Ионел Теодоряну - Меделень
От пальто пахло нафталином. Холодный, резкий воздух проникал в ноздри, раздражая их. От дыхания шел пар. Земля под ногами звенела по-осеннему.
Волнистая линия холмов прорезала ночную темноту.
В ворота вошли две тени — синие, отливающие темным серебром. Собаки с лаем бросились им навстречу. В ответ чей-то хриплый бас грубо, непристойно выругался.
— А ты драться не умеешь! — пожала плечами Ольгуца, внезапно останавливаясь.
— Как это не умею?
— Так, не умеешь!
— Может, ты меня научишь?!
— Конечно, — решительно заявила Ольгуца.
— Хм!
Сердце у Дэнуца тревожно забилось.
Ольгуца посмотрела на него с явным сочувствием.
— Если кто-нибудь даст тебе оплеуху, ты что сделаешь?
— То же самое.
— А если ударит кулаком?
— Отвечу тем же.
— А если еще раз ударит?
— Я тоже ударю.
— А если схватит за руки?
— Вырвусь.
— А если ударит ногой?
— Убегу, — ответил Дэнуц, не подумав.
— Вот видишь?!
— Да нет! — опомнился Дэнуц. — Отстань! Я сам знаю, что мне делать!
— Тогда стукни меня.
Дэнуц смерил ее взглядом.
— Ты хочешь, чтобы мы подрались? — спросил он миролюбиво.
— Нет. Я хочу показать тебе, как надо драться.
— А если я тебя ударю, ты не рассердишься?
— Нет, потому что ты не сможешь!
— Не смогу?!
— А ты попробуй!
— Ты рассердишься!
— Было бы за что! — улыбнулась Ольгуца.
— Ах, так!
— Лучше попробуй!
Дэнуц приготовился стукнуть как следует сестру, метя ей в лицо. Но как только он поднял руку, Ольгуца подставила ему подножку. Дэнуц упал на руки, яростно колотя по земле кулаками.
— Это свинство!
Смеясь, Ольгуца наклонилась, чтобы помочь ему встать на ноги.
— Не трогай меня!
Отойдя на несколько шагов в сторону, Дэнуц в ярости поднял камень, запустил им в Ольгуцу и со всех ног бросился к крыльцу.
— Не попал! — крикнула ему вслед Ольгуца. — Трус! Плюшка!
Но Дэнуц уже не слышал ее. Он был в спальне у матери.
Хромая, Ольгуца направилась к дому. Камень угодил ей прямо в голень.
Моника уже легла. Ольгуца тихо разделась, стараясь не глядеть на больную ногу. Прежде чем потушить свечу, она долго смотрела на дверь в комнату брата.
— Моника, если ты мне друг, — брови у Ольгуцы сдвинулись, — не разговаривай больше с Плюшкой! Никогда! Слышишь, Моника? Я не хочу, чтобы ты разговаривала с Плюшкой.
Погашенная свеча едко дымилась. Ольгуца массировала себе ногу под одеялом.
Моника только притворялась, что спит: ресницы у нее вздрагивали. Не разговаривать с Дэнуцем?.. Вопреки обыкновению, она забыла помолиться, потому что в душе у нее радостно звучало и пело:
«Моника любит Дэнуца от всего сердца».
* * *Стрижка ногтей и особенно кожицы всегда была мукой для Дэнуца; на сей раз — благословенной. Он позабыл, что каникулы кончились; что завтра, рано утром, когда сон так сладок, он уедет из родного дома на очень долгое время; что будет жить в пансионе; все это он позабыл. Все было абстрактно, конкретной была только месть Ольгуцы; ему казалось, что кто-то невидимый стоит у него за спиной и тотчас же исчезает, стоит только повернуть голову.
Девять ногтей были уже овальными и розовыми. Госпожа Деляну полировала камнем десятый ноготь. Дэнуц был бы счастлив, если бы их было сто. По мере того как розовел ноготь, Дэнуц все яснее видел, как меркнет его счастливая звезда.
И госпожа Деляну всячески старалась хоть немного оттянуть время. Она сама решила, что Дэнуц уедет утром в Яссы вместе с господином Деляну, а оттуда, вечером того же дня, в Бухарест.
— Ты потом будешь жалеть, Алис. Пусть пробудет дома еще день, а вечером ты привезешь мне его на станцию; жаль тратить последний день на визиты!
— Нет. Его долг — попрощаться с родными. Одним днем больше или меньше…
— Как хочешь! Ты заразилась от Григоре!
Теперь она жалела о своем решении. Если бы вечерний поезд, которым Дэнуц должен был ехать в Бухарест, не останавливался в Меделень, ей, пожалуй, было бы легче сказать ему, чтобы он выполнил свой долг перед родственниками ценой целого дня, проведенного дома. Но это было не так!
— Дэнуц… если хочешь, если очень хочешь, не уезжай завтра утром. Побудь целый день с мамой, а вечером мы поедем на станцию и там подождем папу. Хочешь, Дэнуц?
— Нет. Я поеду с папой, — решил Дэнуц.
— Как? Вы еще не легли? — удивился господин Деляну, входя в спальню. — Вы знаете, что уже одиннадцать? Скоро вставать. Спать, спать!
Госпожа Деляну, держа в одной руке палец сына, в другой — полировальный камень, подняла глаза на мужа, открыла рот и ничего не сказала: «Таковы все мужчины!»
— Пойдем, Дэнуц. Нам еще не хочется спать.
Домашние туфли стояли на коврике перед кроватью; ночная рубашка лежала на кровати. Дэнуц искал домашние туфли под кроватью, ночную рубашку — в шкафу. Ольгуцы не было ни под кроватью, ни в шкафу. Оставалась только дверь в ее комнату.
— Мама, у меня никогда не было своего ключа! — пожаловался Дэнуц.
— Какого ключа, Дэнуц?
— Ключа от моей комнаты.
— А что ты собираешься с ним делать?
— Запереть дверь, мама… Почему ключ у Ольгуцы? Я старше ее.
— Почему же ты мне не сказал?
— Я позабыл.
— Какой ты еще ребенок, Дэнуц! — упрекнула сына госпожа Деляну. — Вот ключ, — шепнула она, закрывая дверь.
И, смеясь, протянула ему ключ. Дэнуц запер дверь на два поворота.
— Мама, а нам не пора ложиться спать? — спросил он, стремясь избавиться от ненужного ему теперь сторожа.
Вытянувшись на кровати, Дэнуц почувствовал рядом с собой что-то твердое, прикрытое одеялом. Он спрыгнул на пол: ему показалось, что кто-то шевелится. Он зажег свечу.
— Аа!
Вместо предполагаемой мыши он обнаружил куклу, одетую в подвенечное платье.
— Ага! Ты надо мной издеваешься, — погрозил он кулаком в сторону запертой двери. — Погоди, я тебе покажу! Смейся, смейся!
Уж он ей задаст! Положить ему в постель куклу! Кто он? Девчонка?.. Пусть дерется, если ей так хочется! Но не оскорбляет.
Из сафьянового чемодана Дэнуц вытащил пенал, из пенала ножичек с острыми лезвиями. Потом присел на край постели, держа куклу между коленями. Белокурые локоны, надушенные одеколоном, один за другим стали падать на рубашку Дэнуца.
Кукла изрядно подурнела. Ее кудри, завернутые в газету, исчезли в ярком пламени печки. А Дэнуц, укрытый одеялом до самого подбородка, лежа в теплой постели, улыбался пламени и двери, запертой на два поворота ключа.
У него под кроватью спала кукла, в которую Моника вложила всю свою любовь, юную и нежную, как первая майская черешня, и которая была совершенно обезображена стрижкой и нарисованными первым номером Хардмута усами и бородкой.
* * *…Дэнуц горько плачет. Ольгуца догоняет его и наносит ему удар в спину кулаком и ногой. Дэнуц молча переносит удар. Он прекрасно знает, что заслужил его.
— Ты что плачешь? — миролюбиво спрашивает Ольгуца, кладя руку ему на плечо.
— Полно, Дэнуц! Давай помиримся.
И они целуются. Дэнуц хочет что-то сказать… но не может вспомнить, что именно!
Они прогуливаются по двору; на этот раз они держатся за руки, как образцовые брат и сестра. Дэнуц видит, что Ольгуца его союзница, и ему очень жаль, что он должен что-то скрывать от нее. Вот только он не помнит, что именно!
— Зачем тебе ехать в Бухарест? Это несправедливо!
— Так хочет мама! — сокрушенно вздыхает Дэнуц.
— Но я не хочу.
…Они оба бегут к деду Георге. Ночь темная, хоть глаз выколи, но Дэнуц не боится, потому что Ольгуца рядом с ним.
Вот они и добежали. Но странно! Домик деда Георге светится в черной ночи, словно луна.
Они стучатся в дверь. У Дэнуца колотится сердце. Вдруг дверь сама отворяется, и под навесом появляется дед Георге. Ольгуца и Дэнуц падают на колени перед Богом, потому что дед Георге и есть сам Господь Бог.
Они целуют ему руку.
Ольгуца говорит, что к Дэнуцу несправедливы, что его хотят отправить в Бухарест и что поэтому они убежали из дома. Господь зовет их к себе в дом.
Ольгуца и Дэнуц сидят на лавке; Господь на низенькой скамейке. Вдруг появляется ангел со змеем Дэнуца в руках. Это тот самый змей, у которого Ольгуца перерезала веревку.
Бог смотрит на Дэнуца. Дэнуц кротко улыбается.
Появляется другой ангел с куклой в руках. Дэнуц дрожит от страха.
Господь сажает куклу на колени, проводит рукой по ее лицу, и вдруг вместо лица с нарисованными усами и бородкой появляется сияющее улыбкой личико Моники. Вот только у нее нет волос.
Господь Бог засовывает руку в печку, достает горсть раскаленных углей и кладет на стриженую головку Моники.
Дэнуц закрывает глаза. Неужели Моника сгорела? Нет. У нее выросли новые косы.
