Владимир Степаненко - Точка росы
Можно было еще раз попытать рыбацкое счастье, но Пирцяко Хабиинкэ подумал о другом человеке, который у камня должен поймать себе на еду рыбу. Достал блесну, внимательно осмотрел крючки. Проверил остроту каждого жала. С сожалением покачал головой. Достал камень и озабоченно принялся подтачивать. Старательно смотал леску на обломок и с блесной положил на место.
Переправившись с оленями на другую сторону реки, Пирцяко Хабиинкэ медленно шел рядом с нартами. Первый раз вспомнил о жене и Няколи. Не попробуют они рыбу, не будут знать, какая подвалила ему удача. Раньше он обязательно бы сочинил песню об удивительной рыбалке, но давно не пел и растерял все слова. Минутная радость прошла: одному рыбу не съесть. Придется оставить песцам. Присел на нарты и погнал оленей. Скоро ухватил горьковатый дым костра.
Послышался лай собак, щелканье оленьих копыт. Пирцяко Хабиинкэ издали увидел острый треугольник чума. Остановил оленей, захватил рыбу и вошел в чум. На железном листе тлели угли, покрываясь сероватым пеплом. Он подбросил веток яры, и огонь жадно накинулся на корм. Пригревшись у костра, бригадир заснул. Разбудили его визжащие щенки. Сшибая друг друга, они карабкались на лежащую лайку, чтобы ухватить сосок с молоком.
Молодая скуластая женщина, хозяйка чума, возилась у костра. Рыба лежала разрезанная на куски в глубокой миске.
— Однако, ты хороший рыбак! — сказала она и протянула гостю чашку со спиртом.
Пирцяко Хабиинкэ быстро опрокинул чашку. Давно ему не приходилось пить, и спирт обжег горло.
Женщина тоже выпила. Достала из миски кусок рыбы и начала жадно есть.
Пирцяко Хабиинкэ понравилась жирная рыба. В Пуре такая не попадалась.
Глаза стали закрываться, и он вытянулся перед порогом. Но женщина бесцеремонно разбудила его и заставила лечь на оленьи шкуры. С сонного стащила малицу, потом тобоки. Она действовала настойчиво и бесцеремонно.
Утром бригадир проснулся. Женщина поставила к постели маленький стол на коротких ножках. В миске лежало горячее мясо. Приезжий нехотя поел. Потом вдоволь напился крепкого горячего чая.
Женщина сидела перед открытым пологом чума и ремонтировала малицу.
Прошел еще один день.
— Вставай, — сказала женщина. — Однако, ты, мужик, забыл, что за оленями надо смотреть! Я устала одна каждую ночь караулить. Мужик мне нужен, я давно себе его ищу. Тебе пора охранять олешек!
Пирцяко Хабиинкэ ничего не сказал. Снял карабин, натянул малицу и отправился в стадо. Собаки признали в нем хозяина и, подвизгивая, бежали впереди него.
Два дня пробыл Пирцяко Хабиинкэ в стаде. Женщина пришла к нему в праздничной расшитой ягдушке.
— Ты почему не приходишь в чум? Я заждалась тебя, — сказала она отрывисто, не спуская черных глаз с мужчины. — Я достала тебе новую малицу. Старая совсем изодралась. Почему ты молчишь?
— Не знаю, что сказать!
— Иди отдыхай, я подежурю.
Ночью Пирцяко Хабиинкэ почувствовал рядом с собой горячее тело женщины.
— Однако, ты обними меня, — сказала она громко. — Хоры бегают за важенками. Селезни и куропачи поют свои свадебные песни. Почему ты глухой?
— Я обнимаю тебя. — Но, даже лаская женщину, Пирцяко Хабиинкэ чувствовал тоску. Старый Лапландер — многооленный человек умер, а новый не имел имени, не радовался простым человеческим чувствам, не мог заставить себя быть самим собой. В сумраке чума ему виделись не горящие черные глаза женщины, а глаза страдающих оленей, которых он закалывал.
Три месяца сумела женщина продержать его около себя. Она гладила его рукой свой твердеющий живот и говорила:
— Куда ты уходишь, «Бегающие нарты»? У нас будет сын. Я не знаю, как его назвать. Мой муж утонул, а мне нужен сын. Оставайся со мной.
— Ты хорошая баба, но я должен ехать.
— Запряги в свои нарты белых оленей, — сказала женщина. — Помни, у тебя будет сын. Ты до сих пор не сказал, как тебя звать. Откуда ты пришел?
— Зовут меня Пирцяко. По отцу — Хабиинкэ. Пришел с Пура. Река далеко-далеко. Там стоит Уренгойская фактория.
— Ты пойдешь к своей бабе?
— Я давно потерял чум. Потерял жену и сына. До моря не дошел, может быть, поверну к Камню!
6За время долгой дороги пали олени, подаренные Марией. Пирцяко Хабиинкэ тяжело опустился на нарты и долго сидел, раскачиваясь из стороны в сторону. Надо уходить, а нет сил подняться. Нарты связывали его с прошлым, напоминали о счастливой жизни, когда он объезжал огромное стадо, имел доброе имя Пирцяко Хабиинкэ, и все считали его бригадиром.
Хотел назвать себя Лапландером — многооленным человеком, но не стал им. О жене он старался не вспоминать, словно забыл, что рос Няколя, веселый черноволосый мальчуган.
Уехал от Марии, а она тоже обещала родить ему сына. Не знала, как его назвать.
Наконец он поднялся. До самого горизонта тянулась зеленая тундра, упираясь в край неба, светлый, голубой. На возвышавшихся мочажинах, на каждом круглом островке тянулись к свету капельные листочки ивок и березок. Напрасно Пирцяко Хабиинкэ приглядывался к высокой траве, не виднелись следы нарт — не было заломленных стеблей и сбитых листьев. Трава ходила под ветром, валясь то в одну, то в другую сторону, и, как рябь но воде, пробегали раскачивающиеся белые шарики пушеницы.
— Здесь мое Хальмер-Ю! — тихо сказал Пирцяко Хабиинкэ и в последний раз оглянулся на брошенные нарты и последнего упавшего белого оленя. Пройдет он еще немного по тундре и свалится. Останется на съедение комарам. Потом прибегут росомахи, раздерут его малицу и доберутся до тела. Остатки растащат песцы и приведут за собой крикливых халеев. Вздыхай, не вздыхай, а все заранее определено.
Черным столбом висели над бригадиром комары. Пирцяко Хабиинкэ перестал отмахиваться. Лицо распухло. Когда становилось особенно невыносимо, он рукой отрывал нависший клубок комаров, удивлялся, сколько они высосали крови. Если ничего не случится, протянет еще день-другой. Почему он задержался на земле? Где-то в стороне потявкивали песцы, и в их голосах чувствовался голод.
— Песцы, подождите еще немного, я скоро упаду, и вы получите мясо! — сказал он громко. В одиночестве он привык разговаривать сам с собой и никогда не таил мысли. — Слышите вы меня? Подождите еще немного!
Пирцяко Хабиинкэ поднял изгрызенный песцами ременный тынзян. Обрадовался находке, Не одинок он в этом огромном мире тундры, где до него проходил оленевод. А может быть, ставил свой чум? Но когда это было? Весной, сейчас, летом, или прошлой зимой? Ему захотелось узнать, как жил неизвестный ему человек. Был ли он счастлив? Имел ли жену, детей? Вот бы им встретиться! И в первый раз захотелось с кем-то перекинуться словом, рассказать о своем несчастье, о хорошей бабе Марии, которая не хотела отпускать его из чума, предлагала стать хозяином олешек. А он ушел от нее. На Пуре у него есть жена Набине, есть сын Няколя. Они, наверное, уже потеряли надежду, что он живой. Решили: утонул в какой-нибудь реке или болоте. Надо кого-то встретить и рассказать, что живет на свете Пирцяко Хабиинкэ.
— Слышишь, Великий Нум, я подожду пока шагать к тебе. Хочется мне еще увидеть свою бабу, увидеть Няколю. Пусть они знают, что я живу. Дышу воздухом, хожу по земле! — Пирцяко Хабиинкэ споткнулся и упал в выбитый след вездехода.
Геологи вовремя вспомнили, что забыли на последней стоянке планшет с аэрофотоснимками. Помчались по старому следу на вездеходе. Широкие канавы были уже залиты водой. Сверху плавали срезанные стебли травы и обитые листья березок.
Шофер первый заметил лежащего человека. Остановил машину. Подняли Пирцяко Хабиинкэ. Поднесли нашатырный спирт, и он сразу пришел в себя. Отупело смотрел на окруживших его бородатых людей. Не мог понять, где он: на земле или у Великого Нума? Геологи в энцефалитках бывали гостями в его чуме. Значит, он еще на земле. Узнал он и железную машину на длинных бегающих ногах. Сразу не мог сообразить: огорчаться ему или радоваться, что Великий Нум не взял его к себе?
— Очухался? — спросил бородатый парень и подергал Пирцяко за руку. — Где твои олени? Нарты?
— Там. — Бригадир широко развел руками, все еще не понимая, где он находится.
— Мы купили бы двух оленей. Но нам некогда ждать. Мы едем в Салехард. Ты поедешь с нами?
— Однако, мне все равно.
Высадили геологи Пирцяко Хабиинкэ на Ангальском мысу. Вручили буханку хлеба и банку тушенки.
— Будь здоров, мужик, мы едем дальше!
Остановился бригадир на середине улицы. Долго стоял и приглядывался к домам. Широкие окна слепили блеском солнечных лучей. Сошел с дороги и оказался на деревянном тротуаре. Немного прошел по доскам и отбил пятки.
За домами открывалась река. Первый раз увидел Пирцяко Хабиинкэ Обь. Долго стоял. Решал трудную задачу: смогут ли сильные хоры переплыть широкую реку во время каслания?
