Алексей Колышевский - Взятка. Роман о квадратных метрах
Я тогда сидел за столом Крыжного, который немедленно после визита Ка сказался больным. Услышав душераздирающие вопли, я выбежал в коридор. Сотрудники, застигнутые этими воплями, рыданиями, мольбами, вжав голову в плечи, с опаской пробегали мимо двери бывшего архитекторского помещения, в котором развлекались пацаны. Вы думаете, я стал героем? Ворвался к ним и всех вырубил? Спас Леночку и Катечку, и они потом, в знак благодарности, устроили мне ну… что-нибудь такое устроили… – нет! Так же как все, втянув голову в плечи, я ринулся в отдел кадров, забрал трудовую книжку и навсегда покинул свое первое место работы. И таких, как я, был целый офис. И никто из нас ничего не сделал тогда, даже в милицию никто не позвонил, все мы старательно отводили друг от друга глаза. Я никогда в жизни больше не встречался с этими людьми. Леночку и Катечку я никогда больше не видел. С бывшими пехотинцами и бычьем я нечасто, но вижусь. Встречаемся по бизнесу, сугубо с деловыми целями. Ведь у денег нет ни совести, ни памяти. А вот запах у них есть. Они пахнут потом и носками, порохом и лубрикантами, кокаином и свежим газетным листком. Они пахнут, и запах твоих первых денег навсегда остается в памяти.
Алла
1
Три дня я сидел дома. На четвертый день я стал прорабом. Вернее, не вот так вот сразу, а просто звезды где-то там, наверху, выше того места, где отдыхает на облаках ветер, сложились столь оригинальным образом. Просто утром четвертого дня одна женщина по имени Алла за завтраком решила устроить своему мужу сцену ревности. Почему именно за завтраком? Не знаю. Но полагаю, что для такого дела, как ревность, не существует суточных ограничений. Итак, Алла проснулась в шесть часов сорок пять минут и увидела, что Илья, ее супруг, спит на своей половине широкого ложа, свернувшись будто улитка. Супругов разделяла белая и холодная равнина простыни. Последний секс между ними случился много месяцев назад. Этой ночью он вернулся домой очень поздно, когда она уже спала, и пробрался на кровать, соблюдая максимальную тишину. В этом он преуспел: Алла не проснулась. Сейчас она чувствовала, что пахнет от него вином, духами «Герлен» и, в этом не могло быть никакого сомнения, от него пахло чужой женщиной: ее кожей, ее волосами и так далее. Алла, чье обоняние в связи с длительным воздержанием достигло чрезвычайной остроты, уловила этот запах, и он пронзил ее мозг, отразившись болью во всем теле. Воображение опытной женщины нарисовало перед ней картину падения супруга в объятьях искушенной ветреницы-сердцеедки, которая пользуется этими ужасными духами. «Герлен» – духи для тех, кому за сорок. Они тяжелые, пронзительные, их аромат царапает ноздри и заставляет глаза часто моргать. Значит, та, чей запах он даже не удосужился смыть с себя, примерно Аллиного возраста. Значит, это какая-нибудь очередная пациентка!
Алла была врачом-косметологом. Ее муж – пластическим хирургом. Оба занимались примерно одним и тем же, но разными способами. Жена накачивала пациенток коллагеном и ботоксом, муж исправлял неточности природы с помощью скальпеля. Часто к нему обращались женщины, которым хотелось другой нос, рот, другие сиськи, ноги, губы, другое лицо, и он делал для них все это. Некоторые пациентки в порыве признательности бывали благодарны доктору не только материально. Муж и жена работали в разных местах: у нее был кабинет в здании поликлиники на Бронной, он принимал в одной из платных клиник для богатеньких на Юго-Западе. Места разные, пациентки одни и те же: состоятельные женщины трахательного возраста…
Алла встала, постаравшись сделать это как можно громче, но муж даже не шелохнулся. «Вымотался, кобель», – мрачно подумала женщина и, покинув спальню, проследовала на кухню, где задала работу кофейному агрегату и открыла окно. Поеживаясь от холода, она прихлебывала кофе и больше всего на свете хотела сейчас, чтобы муж подошел к ней сзади, обнял и поцеловал в шею, в то особенное место под волосами, где есть такая впадинка. Но его все не было, а воздух, проникающий с улицы, был таким холодным, что даже кофе не мог согреть остывающее сердце женщины, оживить ее надежду. Захлопнув окно, она назвала себя дурой, вот тогда-то он появился. Более неподходящего момента и представить было невозможно. Он вошел, как-то растерянно поглядел на нее, вымученно улыбнулся, говоря «доброе утро», и Алла смотрела на него так, словно видела в первый раз. Стройный, без брюха, умное лицо, глаза эти необыкновенные… Конечно, на все это постоянно будет спрос у чужих женщин! Он старался не встречаться с ней глазами, а она с первыми нотками истерики спросила, как он себя чувствует.
– Не очень. Вчера пришлось задержаться… – Он ухмыльнулся, и если бы не эта ухмылка, в которой не было ни тени раскаяния, а одна вопиющая и нахальная насмешка над ней, законной супругой, которой он столь откровенно пренебрегал, в которой давно перестал видеть женщину, то все, возможно, сошло бы на нет. Но ухмылка заставила Аллу перейти к действиям. Она принялась задавать ему вопросы: сперва насмешливо, пытаясь вызвать его искреннюю реакцию, затем, видя, что у нее ничего не получается, Алла сорвалась на крик, принялась обвинять его в измене, а он молча выслушал ее и ответил, что все это «полнейший и бездоказательный бред». Да-да! И он сказал это так, словно читал лекцию студентам, и даже поправил очки так же, как обычно их поправляют те, кто читает лекции.
– Ах, бред?! Да от тебя за версту разит чужим влагалищем! – окончательно вышла из себя Алла и понесла совершенно бесконтрольную околесицу, порой изрыгая словечки из лексикона уличных клошаров.
Но ничего особенного не произошло. Муж ее, спокойно выслушав претензии в свой адрес, осведомился, будет ли ему позволено сказать несколько слов в свою защиту, и, не дожидаясь согласия, рассказал историю своих ночных похождений. Якобы он ехал домой, когда шедшая впереди машина внезапно улетела с дороги и врезалась в столб, и тогда он остановился и побежал посмотреть, в чем там дело. Оказалось, что за рулем была беременная женщина, у которой вдруг, раньше времени, начались схватки. «Семимесячные дела, понимаешь, – пояснил он, – пришлось прямо на месте принимать у нее роды».
– Принял? – насмешливо спросила Алла, готовая поверить во все, что будет дальше, и отчасти даже благодарная своему мужу за его способность вот так невозмутимо лгать, глядя в глаза.
– Разумеется, – с тихим достоинством героя сообщил он, – а затем пришлось везти ее в больницу, а уж потом туда прилетел ее муж и буквально заставил меня выпить, да мне и самому хотелось. Ведь это такой стресс. И как-то я после всего этого совершенно обессилел. Настолько, что даже в душ не полез. Да и вас с Ритой (так звали их дочь) будить не хотелось.
Вот, собственно, и все. Алла не стала продолжать ссору дальше и сделала вид, что поверила. А как тут не сделать вида, когда есть дом в Бельгии, квартира на «Соколе», бизнес и все это пополам. Что же, делить все это, что ли? И к тому же есть Рита, которой нужен отец. «Пусть уж лучше «роды принимает», – вздохнула про себя Алла и решила завести любовника.
По всей видимости, ее желание было настолько сильным, что любовник у нее появился в тот же день, а точнее, спустя несколько часов. Не бином Ньютона – догадаться, что любовником этим стал я. Мне было 23, ей 43, и, впервые увидев ее, я подумал, что у этой женщины, наверное, самая большая задница из всех, на которые я прежде обращал внимание.
В школе у меня была девочка, с которой я не трахался, мы лишь занимались тем, что принято называть «глубоким петтингом». После школы и до армии была еще одна девочка, с которой мы трахались. В армии была еще одна девочка, на которой я обещал жениться, но потом передумал потому, что стал подозревать ее в желании использовать меня в качестве мостика из ее Мухосранска в Москву, а равно и в желании разменять нашу с мамой квартирку. Волею судеб уже тогда я был человеком неглупым и практичным, а иначе совершил бы глупость и женился прямо там, в армии. Неглупость моя и практицизм сводились тогда к постоянному использованию презерватива, чтобы проворная девушка как-нибудь от меня не залетела. После армии были еще какие-то связи, но недолговечные, так как пассии хотели замуж, происхождения были рабоче-крестьянского, а моя мама называла всех моих подружек «сбродом».
– На что они тебе, сынуль? – вопрошала меня мать. – Что они могут тебе дать?
И тут же сама отвечала на свой вопрос:
– Да ничего. Они ничего не умеют и могут только сосать из тебя, а ты будешь на них горбатиться и состаришься раньше времени. Как женщины они тоже мало что умеют, значит, ты останешься неудовлетворен и будешь искать утехи на стороне. Нет, не торопись жениться. Не надо.
И я не торопился. Не было такого желания. Да и с какой радости так рано жениться?! Жить-то на что? Втроем лопать курицу? Наблюдать, как мама ссорится с невесткой? К черту такие перспективы! Поэтому когда я думал о женщинах в своей жизни, то представлял себя в роли альфонса и не испытывал ни малейших угрызений совести. Член – это единственный актив такого простого парня, как я. Ведь и большинство женщин именно так относятся к своему детородному органу, пытаясь пристроить его с максимальной выгодой. Цинично звучит? Куда ж деваться? Правда всегда цинична потому, что в ней нет сентиментального вымысла, которым человек исстари норовит прикрыть то, что есть на самом деле. А на самом деле было вот что.
