Александр Минчин - Актриса
Я стал возбуждаться и сжимать ее грудь сильнее, она подвинулась ко мне, чуть выгнувшись, голова снова откинулась. Интересно, что изо рта у нее пахло мятой, а не сигаретами или…
— Тая, — проговорил я, — Тая, давайте перейдем туда, здесь не совсем ловко… сидеть.
Она, по-моему, совершенно не поняла, что я сказал. Я поднял ее, полуобняв, и, поддерживая, перевел на другую сторону большой комнаты, мы опустились на низкую кровать…
Она села чуть глубже, чем на край, опершись на руку. Она не успела упереться до конца, как я потянул ее руку на себя, другой — опустив хозяйку на спину. Тая хотела что-то сказать, пыталась привстать, но я закрыл ее рот губами, инстинктивно, если не интуитивно понимая, что девушка может только возражать, ну хотя бы в силу своей природы. Она дала свои губы для поцелуя. Плечо прижало ее грудь. Нога опустилась на ее колени. Я сознавал, что форсирую события. Но в голове стоял опьяняющий зуд или зов, или сверкал жезл, который раскалял. Я потянул ее миди-юбку вверх — и коснулся бедра. Сжал его ладонью, разжал и стал осторожно гладить вверх-вниз, ожидая реакции. Она попыталась двинуться, но была придавлена моим плечом, рукой и коленом. Классический треугольник. Ее ноги чуть раздвинулись, все еще не впуская мою ладонь. Вот теперь я желал ее и не думаю, что слабое возражение могло остановить мой напор. Как и вообще что-либо. Прикосновение к ее обнаженному телу только возбудило неимоверно. Она хотела двинуться, но лишь дала моей руке проскользнуть между ног. Сжала их, освободив губы.
— Я не думаю, что это нужно…
Я целовал ее ухо и шептал что-то, по-моему, довольно безрассудное.
— Ну, чуть-чуть, чуть-чуть.
— Вам пора… уже поздно.
Рука сжимала внутреннюю мягкость бедра. Я взялся пальцами и потянул край трусиков. У нее были довольно сильные ляжки, и я не думал, что она поможет мне, приподнявшись. Скорее наоборот.
Ее губы вдруг поцеловали мою шею и замерли. Я резко дернул тонкую ткань, и трусики порвались. Я вмиг взбросил юбку ей на грудь и, наклонившись, стал целовать живот. Мое колено раздвинуло ее колени. Ее изящные руки попытались сдержать мои плечи, но очень женственно, очень нежно. Какая-то ласка начинала излучаться от ее тела, хотя она ничего не делала. В очень неловкой позе, извернувшись, я умудрился расстегнуть бесшумно пояс и молнию на брюках. Я уже не успевал их снять. Я бы потерял все позиции.
— Нет, нет, — сказала хрипло она.
Мои бедра раздвинули ее ноги. Наши тела коснулись обнаженными частями. Я сделал последнее ввинчивающее движение коленом. Она подалась, путь был расчищен и свободен. Какой-то пустящий ветерок звериного желания прошелся по моему клинку и… Я сделал рывок вперед — и вошел в нее.
Она вскрикнула. И, обхватив мои бедра сильно ногами, замерла. Мое тело начало ударяться в ее.
— Хочу… хочу… хочу… — бессознательно, с каждым толчком, повторял я. Ее тело, сразу поймав ритм, стало синхронно двигаться в такт с моим. Я закусил ей шею. Она прижала впившуюся голову руками. Я двигался рывками, не думая, что эту истому можно долго вынести, — меня уже разрывало на части от желания.
Потом меня взорвало и разрядило.
— Вы очень нежный мальчик… — первое, что слышу я, приходя в себя.
Мне казалось, что я терзал, а не нежил.
Ее рука гладит мой позвоночник, едва касаясь. Мы в одеждах и только середины наших тел обнажены. Я целую ее шею, висок, глаз, веко, вожу языком по ресницам.
— Спасибо, — вдруг говорю я.
— Что вы!.. — восклицает она. — Заморскому гостю… — и не договаривает.
Мои губы невольно расплываются в улыбке.
— Простите, мне надо встать.
Я горстью закрываю фонтан (чтобы не било) и переворачиваюсь на спину.
Она выключает свет по пути, так как он режет мне глаза, и сразу в ванне принимает душ. Я слышу. Возвращается в халате почти незавязанном, я вижу высокий живот. Свет из коридора падает в комнату.
— Что вам теперь нужно? — вслух думает она. — Полотенце! — И достает из платяного шкафа большое, красивое полотенце.
— Вы подождете меня? — Я слегка трезвею.
— Как я могу ослушаться, — отвечает она. — Вы еще не закончили, я думала, уже все?..
Я улыбаюсь.
— Еще не спето столько песен…
— Всю ночь их будем петь?.. Желание гостя — закон.
Она чуть насмешливо смотрит. Я моюсь по пояс в ванне и выхожу, закутанный в длинное полотенце. Тая лежит в небрежно запахнутом халате поверх широкой, низкой, как станок, кровати.
— Можно? — спрашиваю я.
— Еще, по-моему, рано спрашивать, — говорит она, поворачивается и с интересом разглядывает мой обнаженный торс.
Я невольно закрываю грудь руками:
— Только не надо так пристально.
— А вы разве такой стеснительный?
— Не в восторге, скажем, от своего тела.
— И напрасно. — Она с улыбкой продолжает рассматривать.
— Вы погасите ночник и рассматривайте.
Она тут же выключает свет.
— Вы всегда такая послушная? — Меня это трогает.
— Желание мужчины — это аксиома, — легко смеется она.
— Я могу лечь с вами рядом? Теперь я как, вовремя спрашиваю?!
Она смеется заливисто.
— Люблю, когда у мужчины — хорошее чувство юмора.
— А что еще вы любите у мужчины?
— Синие глаза.
— Я не думал, что похож на мужчину.
— Не похожи, вы еще совсем мальчик.
— Почему?
— Боитесь услышать слово «нет».
— Поэтому вы и не…
— Опыт патологоанатомического исследования?
Я посмотрел на нее.
— Будет проводиться? — негромко спросила она.
Я коснулся ее груди под халатом. Грудь была большая, но мягкая. В ней не было никакой упругости. Как в губах. Я совершенно протрезвел.
— Вам этого очень не хотелось?..
— Ложитесь, а то вы в мокром полотенце.
— Это намек?
— По-моему, это голое предложение. Я бы сказала — навязывание…
Я вынимаю ее из халата, как конфету из обертки.
— Повернитесь на живот.
Она послушно поворачивается.
Я становлюсь на колени и начинаю водить языком по ее лопаткам, между ними. По ложбине позвонка, вверх и вниз, вверх и вниз… Тая начинает слегка извиваться. Ее рука развязывает узел полотенца на поясе и касается меня. Ниже. Нежно перебирает, гладит. Как будто ртуть взбивается наверх. Я хочу ее опять. Рывком переворачиваю на спину и беру ее бедра в ладони. Она приподнимает их, чтобы мне было удобней. Я умышленно скольжу выше, потом ниже, пока не вхожу во влажное влагалище.
Как грустно, что в великом языке нет лучше слова!
Несколько толчков, и он дико наливается. Двигаясь вперед, назад, влево, вправо, по окружности, по диагонали. Ладонями я приподнимаю бедра. Хотя это — уже не бедра, но существительного тоже нет хорошего в огромном языке: половинки, ягодицы, попа…
Ее неожиданно сильные ноги сжимают мои бока. Я начинаю раскручиваться, раскачиваться… издавать звуки. Захватываю ее ухо губами и шепчу:
— Хочу… тебя… тебя… тебя. — В ритм.
Я вырываюсь, расшвыривая ее ноги, они соскальзывают мне в подколенки. Я вгоняю в нее толчками. Вонзаюсь буром. Взрыв.
Она сжимает мои дергающиеся плечи, шею. И шепчет:
— Да, мой мальчик… да…
Я судорожно сжимаю ее тело так, что что-то хрустит. Она сильнее льнет ко мне животом, подмышками, грудью. Я замираю, оцепенев, потом разжимаю объятия. Мне кажется, я ее сломал. Она нежно гладит ладонями мою кожу.
— Прошу прошения, я не хотел так…
— Вы очень нежный мальчик, — повторяет она и целует мои глаза. — И очень ласковый.
Ощущение женщины отлично от ощущения мужчины.
Она выскальзывает из-под меня, и я слышу ее уже в душе.
Я не хочу ей пачкать белоснежную простыню и переворачиваюсь на спину. Какой-то далекий шепот кому-то говорит:
— Мне завтра с утра нужно в театр. Не просыпайтесь рано, вам нужно отдохнуть.
Кто это говорит, как будто ангелы поют, или это снится мне, но почему такими голосами?
Я не сразу понимаю, где я и почему так много света. Касаюсь рукой и чувствую, что голый, но заботливо укрытый. Подаю голос наружу, но никто не отвечает. Я вхожу в ванну и открываю сильный горячий душ. Вытираюсь большим полотенцем и захожу в кухню. Там никого.
На столе стоит большое блюдо, полное свежекупленных овощей: огурцов, помидоров, укропа, петрушки, малосольных огурчиков, издающих обалденный запах. Рядом, на тарелке, какой-то белый, неведомый мне сыр, влажный и мягкий, нарезанный тонкими ломтиками. Весь воздух пропитан его сказочным ароматом. В плетеной корзинке свежий батон. Салфетка рядом с большой чашкой на блюдце. Я отламываю только ломтик сыра и пробую: изумительный вкус. Одеваюсь, выпивая чашку чая. Я не ем с утра.
Вырываю из блокнота бледно-желтый листок и оставляю ей записку:
«Тая!
Вы очень милы. Спасибо за все.
Алексей.
