Эрик Сигал - Мужчина, женщина, ребенок
— Ну и что?
— Он — сирота, — Шейла произнесла это с подчеркнутой многозначительностью, всю глубину которой мог оценить один лишь Роберт.
— Бедняга, — сочувственно заметила Паула.
— Поэтому мы решили на некоторое время пригласить его к нам. Ну, скажем, на месяц. Когда мы переедем в наш летний дом Кейп-Коде. Разумеется, если вы обе ничего не имеете против.
— Это будет здорово! — Паула явно была за.
Ответ Джессики был, как всегда, более замысловатый.
— Ну что ж, — сказала она, — на свете все-таки существует справедливость.
— В каком смысле?
— Если меня не пускают во Францию, то по крайней мере здесь появится французский абориген, с которым можно будет о ней поговорить.
— Но ему всего девять лет, — возразил Роберт. — И он, наверное, будет очень горевать. Во всяком случае, первое время.
— Но, папа, он же сможет разговаривать.
— Конечно, сможет.
— Значит, я услышу настоящий французский язык. А не тот, на кагором говорит мадемуазель О’Шонесси. Q.E.D., папа.
— Он мой ровесник, а не твой, Джесси, — вмешалась Паула.
— Душа моя, — высокомерно возразила ей Джесси, — он…
— Что?
— Ступай учить французский. Vous Ltes une[5] невежда.
Паула надулась. В один прекрасный день она отомстит сестре. А их заграничный гость скоро разберется, что к чему, и оценит ее чистое сердце.
Странно, но ни одна из них не спросила, зачем мальчику понадобилось пересекать Атлантический океан вместо того, чтобы погостить у кого-нибудь живущего поближе. Но девятилетние девочки всегда приходят в восторг, если к ним в гости приезжает их ровесник. А двенадцатилетние жаждут приобрести светский лоск благодаря общению с иностранцами.
Шейла вела себя так, словно все происходящее в порядке вещей, и девочки, казалось, ничего особенного не заметили. Она яростно набросилась на работу и наконец отредактировала книгу Рейнгардта. Роберт, разумеется, ясно видел, что скрывается за этим фасадом прилежания, но не мог ничего ни сказать, ни сделать. По мере того как Шейла все больше демонстрировала свое безразличие, он все отчетливее ощущал свою беспомощность. Никогда еще они не были так далеки друг от друга. Временами, мечтая об ее улыбке, он начинал ненавидеть самого себя.
Надпись на табло возвестила, что самолет, прибывший рейсом TWA 811 из Парижа, только что совершил посадку. Возле автоматических дверей, закрывавших выход из таможни, начала собираться толпа.
Внезапно Роберта охватил страх. За последние недели всевозможные хлопоты, связанные с предстоящим событием, не оставляли в нем места для эмоций. Он был слишком взволнован, чтобы позволить себе задуматься: что он может почувствовать, когда эти двери раскроются и в его жизнь войдет его собственный сын. Не теоретическая проблема, которую обсуждал по телефону, а существо из плоти и крови. Живой ребенок.
Двери раскрылись. Появились члены экипажа. Они непринужденно обсуждали перспективу обеда в «Дургин-Парке» и то, успеют ли они попасть на бейсбольный матч с участием «Рэд Сокс».
Пока двери в таможенный зал оставались открытыми, Роберт, вытянув шею, пытался заглянуть внутрь. Он видел очередь, ожидающую досмотр. Но никакого мальчика там не было.
Он так волновался, что даже закурил, то есть стал грызть авторучку. Курить он бросил еще в старших классах школы, но и по сей день иногда засовывал в рот авторучку. Это его немного успокоило, но он тут же смутился и спрятал ручку в карман.
Двери открылись снова. На этот раз появилась стюардесса. Она несла зеленый кожаный чемодан и вела за руку растрепанного мальчика, крепко прижимавшего к груди летнюю сумку компании TWA. Быстро окинув взглядом толпу встречающих, стюардесса мигом опознала Роберта.
— Профессор Беквит?
— Да.
— Здравствуйте. Надеюсь, вас не надо знакомить. Желаю тебе весело провести время, — добавила она, обращаясь к мальчику, и исчезла.
Внезапно они остались одни. Поглядев сверху вниз на мальчика, Роберт подумал: интересно, похож он на меня или нет?
— Жан-Клод?
Мальчик утвердительно кивнул и протянул руку. Роберт чуть наклонился, чтобы ее пожать.
— Bonjour, monsieur[6], — вежливо сказал ребенок.
Хотя Роберт довольно бегло говорил по-французски, он заранее подготовил несколько фраз.
— Est-ce que tu as fait un bon voyage, Jean-Claude?[7]
— Да. Но я говорю по-английски. С детства брал частные уроки.
— Прекрасно, — сказал Роберт.
— Конечно, надо больше практиковаться. Благодарю вас за приглашение.
Роберт понял, что мальчик тоже выучил заранее несколько фраз. Он взял зеленый кожаный чемодан.
— Взять твою сумку?
— Нет, благодарю вас, — сказал мальчик, еще крепче прижав к груди красную парусиновую торбу.
— Я запарковал машину у самого выхода, — сказал Роберт. — Уверен, что ничего не забыл?
— Да, сэр.
Они вышли на улицу. Яркий солнечный свет к концу дня слегка померк, но влажная бостонская жара все еще не спадала. Мальчик следовал на полшага позади.
— Как прошел полет?
— Очень длинный, но все было хорошо.
— А фильм тебе понравился?
— Я его не смотрел. Я читал книгу.
— Вот как, — отозвался Роберт. Они пошли к машине.
— Смотри, Жан-Клод, у меня «Пежо». Надеюсь, сразу почувствуешь себя, как дома.
Мальчик взглянул на него и еле заметно улыбнулся.
— Может, хочешь подремать на заднем сиденье?
— Нет, мистер Беквит. Я бы лучше в окно смотрел.
— Пожалуйста, отбрось формальности и зови меня просто Роберт.
— Я совсем не хочу спать, Роберт, — сказал мальчик.
Усевшись в машину, Роберт спросил:
— Сумеешь застегнуть этот ремень?
— Нет.
— Давай, я тебе помогу.
Нагнувшись к мальчику, Роберт взял ремень и, натягивая его, невольно коснулся ладонью его груди.
О Господи, подумал он. Он живой. Это мой настоящий живой сын.
Когда они через несколько минут въехали в Самнерский туннель, Жан-Клод уже крепко спал. Повернув на юг на 93-м шоссе, Роберт не стал перестраиваться в левый ряд. Дорога из аэропорта обычно занимала часа полтора, но он хотел как можно дольше смотреть на мальчика. Просто смотреть.
Тот свернулся в клубочек, прислонясь к дверце.
Он выглядит немножко испуганным, подумал Роберт. Вполне естественно. Ведь всего двадцать часов назад он проснулся спокойным солнечным утром в своем родном городке. Было ли ему страшно, когда он летел в Париж, где ему предстояла пересадка? Покидал ли он когда-нибудь юг Франции? (Кстати, вот безопасная тема для завтрашней беседы.)
Встретил ли его в Париже кто-нибудь из сотрудников авиакомпании, как было условлено? Роберта очень беспокоило, не случится ли чего с маленьким мальчиком, которому предстоит самостоятельно пересесть с одного самолета на другой. Знал ли он, что ему надо при этом говорить? Наверняка знал. В свои девять лет он производит впечатление вполне самостоятельного человека.
Девять лет. Почти целое десятилетие Роберт не имел ни малейшего понятия об его существовании. Но ведь и он до сих пор не знает, что на свете существую я. Интересно, что Николь сказала ему о его отце.
Он смотрел на спящего ребенка и думал: Ты один в чужой стране, на расстоянии пяти тысяч миль от родного дома, и ты не знаешь, что рядом сидит твой отец. Чтобы сказал ты, если б вдруг узнал об этом? Огорчился бы ты, что ничего обо мне не знал? Он снова поглядел на мальчика. А огорчился ли я, что ничего не знал о тебе?
Мальчик проснулся в ту минуту, когда они проезжали Плимут. Он увидел дорожный указатель.
— Это здесь находится та скала[8]? — спросил он.
— Да. Мы как-нибудь сюда съездим. Покажем тебе все достопримечательности.
Дальше появился канал Кейп-Код. И Сэндвич. Мальчик засмеялся.
— Тут есть место под названием Сэндвич?
— Да, — засмеялся в ответ Роберт. — Тут есть даже Ист-Сэндвич[9].
— Интересно, кто придумал такое смешное название?
— Наверное, кто-то, кому очень хотелось есть, — сказал Роберт, и мальчик снова засмеялся.
Отлично, лед сломан, подумал Роберт.
Через несколько минут возник еще один важный указатель.
— Наконец-то хоть одно разумное название, — лукаво улыбнувшись, заметил Жан-Клод.
— Орлеан, — подтвердил Роберт. — Здесь все наши Жанны Д’Арк щеголяют в бикини.
Новый указатель — до Уэллфлита 6 миль.
Роберт не хотел, чтобы эта поездка окончилась, но увы — через несколько коротких минут ей придет конец. Их ждут его жена и дети.
— Ты знаешь, что у меня есть дети, Жан-Клод?
— Да. Луи сказал, что у вас две дочки. И что ваша жена очень добрая.
— Да, он прав.
— Она тоже была знакома с моей мамой? — спросил мальчик.
Избави тебя бог задать этот вопрос Шейле, Жан-Клод.
