Кэти Келли - Строго между нами

— В самом деле, — продолжила Роуз. — У меня еще есть что надеть, и к тому же надо скоро бежать.

— Позор на твою голову, — ответила Тара. — По городу пойдут разговоры, если ты не появишься перед людьми в одном из своих новых прикидов. У тебя, случайно, нет в гардеробе откровенного платья с обнаженными плечами? В нем ты бы смогла еще больше удивить тех, кто жертвует на благотворительность.

— Я как раз борюсь с образом распутной девки, который себе создала, — совершенно серьезно ответила Роуз. — К тому же у меня нет подходящей под такой фасон груди.

— Какой позор, — со смехом отозвалась Тара. — Но нельзя ли передать привет папе?

Хью словно чувствовал, когда звонят его любимые дочки. Он был уже у телефона в прихожей.

— Привет, Тара, — беззаботно сказал он. — Какие еще безумные любовные сцены ты написала за эту неделю, чтобы шокировать нас, простых телезрителей?

Даже Роуз с лестницы услышала мученический стон Тары: «Ну папа!»

— Она в превосходной форме, — отметил Хью, проходя в спальню и ослабляя тугой узел галстука.

— Да, она выглядит очень счастливой, — ответила Роуз, стоя у большого зеркала платяного шкафа и безуспешно пытаясь застегнуть молнию темного, с кремовыми бусинками, вечернего платья. — Ты не поможешь мне?

Хью стремительно пересек комнату, сбросив по пути галстук на кровать.

— Ты уже говорила сегодня со Стеллой? — спросил он, осторожно застегивая молнию на платье Роуз.

— Еще нет, — ответила она. — Стелла сказала, что скорее всего сегодня будет очень занята. Да и, наверное, всю неделю. Я могу попробовать сама позвонить ей.

— Чудесно, — улыбнулся Хью. Роуз села на край кровати и принялась набирать номер Стеллы, а Хью стал быстро раздеваться. Зажав трубку у плеча, Роуз одновременно красила свои светло-розовые ногти.

— Привет, Эмилия, — радостно сказала Роуз, когда в трубке наконец прозвучал голос. — Это бабушка. Я думала, что ты гуляешь с мамой.

— Мама в ванной. Она застудила шею, — по-взрослому серьезно ответила Эмилия. — А тетя Хейзл дала ей голубую жидкость для ванны, чтобы шея быстрее прошла.

— Бедная мама, — сказала Роуз. — Скажи ей, чтобы не выскакивала из ванны.

— Она уже здесь, — объявила Эмилия и добавила: — Стоит и капает на пол.

— Извини, дорогая, — сказала Роуз, когда услышала голос Стеллы. — Я просила Эмилию не вытаскивать тебя из ванны.

— Пришлось вылезти, — ответила Стелла. — А то чуть не уснула там.

— Как твоя шея?

— Немного лучше, — подумав, сказала Стелла. — Кажется, боль уходит. Сегодня весь день болело и у меня все валилось из рук. А Эмилия чудесная, не правда ли?

До слуха Роуз донесся полный гордости возглас внучки: «Да-а!»

— У тебя не осталось с последнего раза никаких лекарств? — обеспокоенно спросила Роуз. — Если все же не осталось, скажи. Я заскочу к тебе завтра и занесу, если хочешь.

Кинварра была всего в часе езды от дома Стеллы в Дублине, однако Роуз ни разу не навестила дочь.

— Это было бы мило, мама, — сказала Стелла и тут же призналась: — У меня действительно не осталось ни одной таблетки. — Но ты уверена, что хочешь ехать сюда? К Рождеству движение на дорогах становится невыносимым, — подумав, продолжила она.

Роуз рассмеялась:

— А что еще может хотеть мать?

— Я могу поздороваться со Стеллой? — спросил Хью.

Роуз предостерегающе подняла палец, показывая, что передаст трубку чуть позже.

— Когда мне лучше приехать? — спросила Роуз. — Скажем, если я подоспею к десяти, то смогу в тот же день возвратиться домой и успеть еще сходить с Эмилией в бассейн.

— О, мама, это было бы чудесно, — с ноткой теплой благодарности сказала Стелла. — Но право же, мне так неловко…

— Глупости! Тебе нужен отдых, — решительно сказала Роуз. — Я сейчас дам отца.

Роуз и Хью повели разговор совсем о другом.

— Я приеду тоже, — сказал напоследок Хью. — Эмилии ведь понравится поплавать с дедом?

Пока Хью говорил с внучкой, Роуз повесила его галстук в платяной шкаф, подобрала с бежевого ковра сорочку и бросила в корзину с бельем. Опытной хозяйке не составляло хлопот навести порядок в спальне. Зная склонность Хью к созданию беспорядка, Роуз обставила комнату соответствующим образом. В спальне стояла огромная кровать, застеленная светло-коричневым стеганым покрывалом, и небольшое будуарное кресло той же расцветки. В углу комнаты расположился ночной столик из светлой древесины, украшенный фотографиями дочерей. Сосудики с ароматическими маслами и косметикой Роуз хранила на полочках в шкафу рядом с ванной. Ей нравились комнаты, обставленные очень продуманно. Это придавало ощущение комфорта и помогало расслабиться. Кроме семейных фотографий и четырех больших акварелей с орхидеями на стенах, в спальне Миллеров ничего не отвлекало взгляд. Телевизор Хью смотрел в другой комнате. Конечно, это заставляло Роуз перед сном вставать с дивана, но спальня у них была только для сна.

Роуз чувствовала страшную усталость. Ей так не хотелось этим вечером куда-либо идти. Она наяву грезила о том, чтобы завалиться в кровать уже сейчас, а завтра с утра отправиться к Стелле. А поужинать можно и дома.

Хью попрощался с дочерью и пошел наверх.

— Набери Холли, — крикнула ему Роуз из ванной комнаты. Она уже неделю не общалась с Холли. Ничего необычного в этом не было, но что-то все же ее беспокоило. Пара слов по телефону от младшей дочери успокоили бы ее.

— Никто не подходит к телефону, — произнес Хью через несколько минут. — Также нет и ее машины. Она могла отправиться за рождественскими покупками. Холли любит покупать что-нибудь необычное.

Хью принялся звонить по другому номеру.

— Ее мобильный также выключен. А… вот. Привет, Холли! Это отец. Не забыла меня? Высокий рост, русые волосы. Знакомы почти двадцать семь лет. Звоню, чтобы просто передать привет от нас с мамой. Твой голос звучит как-то недовольно. Мы помешали очередной безумной вечеринке? Позвони на неделе, хорошо? — Хью положил трубку. — Холли очень не любит отвечать на телефонные звонки, — проворчал он.

— Она живет полной жизнью, — рассеянно сказала Роуз, успокоенная звонком. — Уехала, развлекается и забыла нас. Это так характерно для девушек ее возраста.

— Наверное, ты права, — ответил Хью.

Хью и Роуз ловко размещались в тесной ванной комнате, грациозно ухитряясь не мешать друг другу. Эту комнату они делили вот уже сорок лет. Сейчас Роуз подкрашивала губы у зеркала, а Хью открыл кран и принялся бриться.

В ярком свете Роуз заметила, что в углах глаз стало еще больше морщин. «Интересно, если бы я в течение последних лет регулярно пользовалась кремом, нанося его побольше, результат был бы виден сейчас? — подумала Роуз. — Хотя, впрочем, какая разница». Она и так пользовалась кремом довольно регулярно.

Оставив Хью бриться в ванной, Роуз вернулась в спальню и принялась собирать сумочку к вечернему выходу. В мыслях она уже планировала свою завтрашнюю поездку. Затем Роуз сложила грязную одежду в корзину для белья и спустилась по лестнице на кухню. После разговора с дочерью она чувствовала себя намного более счастливой.

Приглашение Стеллы было для Роуз более чем долгожданным, поскольку она и так хотела приехать к ним и повидать и саму Стеллу, и маленькую Эмилию, а также помочь им пусть даже в малом. Однако желания активно вмешиваться в жизнь дочери у нее не было. Роуз была убеждена, что отпустить детей в самостоятельную жизнь — это такая же часть материнской заботы, как вырастить и воспитать. Однако далось ей это далеко не сразу. Не без внутренней борьбы она отпустила дочерей в их собственную жизнь, но впоследствии убедилась, что это решение было единственно правильным. Дочери не забыли ее.

Любимым местом Роуз в Мидоу-Лодже была кухня. Она не сильно изменилась с тех пор, как Стелла, Тара и Холли сиживали здесь за столом и рассказывали о своей учебе — все больше жаловались, как тяжело идет математика. Стены на кухне были окрашены все в тот же голубой цвет утиных яиц, пол выложен терракотовой плиткой, на стене висел все тот же алый ковер, а под ним стоял потрепанный диванчик, на котором могли поместиться не больше двух человек. Единственное, что Роуз обновила, так это пару буфетов, которые за многие годы облупились, а теперь были перекрашены в кремовые цвета. На холодильнике всегда висели детские рисунки. Сейчас это были рисунки Эмилии. Стена рядом служила своеобразной фотогалереей семьи Миллер, и с годами снимков на ней только прибавлялось.

Роуз выставила на посудомоечной машине нужную температуру и огляделась, раздумывая, что бы еще можно было сделать. Она явно нервничала, хотя понимала, что на мероприятии ничего плохого не случится. Как бы то ни было, многим нравятся такие пышные вечерние сборища, где можно и себя показать, и на других посмотреть. Роуз вела довольно активную общественную жизнь, и оттого была счастлива. Она даже выглядела счастливой — люди говорили ей об этом. Но одно дело выглядеть счастливой, и совсем другое — быть такой. Внешность может быть обманчива. Минни Уилсон могла бы стать первым тому примером. Внешне цветущая, она таила в себе внутренние страдания, которые нет-нет да и проскальзывали. «Неужели это закон жизни? — подумала Роуз. — Неужели это у всех так?»