Андрей Шляхов - Байки из роддома
Действительно: в кресле, которое везли по коридору знакомые Данилову лишь в лицо медсестры из гинекологии, сидел и трясся мелкой дрожью Борис Леонидович. Бледный, с вытаращенными глазами и гримасой боли на лице. Левый рукав его халата был красным от крови.
Сбоку от каталки шел Вознесенский, на ходу отдавая распоряжения. За каталкой тянулась свита из любопытствующих сотрудников роддома. По отрывкам фраз Данилов понял, что в заведующего гинекологией только что стреляли. В его собственном кабинете.
У двустворчатых белых дверей блока реанимации Вознесенский остановился, оттеснил медсестер-водителей от коляски и скомандовал:
— Всех чужих прошу бегом на выход! Не хрен вам тут делать! Владимир Александрович — прошу!
Данилов и так бы предложил свою помощь, но Илья Иосифович не выносил, когда что-то в отделении делалось не по его указке.
В реанимации Данилов с заведующим и старшей сестрой помогли Ворхлюку переместиться в кровать и улечься на спину.
— Ты первый мужик в моем отделении, — пошутил Вознесенский.
Первый мужик матерно выругался сквозь стиснутые от боли зубы.
На раненую руку прямо поверх халата был наложен резиновый жгут, препятствующий кровотечению из поврежденных артерий.
— Лена, ножницы, бинты, перекись! — приказал Вознесенский постовой сестре.
— Непереносимости каких-либо препаратов нет? — спросил у Ворхлюка Данилов.
Тот молча покачал головой.
— Я за промедолом!
— Хорошо, — разрешил Вознесенский. — Анна Сергеевна, заводите историю на Бориса Леонидовича.
Все верно: раненый госпитализирован в реанимацию, ему оказывается медицинская помощь, вводятся наркотики. Обязательно должна быть заведена история болезни — как иначе списывать наркотические препараты.
Данилов быстрым шагом прошел в ординаторскую, к сейфу, достал оттуда одну ампулу с промедолом, схватил со стола истории болезни переводных родильниц и отдал их старшей сестре, уже заполнявшей на посту историю на Ворхлюка.
— Организуйте, пожалуйста, перевод в отделение. И лучше поскорее, нечего им здесь делать.
— Пять минут, — пообещала старшая сестра.
Вознесенский измерял раненому давление.
— Сто пятьдесят на девяносто. Сейчас мы тебя обезболим и займемся раной.
— Куда? — спросила Лена, принимая у Данилова ампулу.
— Подкожно.
Лена закатала повыше рукав халата на здоровой руке Ворхлюка и сделала укол.
— Кровопотеря у тебя небольшая, это хорошо. — Вознесенский разрезал ножницами окровавленный рукав и занялся обработкой раны, действуя ловко, словно хирург.
— Не больно?
— Уже нет.
— Промедол пошел…
Гримаса боли на лице Ворхлюка сменилась умиротворенным выражением.
— Чем это он в тебя?
— Из охотничьего.
— Так, пулька в ране. Кость цела, артерия вроде тоже. Леонидыч, я сейчас сниму жгут, чтобы проверить. Ты не дергайся…
— Не буду, — пообещал Борис Леонидович, отворачиваясь, чтобы не видеть манипуляций Вознесенского.
— «Скорую» уже вызвали? — спросила Анна Сергеевна.
— Нет, — ответил Вознесенский. — Сейчас закончу и вызовем.
— Хочу в сто пятнадцатую, — сказал Ворхлюк. — Там все свои.
— Обеспечим, не волнуйся.
В реанимацию вошла Нижегородова.
— Как он?
— Все нормально, Валентина Владимировна! — успокоил ее Вознесенский. — Обезболили, обработали, сейчас переведем…
— В сто пятнадцатую… — снова напомнил раненый.
— Я помню. Анна Сергеевна, дайте историю на подпись Валентине Владимировне.
Если госпитализация чем-то отличается от обычных, то на истории болезни должна стоять подпись главного врача или его заместителя.
— Аня, ты зачеркни слово «родов» и напиши сверху «болезни», — сказала Нижегородова, возвращая под писанную историю старшей сестре. — Ну как вы, Борис Леонидович?
— Нормально, спасибо. Этого… — Ворхлюк замялся подыскивая подходящее слово, но так и не сумел его найти, — поймали?
— Его задержали охранники, — ответила заместитель главного врача. — Он попытался устроить драку, но ребята его скрутили и приковали наручниками к батарее в своей комнате. Ждем милицию. Ваш кабинет закрыли. Ох, что творится, средь бела дня…
К завтрашней утренней конференции произошедшее было реконструировано вплоть до мельчайших подробностей.
Муж женщины, у которой экстракорпоральное оплодотворение закончилось не беременностью, а абсцессом яичника, явился к Ворхлюку свести счеты.
Из-за абсцесса женщине пришлось удалить матку вместе с придатками; это значило — никаких своих детей, никогда.
Мужчина взял с собой ружье, разобранное и упакованное в чехол, — поэтому, собственно, охранники не встревожились.
Немного взволнованный мужчина с сумкой в руках — совершенно обычное явление в любом родильном доме. А в коммерческое отделение мужья допускаются в любое время, кроме ночного; никаких приемных часов.
Брошенный чехол нашли в туалете, расположенном в двух шагах от кабинета заведующего гинекологическим отделением. Похоже было на то, что именно здесь мститель собрал оружие.
Ворвавшись в кабинет Ворхлюка, мужчина громко, так, что было слышно чуть ли не по всему отделению, начал высказывать претензии. На шум прибежала старшая сестра гинекологии Оксана, которую по молодости все звали только по имени. Увидев в кабинете заведующего незнакомого мужика с ружьем в руках, Оксана взвизгнула и упала в обморок.
Поняв, что счет пошел на секунды, мститель выстрелил в Ворхлюка (все согласно пришли к выводу, что он метил в сердце, но слегка промахнулся и попал в левую руку), бросил ружье и выбежал из кабинета. Споткнувшись об упитанное тело Оксаны, он упал, но тут же поднялся и бросился к лестнице.
Охранник, дежуривший у входа для посетителей, не слышал выстрела и ничего не знал о происшествии. Но он два года прослужил во внутренних войсках и хорошо усвоил, что всех пробегающих мимо следует задерживать для выяснения обстоятельств, помешавших им идти спокойно.
Мститель с ходу попытался заехать охраннику в челюсть, но тот увернулся и в свою очередь сумел повалить противника на пол, причем так, чтобы оказаться сверху. Прибежавший на помощь напарник помог защелкнуть наручники на запястьях задержанного и оттащить его в комнату отдыха охраны.
Приковав второй парой наручников свою добычу к батарее, охранники вызвали по переговорному устройству старшего смены, который как раз собрался подать своим бойцам сигнал общей тревоги.
Милиция приехала уже после того, как «скорая помощь» увезла Ворхлюка в сто пятнадцатую больницу. Свидетели и считающие себя таковыми были опрошены, а злоумышленник отправился в отделение.
Бориса Леонидовича прооперировали сразу же по поступлении, и состояние его не внушало никаких опасений.
Разумеется, главный врач не мог не отреагировать на произошедшее.
В начале «пятиминутки» Гавреченков произнес речь, растянувшуюся на четверть часа. Смысл ее сводился к напоминанию об ответственности врача за свои действия. От ответственности главный врач перешел к ужесточению пропускного режима.
— А я думала, что он охранников в каждое отделение посадит, — усмехнулась Ахметгалиева.
— Откуда такие деньги, да и куда их сажать? — возразил Вознесенский.
— Как — куда? — Ахметгалиева поиграла бровями. — В кабинеты заведующих. На огневые рубежи, так сказать…
Старшая медсестра гинекологического отделения получила благодарность в приказе за «решительные действия по предотвращению покушения на жизнь заведующего отделением».
— Оцените формулировку! — восхитилась Ахметгалиева. — Это ж прямо поэма в прозе!
— Фаина! — не поворачивая головы, одернул ее Вознесенский. — Тебе, кажется, в марте категорию подтверждать?
— Молчу, молчу! — В подтверждение своих слов Ахметгалиева даже зажала рот рукой.
— Но теперь мы будем строже относиться к самим себе! — Главный врач оседлал любимого конька и понесся вскачь. — Надо обращать внимание на любые мелочи, на самые незначительные нарушения…
«Кто о чем, а вшивый о бане», — подумал Данилов.
Одно дело — так наладить работу, чтобы все шло как по маслу, и совсем другое — постоянно разглагольствовать о дисциплине и изводить подчиненных придирками.
В ординаторской во время скорого утреннего чаепития насчет покушения на Ворхлюка не преминул высказаться Клюквин, вернувшийся на работу в середине января. За время болезни Клюквин отоспался и посвежел, но желчности своей не утратил.
— Да стопроцентно там был припутан и денежный интерес, — заявил он. — Не убеждайте меня, что Боря не ободрал этого типа как липку!
— Ну вы же не присутствовали при этом, Анатолий Николаевич! — упрекнул его Вознесенский. — Зачем зря говорить?
