Татьяна Соломатина - Акушер-ХА! Байки
Дело в том, что до сих пор – до этого нелепого мезальянса – Вася любил красивых своеобразных женщин только с хорошим крепким провенансом. Чтобы Остерман обратил на бабу внимание, она должна была побывать разок-другой замужем, да не просто так, а за личностями неординарными. Да и сама обязана была быть слегка с перекосом: лёгкие стигмы психопатии в избраннице Васей приветствовались, особенно в сочетании с творческой профессией. Ещё тендер под названием «Васина жена» включал в техническое задание привод под крышу дома Остермана парочку детишек не от него, чтобы уже именно он поставил их на ноги и вывел в люди, прикипев к ним душой и сердцем куда больше, чем иные – к кровным отпрыскам.
Первая его жена была старше Васи лет на десять, и, говоря откровенно, именно благодаря ей он попал в нужную среду, где и смог состояться как высококлассный (и заоблачно оплачиваемый) профессионал. Потому что «уж сколько их упало в эту бездну» разнообразных ЦРБ, заштатных ЖК и окраинных поликлиник, да так там и сгинуло со всеми своими диагностическими, терапевтическими и хирургическими талантами. Но Вася её – свою самую первую жену – на самом деле любил. Юный, никому не известный докторишка отбил знаменитую журналистку у очень серьёзного мужа, и она переехала из ведомственных хором к мальчишке в коммуналку. В жалкую облезлую комнатушку, доставшуюся Васе Остерману от бабушки. Она и двое её детей, полюбившие молодого смешного и нескладного тогда ещё Васю до умопомрачения. Родную мать они и за мать-то не считали. Некогда прежде у них была няня. Потом – появился Вася. А мать была для них скорее подругой, к которой они порой жутко Васю ревновали. Его же хватало на всех и на всё: и на возлюбленную жену, и на обожаемых детей, и на страстно вожделенную работу. Последней он отдавался с не меньшим пылом, чем всему остальному. Если не с большим. Страсть вообще не слишком здоровое чувство. Для бездарей. Но не для Васи – он был одарён сверх меры. И дар его был не столько лекарским, сколько даром вообще. Даром жить. Жаждой жить. Жаждой, которую Вася утолял не стремительными алчными глотками, а постоянным и равномерным поглощением всего и всегда. Бездонный и бесконечный Вася Остерман. «И как у него на всё хватало и хватает времени?» – удивлялись много позже те, кто путает увлечённость своим делом с карьерой, настоящую горячность с показным рвением, а причину со следствием. У Васи всё было в порядке – он вообще ни о чём не думал. Не тратил попусту время. Его отмеряно-то всего ничего…
С первой женой они постепенно разменивали-выкупали какими-то невероятными путями-комбинациями коммуналку, и в итоге в самом разгаре цветущего застоя оказались собственниками большой квартиры в центре города. Дети как-то очень быстро выросли сами по себе – Вася был старше их всего лишь на двенадцать-тринадцать лет, будучи при этом настоящим отцом. Есть такой архетип: мужчина-отец. Счастлив только когда рядом женщина-дочь, будь она хоть на десять, хоть на двадцать лет старше. И обязательно дети – как перепускные шлюзы неутомимой энергии. Иначе о ней, единственной, будет заботиться так, что не каждой психике под силу.
Вася со временем заматерел и уже стал постепенно превращаться в Василия Илларионовича, оставаясь всё таким же живым, подвижным, всё успевающим и всех любящим. А жена внезапно умерла. От рака матки. Какого-то очень скоропалительного. Не помогли ни ранняя диагностика, ни своевременно предпринятые радикальные, ни усиленные паллиативные меры.
И Вася женился во второй раз. Не на следующий же день, конечно. Через пару лет. Он не собирался, но так уж получилось. И, не испытывая никаких особенных кинематографически экзистенциальных мук над ухоженной могилой, больше похожей на кокетливую клумбу, чем на холмик над прахом, он женился. Уже на излёте эпохи «исторического материализма» – в 1985 году. Он точно помнил, потому что водку на посиделках по поводу его бракосочетания наливали из чайника в чашки, а не из бутылок в стопки.
Сочетался законным браком с бывшей однокурсницей своей падчерицы. Так что жена на сей раз была более подходящего ему возраста. Но уже, разумеется, успела побывать замужем. И не однажды. Потому что он женился не на студентке, а на вполне себе состоявшемся патологоанатоме. С положенным креативным перекосом. Кто сказал, что патологоанатом не творческая профессия? Много вы знаете о патологоанатомах! «Я прихожу к вам в ту обитель, где сон на сон уж не похож. И где слуга и повелитель – отточенный холодный нож. А где-то рядом, за стенами, многожеланьем движим мир. И неповинен он пред вами. И неповинны вы пред ним!» Патологоанатом написал. Или вот ещё: «И правда в секционном ветхом зале сироткою ютится у стены…» Так что очень они творческие люди, патологоанатомы. Куда более творческие, чем журналисты. И куда более психованные. Ещё бы. Порой от твоего заключения зависит жизнь и здоровье больного. Того же онкологического, например. А также репутация и карьера коллег в случае летального исхода. Поневоле станешь нервным, как поэт, скандальным, как прима-балерина, и неожиданным, как импрессионист после доброй чарки абсента.
Вторая жена была не менее красива, чем первая, но совсем другой породы: та была яркой классической славянкой, эта – с некой восточной примесью в генотипе. Васина падчерица от первого брака немного пофыркала – больше для проформы, чем от души: вот, мол, приводи домой бывших соучениц на рюмку чаю, не успеешь опомниться, как без папки останешься! Пасынок и вовсе одобрил, мол, молодец, батяня! Что теперь, всем лечь в гроб и крышкой накрыться?! Прах к праху, пока живём – помним. Помрём – встретимся. Поскольку ТАМ после акта дефекации туалетная бумажка уже ни к чему, то будет у тебя, батя, вместо одной боевой подруги две. Души вне тел не так разрываемы плотскими страстями, так что будь спок! Мамка будет строчить передовицы, а сеструхина подруга – философические графоманские вирши. Будут друг другу читать свою галиматью и вопить: «Зелено!» – а ты себе спокойно будешь созерцать картину мира. Чем? Ну, чем-то её там души созерцают? В общем, не парься, батя. Живи, пока глазки смотрят и ручки-ножки ходят. Ну, то есть пока живой и молодой!
Истеричная брюнетка сосуществовать на одной территории с голубоглазыми блондинами «из прошлого» отказалась. Не из вредности, а обоюдного покоя ради: у неё своих чернявых было двое – семи и девяти лет. Вася напрягся – и построил небольшой, но крепкий и уютный дом на Рублёвском шоссе, тогда ещё вовсе не настолько провокационно престижном. Патологоанатом писала диссертации, поэтому дети висли на Васе, уже давно заслуженно получившем все свои «к.мед.н.» и «д.мед.н.». Висли просто потому, что у Васи всегда было на них время, а у мамы – никогда не было. Хотя занят Василий Илларионович был куда больше супруги. Парадокс?.. Может быть. Но не главный в этой истории. Главный заключался в том, что и вторая Васина жена – любимая от макушки до пят со всей своей мрачностью, истеричностью и склонностью к написанию виршей – умерла. От скоропалительного рака матки. Не помогли ни ранняя диагностика, ни своевременно предпринятые радикальные, ни усиленные паллиативные меры. Несмотря на имеющий место прогресс в профилактике и терапии онкологических заболеваний. Невзирая на то, что Вася каждый год таскал её на профилактические осмотры, расширенные кольпоскопии, подробные мазки и даже прицельные биопсии. Перед смертью она успела завещать своё тело студенческому анатомическому залу, заявив Васе, что не хочет быть ещё одной почётной «альпийской горкой». И ещё потому что «Hic locus est, ubi mors qaudet sucurrere vitam!»[10]. Как гласила надпись, помещавшаяся в старину над входами в анатомические театры. Чего-чего, а чувства юмора и этой Васиной жене было не занимать. Пусть и чёрного. А какой ещё юмор мог быть у эрудированной и мрачно-искромётной смуглой брюнетки-патологоанатома?
У четверых взрослых Васиных детей всё было хорошо (все они, к слову, были Остерманы – таково было их самостоятельное добровольное решение). Не менее хорошо, чем у принятых им собственноручно пары-тройки карапузов-внуков. Тоже Остерманов. В этой семье вообще мало кого интересовали проблемы крови, а проблем с любовью и верностью у них не было.
Вася построил себе особняк в деревеньке неподалёку от Рублёвского шоссе – было сложнее, чем раньше, но всё ещё возможно, да и в деньгах Вася Остерман нужды не испытывал, – справедливо рассудив, что и детям от второго брака папина недвижимость нужна куда больше, а он уж как-нибудь сам. Не в могилу же с собой деньги забирать? Деньги штука такая – расходная: не хватает – больше зарабатывай, а не экономь. Да и вообще, деньги надо тратить при жизни. А слово «могила» отныне стало для Васи ругательным. Он было даже попытался, как все порядочные люди, уйти в депрессию, в запой, хоть куда-нибудь, куда и положено уходить всем порядочным людям после смерти родных и близких. Но не получилось. Денег больше зарабатывать – сколько угодно. А экономия, депрессия и рассуждения о бессмысленности жизни и несвоевременности смерти – никак. Рождённый для гармонии созвучий небесных сфер на радость всем, рельсы из собственных терзаний в царство Аида укладывать не может.
