете Ил-18 мы были единственными пассажирами. Стюардесса явно знала какой-то секрет. И мы без большого усилия стали его обладателями: «этот самолет завтра доставит в Москву Гагарина».
В Куйбышеве нас ожидали новые баррикады препятствий, но часам к четырем дня мы все же пробились в крепость, охранявшую космонавта.
Это был дом на берегу Волги. В большом зале стоял бильярд. Мы стали гонять шары, нетерпеливо поглядывая на большую дубовую дверь.
Именно из нее, как нам казалось, должен был появиться космонавт. Худощавого миловидного лейтенанта, сбежавшего по узкой деревянной лестнице сверху, мы приняли за адъютанта, который, конечно же, должен тут быть…
— Вы из «Комсомолки»? — приветливо улыбаясь, сказал лейтенант.
Сверкающий позументом шлейф из пожилых генералов и врачей в штатском по лестнице сверху сразу же все прояснил — мы говорили с Гагариным! Но ничего богатырского в человеке. Рост — ниже среднего. Скроен, правда, на редкость ладно. В глазах веселые искорки.
Покоряющая улыбка. Все глубокомысленные вопросы, которые мы приготовили космонавту, оказались не к месту. Надо было спрашивать что-то очень простое. Гагарин нас выручил.
— Ну как там Москва?
У нас были газеты с первым рассказом о космонавте, со снимками его дома. Это было первое зеркало славы, и Гагарин с мальчишеским любопытством в него заглянул.
— Да, это Валя и дочка…
Мы оправились и поспешили с вопросами о здоровье, о самочувствии. Попросили сыграть в бильярд. Гагарин с готовностью взялся за кий и сразу же показал, что проигрывать не намерен.
Игры, однако, не получилось. Один из нас суетился со съемкой, а у медиков-генералов были свои обязанности — с шутками, под руку, но настойчиво они увели от нас лейтенанта Гагарина.
С лестницы, повернувшись, он подмигнул и показал руку, дескать, еще доиграем… Космонавт в эту ночь спал, как всегда, хорошо. А мы с Барашевым не заснули. Передав в газету заметку, долго отвечали на один и тот же вопрос. Все в редакции хотели знать: какой он? Потом почти до утра мы сидели возле приемника — на разных языках в эфире беспрерывно повторялось слово Гагарин.
Утром зал, где вчера мы начали бильярдную партию, заполнили именитые граждане города Куйбышева — директора заводов, руководители разных ведомств. У каждого был подарок для космонавта. И всех привело сюда беспредельное любопытство: какой он? А потом было море людей, в котором Ил-18 казался маленькой рыбкой. Гагарин в новой, с иголочки, форме майора стоял на лестнице, подняв для приветствия руки. Но море не хотело его отпускать.
Одно слово летало над полем: Га-га-рин! В эту минуту можно было понять: легкой жизни у парня не будет.
А этот снимок сделан уже в самолете, на подходе к Москве. Это были два часа в жизни Гагарина, когда все было позади и все только-только еще начиналось. В иллюминаторы были видны истребители почетного сопровождения.
Командир нашего самолета вышел сказать: «Что делается на земле, братцы! Наш радист не может отбиться. Журналисты умоляют, грозятся, требуют, просят хоть слово от космонавта»…
Таким было второе рождение Гагарина. Так началось испытание на человеческую прочность, более жесткое испытание, чем переход рубежей космоса. Ожидал ли он сам, что окажется на вершине внимания, любопытства и поклонения? За пять минут до посадки во «Внуково» я сел рядом с ним. Самолет пролетал как раз над Кремлем. Улицы были запружены людьми.
— В честь тебя… Ожидал?
Гагарин был смущен и заметно взволнован.
Он знал, конечно, цену всему, что совершил позавчера утром, но явно не ждал, не представлял этой лавины чувств, замкнувшихся на его имени…
И потом были еще семь лет жизни, напряженной жизни на виду у людей. Работа. Семья. Друзья. Все было, как у других. Но была еще трудная, пожизненная честь — быть символом нации, олицетворением всего, что стояло за его стовосьмиминутным полетом. Полная тяжесть этой нагрузки была известна только Гагарину. Но он никогда не пожаловался. Умел везде успевать. Знаменитая его улыбка не потускнела от времени, не превратилась только в защитное средство. Сверхчеловек? Нет, обычный человек из плоти и крови, но хорошей закваски был человек и очень крепкой закалки.
Этим и дорог. Мечтал ли еще полететь? Мечтал.
Говорил об этом не часто, но говорил. И были у него определенные планы… Таким людям надо бы отпускать по два века, а он прожил до обидного мало. Но жил хорошо. До последней минуты жил по высокому счету: «Navigare necesse est, vivere non est necesse» — «Плавать no морю необходимо…»
