Джейми Макгвайр - Мое ходячее несчастье

Через десять минут к нам вышли Шепли с Америкой. Эбби нервничала, а я был просто в восторге. Сначала она усомнилась в том, что я умею писать, а потом принялась выяснять, откуда у меня склонность к борьбе. Мне даже понравилось говорить о таких простых вещах. Это оказалось куда приятнее, чем объяснять девушке, что я прошу ее уйти сразу же, как только дело будет сделано: она тебя не понимает, а тебе нужно до нее достучаться, хотя твоя просьба вряд ли ей понравится.

— Ты давно занимаешься карате? Кто научил тебя драться?

Когда Эбби задала этот вопрос, Шепли и Америка почему-то напряглись. Ну а я нисколько. Я мало говорил о детстве, но это не значило, что я чего-то стыдился.

— У моего отца были проблемы с алкоголем. И ужасный характер. Ну а четверо моих старших братьев пошли в него. У них-то я и научился всему.

— А… — сказала она просто.

Щеки у нее порозовели, и у меня вдруг кольнуло в груди. Я не понял, в чем дело, но стало слегка не по себе.

— Не смущайся, Голубка. Отец бросил пить, а братья подросли.

— Я и не смущаюсь.

Но, судя по всему, она все-таки смутилась. Я стал усиленно соображать, как бы сменить тему, и решил, что ее забавный неряшливый вид — прекрасный повод для подкола. Голубкино смущение тут же сменилось раздражением, а это было для меня куда привычнее.

Америка предложила посмотреть телевизор, но мне такое предложение не понравилось: сидеть с Эбби в одной комнате и при этом молчать! Я встал:

— Ты, наверное, проголодалась, Голубка?

— Нет, я уже поела.

Америка нахмурилась:

— Когда это ты успела? Ой, верно. Я забыла: ты ведь перекусила… пиццей… прямо перед тем, как мы выехали из дому.

Эбби снова смутилась, но вскоре злость взяла верх над смущением. Похоже, это ее обычный расклад, который я уже неплохо изучил.

Мне еще никогда так сильно не хотелось остаться с девушкой наедине — причем с девушкой, которую я не собирался затащить на диван. Я открыл дверь и как можно непринужденнее сказал:

— Да ладно, тебе пора чего-нибудь пожевать. Поехали.

— Куда? — спросила она.

Ее осанка вдруг стала менее горделивой.

— Куда хочешь. Может, в пиццерию?

Тут я сам внутренне съежился: как бы не перегнуть! Эбби посмотрела на свои растянутые штаны:

— Но я не совсем подходяще одета…

Ей даже в голову не приходило, как она хороша. В таком наряде она нравилась мне даже больше, чем раньше.

— Перестань, все нормально. Идем, а то я подыхаю с голоду.

Как только она уселась позади меня на «харлей», ко мне наконец-то вернулась способность логически мыслить. Во время езды на мотоцикле мне вообще хорошо думалось. Коленки Эбби сжимали мои бедра, и это, как ни странно, тоже подействовало успокаивающе. Напряжение почти совсем отпустило.

Ощущение, которое вызвало во мне ее прикосновение, оказалось довольно необычным. Оно мне не то чтобы понравилось… Просто я постоянно чувствовал, что она рядом, и это одновременно умиротворяло и волновало. Нужно собраться, — может, Эбби и Голубка, но она всего лишь девчонка, и нечего из-за нее сопли распускать.

К тому же под ангельской внешностью она наверняка что-то скрывает. Видимо, ее уже обжег кто-то вроде меня — отсюда и неприязнь. Но она совершенно точно не шлюха. Даже не шлюха улучшенного образца, каких много (я их чую за целую милю). Мой боевой настрой стал потихоньку слабеть. Я наконец-то нашел девушку, которую хочется узнать поближе, но парень наподобие меня уже причинил ей боль. Пусть мы были едва знакомы, я бесился при мысли о том, что мою Голубку кто-то обидел. И теперь она ассоциирует меня с тем засранцем — это еще хуже.

Я резко затормозил: мы подъехали к пиццерии. В пути я так и не успел привести в порядок содержимое своей башки. Даже о скорости некогда было думать. Поэтому, как только я остановил мотоцикл, Эбби соскочила — и в крик. А я не мог не рассмеяться:

— Это был допустимый максимум.

— Да! Для автобана!

Она рывком распустила длинные волосы, собранные в забавный пучок, и расчесала их пятерней. Потом снова собрала и закрутила. А я не мог оторвать от нее глаз, — наверное, именно так она обычно выглядела по утрам, когда вставала с постели… Чтобы отвлечься, я стал прогонять у себя в голове первые десять минут фильма «Спасти рядового Райана». Кровь. Крики. Вспоротые животы. Гранаты. Артиллерийские залпы. Опять кровь.

Я открыл дверь:

— Не бойся, Голубка. Со мной ты в безопасности.

Эбби сердито протопала внутрь, не обратив ни малейшего внимания на мой галантный жест. А ведь она была первая девушка, ради которой я снизошел до роли швейцара.

Войдя в пиццерию вслед за Эбби, я направился к своему любимому угловому диванчику. В середине зала, за несколькими столами, сдвинутыми вместе, заседали парни из футбольной команды. Они тут же просекли, что у меня свидание, и не оставили это без комментариев. Я сжал зубы. Мне не хотелось, чтобы Эбби слышала их вопли.

Чуть ли не впервые в жизни я показался себе каким-то неловким. Но вскоре замешательство прошло. Эбби села напротив меня — злая, раздраженная, — и ко мне вернулась прежняя веселая самоуверенность.

Я заказал два пива. Официантка внаглую со мной заигрывала, и на Голубкиной лице появилось брезгливое выражение. Я разозлил Голубку, хотя даже и не старался.

— Часто здесь бываешь? — процедила она, косясь на официантку.

Черт, Эбби, кажется, ревнует! А может, и нет… Может, ей просто противно смотреть, как женщины на меня вешаются. Такое тоже вполне вероятно. Эх… От этой девчонки голова идет кругом!

Я постарался принять невозмутимый вид и, опершись локтями о стол, небрежно проговорил:

— Ну что, Голубка, может, расскажешь о себе? Ты ненавидишь мужчин вообще или только меня?

— Пожалуй, только тебя.

Я издал смешок:

— Надо же! И за что такая честь? Кстати, ты первая девушка, которая возненавидела меня до того, как мы занялись сексом. А еще ты не суетишься, когда разговариваешь со мной, и не пытаешься привлечь мое внимание.

— Я не притворяюсь. Ты мне действительно не нравишься.

Неплохо!

— Если бы я тебе не нравился, ты бы сейчас здесь не сидела.

Моя настойчивость принесла свои плоды: Эбби перестала хмуриться, морщинки вокруг глаз разгладились.

— Ты, может, и неплохой человек: я ничего такого не говорила. Просто не люблю, когда обо мне судят только по тому, что я женщина. Женщины разные, и если у меня есть влагалище — это еще не основание для каких-то выводов.

Тут я уже не мог сдерживаться: сначала давился от смеха, а потом заржал во всю глотку. Так, значит, Эбби не считала меня законченным подонком. Просто ей не нравилось, как я обставляю свои отношения с женщинами. Это легко уладить. Я почувствовал огромное облегчение и захохотал так, как не хохотал уже несколько лет. А может, даже никогда.

— О господи, Голубка! Я от тебя просто балдею! Мы с тобой должны подружиться! И пожалуйста, не спорь: возражения не принимаются.

— Я не против того, чтобы дружить. Но это не значит, что ты можешь каждые пять секунд пытаться залезть мне в трусы.

— Ты не собираешься со мной спать. Я помню.

Ура! Она улыбнулась. Эта улыбка открыла передо мной целое море заманчивых возможностей. У меня в мозгу уже замелькали порнографические картинки, но я вовремя затормозил: обидно было бы сразу прервать нашу странную дружбу, которая едва завязалась. Я улыбнулся Эбби в ответ:

— Приставать не буду, можешь мне поверить. Обещаю даже не думать про твои трусы… пока ты сама этого не захочешь.

Она наклонилась вперед, опершись о свои локотки. Мой взгляд, конечно, тут же приклеился к ее груди, прижатой к краю стола.

— А этого никогда не произойдет. Ладно, считай, что мы друзья, — отрезала Эбби. Это был вызов, и я его принял. — Теперь ты расскажи о себе. Ты всегда был Трэвисом Мэддоксом по кличке Бешеный Пес или стал им уже здесь? — Произнося это мерзкое прозвище, она изобразила в воздухе кавычки средним и указательным пальцами обеих рук.

Я съежился:

— Нет. Адам окрестил меня так после первого боя.

Я ненавидел это погоняло, но оно прилипло накрепко. Всем, кроме меня, понравилось, и на ринге меня продолжали так называть.

Повисла неловкая пауза. Потом Эбби снова заговорила:

— Ладно. Ну а больше ничего не расскажешь?

Я не понял: ее не смущает, что меня зовут Бешеным Псом, или она просто приняла мои объяснения? Не предугадать, когда она будет шокирована или рассержена, а когда проявит спокойствие и рассудительность. Но, черт подери, мне это даже нравилось!

— А что бы ты хотела узнать?

Эбби пожала плечами:

— То, что люди обычно друг другу рассказывают: откуда ты, кем хочешь стать, когда вырастешь, ну и так далее.

Я изо всех сил старался не выглядеть скованным. Я не очень любил говорить о себе, особенно о своем прошлом. Сказал что-то обтекаемое, надеясь побыстрее закрыть тему. Тут кто-то из футболистов громко сострил. Самому мне было наплевать, я просто боялся, что Эбби услышит и поймет, о чем речь… Хотя ладно, признаюсь: даже не будь рядом Голубки, я все равно пришел бы в бешенство.