Рохинтон Мистри - Дела семейные
— Теперь ты хоть на бандита не похож.
Мурад взял у матери гребень и подошел к застекленной горке у противоположной стены. Смотрясь в стекло, он тщательно причесал волосы на собственный лад, без пробора.
Роксана спрятала гребень и предупредила сыновей, чтобы они хорошо вели себя, не надоедали тете и дяде. Йезад добавил и свое предостережение, пробормотав при этом, что никому не известно, как им не надоедать, самый верный способ: ничего не говорить и ничего не делать.
— Изображайте статуи, — посоветовал он.
Мурад и Джехангир рассмеялись.
— Я серьезно. Лучшая статуя получит приз.
— А какой приз?
— А сюрприз!
Оба немедленно застыли, стараясь не моргать и следя, кто первый не выдержит. Однако вскоре статуя-Мурад ожила и стала разгуливать по гостиной. Сначала Мурад выглянул в окно из-за гардин, потом решил раздвинуть их. Но потянул за обе сразу — и гардины обрушились вместе с карнизом.
— Ну, видишь, что ты натворил? Сейчас же сядь на место, — прикрикнула мать, изображая суровость, которая ей никогда не удавалась. — Ты старше Джехангира и должен подавать ему хороший пример!
Мурад подобрал с пола карниз и начал нанизывать на него гардинные кольца. Надев одну гардину, он обнаружил, что вторая соскользнула с другого конца карниза.
— Слышал, что мама сказала? — вмешался Йезад. — Брось!
— Я хочу сделать, как раньше было, чтобы тетя не сердилась.
Йезад приподнялся на диване, будто собираясь встать на ноги.
— Я кому сказал сесть!
Заметив вспышку гнева в отцовских глазах, Джехангир напрягся, надеясь, что брат не ослушается приказа. Вспыльчивость отца братьям была хорошо известна. Мурад надул губы и плюхнулся на стул. Отец мгновенно сменил гнев на милость.
— Будем надеяться, тетя не убьет нас.
Роксана не сомневалась, что Куми сразу прибежит на шум. Но та не показалась — вместо нее в дверях появился Нариман, в новенькой рубашке, неровно заправленной в брюки.
— С днем рождения, дедушка! — хором закричали мальчики.
Опережая брата, Джехангир соскользнул с дивана и ринулся к Нариману, который медленно шаркал к своему креслу.
— Стой! — перехватила его Роксана. — Ты так дедушку с ног собьешь, дай ему сесть.
Роксане показалось, что отец сильнее волочит ноги, чем при их прошлой встрече, и конечно, он совсем ссутулился. Доктор предупреждал, что симптомы паркинсонизма будут усиливаться по мере прогрессирования болезни. Что за слова они употребляют, подумала тогда Роксана, прогрессировать! Прогресс…
Опускаясь в кресло, Нариман не удержал равновесие и тяжело рухнул на сиденье. И улыбнулся, видя тревогу на их лицах.
Джехангир обнимал и целовал деда, легонько тиская его подбородок, будто резиновый на ощупь, как ююба, весь в редких щетинках, твердых, как сахарные крупинки. Дед смеялся и наклонял голову для следующей части ритуала — поглаживания по лысине.
Ритуал возник несколько лет назад, когда дед брал мальчиков за подбородки, а они отвечали ему тем же. Завороженные дедовой щетиной, они ощупывали все его лицо, приходя в полный восторг от гладкости и твердости блестящей лысины, которая так замечательно контрастировала с рыхлым подбородком.
Мурад, чувствуя, что ему уже не по возрасту детские игры со щетинистым дедовым подбородком, протянул деду руку. Нариман пожал ему руку и притянул к себе, чтобы обнять.
— Дедушка, покажи зубы! — попросил Джехангир.
Нариман вытолкнул языком вставную челюсть на губу и сразу вернул ее на место.
— Еще!
— Не тормоши дедушку, — сказал Йезад. — С этим безобразником никакого сладу нет! Поздравляю, чиф, и желаю многих лет.
Он сердечно пожал Нариману руку и потрепал его по плечу.
Наконец пришел черед Роксаны. Она обняла отца, сказала, что он прекрасно выглядит, ее это так радует!
— Господи благослови тебя, папа, и дай нам Бог много, много лет праздновать твой день рождения!
— Как минимум до сотого, — сказал Йезад.
— Да, дедушка, — поддержал Мурад. — Ты должен выбить сотню. Как Сачин Тендулькар в матче против Австралии.
— Подумаешь, — фыркнул Джехангир, — остается всего двадцать один день рождения!
— С арифметикой у тебя все в порядке, — усмехнулся Нариман, — но у меня и так было слишком много дней рождения.
— Не говори так, папа, — попросила Роксана, и тень пробежала по ее лицу.
Она сидела на диване рядом с креслом отца.
Заглянувший в гостиную Джал подстроил свой слуховой аппарат, который особенно донимал его, когда разговаривали несколько человек.
— Что? Что такое? Кто говорил про сотейник?
— Про сотню, — поправила Роксана и пересказала брату то, что он не расслышал.
Джал улыбался и кивал. Но тут его позвала Куми, и он заспешил к ней на кухню.
— А у тебя сколько дней рождения до сотни, — спросил Нариман Джехангира. — Девяносто два?
— Нет, дедушка, так было в прошлом году. Теперь всего девяносто один.
— А у Мурада?
— Всего восемьдесят семь.
— Замечательно. Скоро вы будете молодыми людьми, у вас появятся девушки. Надеюсь, вы меня пригласите на свои свадьбы?
Настроение Наримана улучшалось с каждой минутой. Веселье, смех и молодость действовали как противоядие обволакивающей эту квартиру унылости, тем тягучим часам, когда ему казалось, что даже стены с потолками покрыты налетом тоски несчастливых десятилетий. Даже мебель из тика и розового дерева, громоздкие шкафы и кровати с балдахинами на четырех столбиках, тяжеловесные остовы, ждущие пугающей кончины, опять выглядели уютно и приветливо. А длинный ряд фамильных портретов в коридоре — как комичны сейчас их кислые лица!!
— У Джала и Куми все хорошо? — шепнула Роксана.
— Обычный театр и фырк-фырк, ничего особенного. По большей части…
Он замолчал — в гостиную входила Куми с большим блюдом хрустящих картофельных ломтиков и громким «хэлло», обращенным ко всем собравшимся. Взгляд ее сразу упал на свалившиеся гардины, но негодование не успело излиться в слова-Роксана опередила ее:
— Видишь, что этот негодный мальчишка натворил! Ну, ничего, он еще свое получит!
Куми осталось только проявить великодушие:
— Ничего страшного. Джал все приведет в порядок. Только бы бесстыжие зеваки в окна не начали заглядывать.
— Мы же на третьем этаже, тетя, — встрял Джехангир.
— Ты думаешь, зеваки-лишь только по улицам бродят? Могут из окна напротив пялить глаза. Или даже в телескоп смотреть из во-он той высотки, что в миле отсюда.
— Кто там смотрит из высотки? — недоуменно вопросил Джал.
— Выключил бы ты свою машину, — посоветовала Куми, — все равно разговор не о серьезном.
— Пускай слушает! — возмутилась Роксана. — Ему тоже хочется участвовать в разговоре.
— А кто будет платить за новые батарейки? Ты знаешь, почем они и как их жрет эта его коробочка?
— Аппарат — вещь необходимая, это как лекарство.
— Оттого, что вещь необходима, деньги на ее покупку чудом не появятся, — огрызнулась Куми.
Все дорого: лук, картошка, хлеб, масло, кухонный газ, перечисляла Куми.
— Нужно составить бюджет на все расходы, — посоветовала Роксана. — Заведи отдельный конверт для каждой траты.
— Благодарю вас, я тоже проходила экономику домоводства в школе. Какой смысл в конвертах, когда в них нечего класть?
— Ты права. — Йезаду хотелось положить конец спору. — У всех одни и те же проблемы.
— Глупости! Вам же не приходится ухаживать за папой, а на это столько денег уходит!
Роксана открыла было рот, чтобы напомнить ей, что папа получает пенсию, но Йезад подал жене знак — дурацкий спор из-за батареек грозил перейти в полновесную ссору — и сменил тему:
— Скажи, Куми, что это за бесконечная стукотня?
— Это идиот Эдуль Мунши стучит, кто ж еще?
— Вот кто с радостью повесит гардины, — пошутил Йезад.
Джал изобразил ужас:
— Кто угодно, только не Эдуль. Если не хочешь, чтоб на нас потолок обрушился!
Все расхохотались. Эдуль Мунши, живший этажом ниже, считал себя талантливым мастером на все руки. Доказательством могла служить дверь в его квартиру — пластинка с именем хозяина прибита криво, крючок изнутри не попадет в скобку. Весь дом знал, что он владеет замечательным набором инструментов, и весь дом боялся его готовности прийти на помощь в случае поломки. Эдуль радостно предлагал соседям инструменты и себя в придачу. Он горел желанием поработать у соседей, потому что в собственной квартире ему больше не разрешалось ничего чинить. Миссис Мунши решила, что не может позволить мужу разрушить всю квартиру — должен быть предел.
— Интересно, кто тот несчастный, которого на этот раз подловил Эдуль на свои инструменты?
Снова раздался смех, и Нариман с удовлетворением обвел взглядом гостиную, радуясь, что ссоры удалось избежать.
