Ханна Маккоуч - Под соусом
Хавьер и Пабло гогочут. По-английски они почти не говорят, но смысл улавливают, особенно когда речь заходит о яйцах.
Ноэлю не смешно. Своего протеже он притеснять не позволит:
— Повтори, что ты сказала?
— Ничего, — мямлю в ответ. Еще одно слово — и мне, похоже, крышка.
— Ну так и засунь язык сама знаешь куда.
Вся кухня замерла: Ноэль перешел границу, отделяющую просто придурка от скотины. Такая оплеуха, да при всем народе! Лицо у меня пошло красными пятнами, нижняя губа трясется: кажется, сейчас разревусь. В последнее время меня так легко довести до слез. Ноэль ведь на многих орет, но другим хоть бы хны. Моя беда в том, что я все принимаю близко к сердцу. Будь я хоть капельку увереннее в себе и в своих способностях…
М-да… На кухне — как на минном поле: ходи осторожно, пинки сноси терпеливо, а если уж очень хочется взбрыкнуть, тщательно выбирай момент. Убедись, что шеф в хорошем настроении, и гляди не задень его чувства. Короче говоря, Ноэлю нужно, чтобы его боготворили, а не испытывали и высмеивали: он трясется за свой авторитет. Понять я это могу. Одобрять не обязана.
Работа почти закончена, так что вполне можно разыграть маленькую драму. Прочь отсюда! Надо выпустить пар. Стянув фартук, я хочу стремглав выбежать за дверь, но бедро сразу дает о себе знать. Эффектный выход исключен. Я квазимодой выползаю наружу и шаркаю к мосту Квинсборо. Плохи мои дела. Можно бы хуже, да некуда. Или есть куда?.. Возможно, просто месячные на подходе, но мне кажется, что я схожу с ума. В висках стучит, по щекам катятся слезы. Вместе с ними уходит все напряжение этого дня. Все в порядке, все хорошо, шепотом утешаю я себя. Подумаешь, десерт. И вспоминаю, как от Дэнни пахло шоколадом. Долбаный ублюдок.
Представляю, что думают прохожие при виде хромоножки в бандане, черных сабо, клетчатых штанах и угвазданном поварском халате, которая что-то бормочет себе под нос. С приходом ночи в воздух вернулась морозная свежесть; я такая разгоряченная и потная, что это даже приятно. Возьми себя в руки, держись, твержу я. Эта скотина не будет тобой вертеть. И что бы ни случилось, он никогда не должен видеть твоих слез.
На Второй авеню ни души. Я провожаю глазами трамвай, идущий через Ист-Ривер на Рузвельт-Айленд. На Шестидесятой улице понимаю, что ноги сами привели меня к психушке, и хохочу от души. Краем глаза замечаю Марка Аллена — шеф-повар «Гриля-ассорти» топает к бару «Метро». Аллен знаменит своими обходами окрестных заведений в рабочее время: где кружку пива опрокинет, где пару рюмашек виски пропустит. Я не хочу, чтобы он меня заметил. Аллен всегда со мной любезен, но, подозреваю, только потому, что знает: я не стану проситься к нему на работу. Почему бы ему и не вести себя со мной по-человечески? Я перехожу на другую сторону улицы, разворачиваюсь и ковыляю обратно в «Такому». По дороге вытираю лицо полой халата и сморкаюсь туда же.
На кухню я возвращаюсь с невозмутимым видом. Ноэль ушел. Ребята роются в ящиках с ножами: у Хавьера пропал главный нож. Пабло утверждает, что видел, как О’Шонесси сунул его к себе в коробку.
Вооружившись бумажными полотенцами и моющим средством, я привожу кухню в порядок. После чего позволяю себе расслабиться в баре в компании с Густавом, мастером по соте из соседней «Перлы». Оба ресторана принадлежат Оскару, у нас общий холодильник в подвале и общие подсобки, поэтому мы с Густавом постоянно пересекаемся. Иногда в обеденное время он даже готовит соте в «Такоме».
За стойкой сегодня Дина, обкатывает на нас новые коктейли. Дину я люблю. Она всегда приветлива и не слишком зациклена на собственной персоне. Немножко похожа на Шер в былые дни, с неизменным загаром и великолепной кожей. Надо сказать, татуировка-солнышко вокруг пупка смотрится круто.
Густав разговаривает точь-в-точь как Арнольд Шварценеггер:
— Ну, Лейла? Кто тебе сегодня нассал в салат, а?
Неужели понял, что я ревела?
— Никто, — бурчу я.
— Да ладно, детка, я же вижу, когда ты не в своей тарелке. Критические дни подоспели, а?
Такие вот у Густава манеры. Физиологические подробности его не смущают.
— Угадал.
— Эй, Дина, гони «Маргариту» для моей подруги, у нее месячные. И лучше двойную, — посмеивается Густав. — Хочешь словить кайф? — предлагает он, похлопывая по оттопыренному карману своего халата.
— Давай.
Я не в настроении разговаривать, хочется просто посидеть за стойкой, тихо потягивая коктейль, может быть, пару раз затянуться косячком, взобраться на велосипед и, если получится, доехать домой.
— Пошли. Это тебя развеселит. Гарантирую.
Оставив стакан с едва тронутым коктейлем на алой салфетке, я выхожу вслед за ним.
К Густаву меня никогда особо не тянуло, хотя его можно назвать красавчиком — красавчиком из Австрийских Альп: атлетический блондин с голубыми глазами и массивной челюстью. На работу он ездит на роликах. Иногда мы устраиваем гонки по мосту Джорджа Вашингтона: он на роликах, а я — на велосипеде. Словом, мы с ним друзья. Густаву сорок, а готовит он с четырнадцати и знает кухню как свои пять пальцев. Я же, хотя это мой четвертый ресторан, в профессиональном плане пока новичок. Мне еще расти и расти, и неизвестно, насколько меня хватит.
Густав — большой любитель давать советы, и в этом своем хобби порой доходит до занудства. Да, да, знаю, морковку нужно чистить к себе, а не от себя, «как домохозяйка», но мне все-таки больше нравится так. В конце концов, какая разница? Времени уходит ровно столько же, так в чем дело? Дело в том, что на кухне каждый строит из себя доку, каждый желает показать, что знает, как правильно. Однако в кулинарии «правильно» — понятие относительное.
Я еле плетусь, но Густав этого не замечает, поглощенный поисками укромного уголка. Зайдя в темный подъезд, он осматривается и, убедившись, что никто не идет, достает косяк. Отсюда нам виден «Тайский дворец» — к одной из тамошних прелестниц Густав давно пытается забраться в трусики.
— Женюсь на ней. — Кивнув в сторону «Тайского дворца», он блаженно выпускает дым.
— Вы даже не знакомы. — Я двумя пальцами беру сигарету и подношу к губам.
— Ее зовут Жемчужина, — парирует Густав, наблюдая, как я затягиваюсь. — Эй, да ты весь косяк высосешь, подруга-э.
На конце слов он добавляет «э».
— Где ты этому научился? — удивляюсь я: забавно слышать от него американизмы.
Густав пожимает плечами.
— Не знаю. От тебя? Так что с тобой стряслось-то, поделишься наконец? Или и впрямь просто «гости»?
С одной стороны, мне неприятно об этом говорить. С другой — хочется увидеть реакцию Густава: тревогу, шок, злость.
— Для начала — по дороге на работу меня сбило такси.
— Да ты что! — ахает он, будто никогда не слышал ничего страшнее. — Тебя сбило такси?
— Угу. Кувыркнулась через голову и шмякнулась об асфальт. То еще удовольствие.
— Ну и как? Обошлось? — Он кладет руку мне на плечо, подходит ближе и добавляет: — Дай-ка зрачки проверю.
— При чем тут мои зрачки?
Густав запрокидывает мне голову и вглядывается в глаза, его лицо в двух сантиметрах от моего. Ничего не разглядев, он тащит меня за руку к фонарю. Там лучше видно.
— А-а-а-а! — ору я. Хороша забота, чуть руку не выдернул. Больно же!
— Ты в порядке? Господи, что с тобой? — Густав выглядит озадаченным и озабоченным одновременно. Он ведь всего лишь собирался поставить мне диагноз. И почему это европейцы в любой момент готовы продемонстрировать познания в медицине, нам абсолютно неведомые? Густав оттягивает мне веко большим пальцем и пристально всматривается в глаз.
— Ну? — не выдерживаю я.
— Жить будешь, — обещает Густав и возвращается к двери.
Он снова зажигает сигарету и, прежде чем передать ее мне, делает пару затяжек. Я втягиваю дым изо всех сил и подольше задерживаю его в легких. Минуту мы стоим молча.
— Сегодня на соте взяли нового парня, — сообщаю я.
— Козел. — Густав имеет в виду Ноэля. — Разве он не обещал поставить тебя?
— Не совсем.
— Тебе нужно переходить на соте, а то никто всерьез принимать не будет.
— Благодарствую.
— Эй, малышка, соте — это… одним словом, соте. Первая ступенька к настоящему успеху.
— Густав, — с раздражением прошу я, — скажи что-нибудь, чего я не знаю.
Он замолкает.
— Почему тогда ты еще не шеф-повар, если такой умный? — не унимаюсь я.
— Не хочу: слишком много работы. И к тому же я пока нелегал, без вида на жительство меня никто не возьмет. Между прочим, я подписался на лотерею «зеленая карта»!
— А что, бывает такая лотерея?
— Бывает. И я выиграю.
Я закатываю глаза и киваю: а что, все может быть! Косячок начинает действовать. Кайф!
— «Эй, покажи мне любовь», — мычу я популярный мотивчик.