Ирина Дудина - Предводитель маскаронов

Инвесторы тут вообще заверещали. Владик сказал: «Если вы сейчас на вопросы не ответите, так нечего людям и мозги парить!». «Ну, мы в таком тоне разговаривать с вами не будем!», — заюлили лживые нелюди. «Да, кстати, — сказал Владик напоследок, когда уже целая орава пыталась вырвать из рук его микрофон. — Если вы людей обманете, начнёте выселять кого, так тут дворы отлично простреливаются. Мы тут каждый поворот и нишу знаем. Из пулемёта тут отлично стрелять будет! И люки у нас тут большие, трупы легко туда заталкиваются. И вообще, сколько вы квартир хотите расселять? 248? Ну, так с каждой по 200 рублей, на киллера хватит. Адреса ваши найти несложно, базы данных в метро продают на каждом шагу».

Поднялся страшный скандал, собрание закончили, не собрав подписей, московские жиртресты быстро куда-то утекли. Жильцы минут пять сидели в мёртвой тишине и отупении. Когда собрание начиналось, все эмоционально и неконкретно кричали, а тут, когда на конкретные вопросы были получены конкретные ответы в виде исчезновения и испарения в воздух, тут народ как-то ошалел и призадумался. Потом все стали подходить к Владу и жать ему руку.

— Спасибо, товарищ скинхед. Вы нас спасли! — так говорили они Владу.

Вчера, в часу седьмом, зашла я на Чернышевскую. Нам с сыном Юрой надо было кой-куда зайти по делам, визы сделать. Неожиданно на меня что-то ужасное навалилось, внезапное расслабление желудка и кишечника, мистическое и столь могучее, что пришлось воспользоваться услугами биотуалета. Сейчас вместо фундаментальных домиков — туалетов с разветвлённой системой унитазов делают хлипкую, неприличную, звуко — и газопроницаемую кабинку биотуалета. Я еле выждала очередь из 5 человек, подпрыгивая и извиваясь, отдала свою сумку сыну и вошла в кабинку. И так-то биотуалет — ужасная вещь, какая-то бадья пластиковая с кошмарной жидкостью колеблется, сесть на неё нельзя, надо ногами встать, а встаёшь — и упираешься головой в потолок, сгибаешься — и вообще не видишь, куда ты и что делаешь, если попадёшь в бадью — тебя оттуда обдаёт ответной волной, если промахнёшься — вообще можешь стенку туалета уделать.

В-общем, меня взорвало так, что аж все стены были уделаны и началась страшная вонь. Тётенька кассирша за тонкой перегородкой, бесчеловечно расположенная между двумя отсеками биотуалетов, вся зашуршала и стала опрыскиваться струями из освежителя воздуха. Ужасная у неё работа!

Но, блин, в кабинке не оказалось бумаги! Пришлось пожертвовать перчатками. Я долго ими утиралась и пыталась утереть стены, потом вышла из насквозь осквернённой кабинки, которой уже после меня пользоваться никто не мог. Я сказала Юре: «Быстро, быстро бежим отсюда, пока кассирша биотуалетная не вышла и не узнала, какой вред её предприятию я нанесла. А то она нас просто убьёт!». Мы резво убежали.

За углом Юра мне сказал:

— Когда ты вошла в кабинку, в этот самый миг, откуда ни возьмись, из-за угла появилась целая процессия высокопоставленных чиновников. Они важно осматривали дома вокруг, и глава свиты сказала: «Что это за уродливая громадина стоит тут!», — и указала в мою сторону. Я сначала подумал, что это она про меня. Потом понял, что дом старинный им не нравится, и его они хотят снести. Но тут ты стала так громко пердеть и вонять, что делегация с подозрением посмотрела на кабинки биотуалета, возле которых остановилась, и тут ты такой громкий звук издала, что все быстро ушли и забыли обсуждать дальше свои планы. Возможно, мама, ты спасла от сноса старинный дом!

Мы с Юрой едем в Финляндию. Мы едем на красивом автобусе как раз мимо дома Владика. Владик мне звонит на мобилу как раз в этот миг:

— Ты где?

— Да я в Финляндию еду, как раз мимо твоего дома!

— К финикам? Ах ты, как всё просто теперь стало! Не то, что раньше!

Я слышу особые интонации в голосе Влада. Я чувствую всеми фибрами души своей, как Влад завидует. Гражданин мира, блин, который теперь по своей ксиве даже до Москвы доехать не может.

На границе на фонарях сидят три чайки и один баклан. Они орут, жадно всматриваются в выезжающих за границу, вырывают булку чуть ли не из рук. Мне показалось, что вот оно — явное переселение душ. В этих трёх чаек переселились души трёх умерших интердевочек. Эти чайки хорошенькие, очень хищно жадные, готовые прямо изо рта у вас прокорм себе вырвать. Белёсый крупный баклан с хитрыми и жадными, чуть печальными глазами — это явно бывший фарцовщик, которого на том свете снизили в должности и воплотили в баклана, но зато и бонус — летай за границу туда-сюда, свобода полная, и вот он смотрит так печально, что как вот раньше нужно было надрываться, чтоб в Финляндию попасть и ихние товары покупать, их продукты кушать. А теперь — так всё просто. Мотайся туда сюда. Не дожил, бля, до свободы то…

От журнала послали в Москву. Зашла на Винзавод, посмотреть, что там с искусством современным делается.

Я обошла весь Винзавод за 5 минут. Убогое зрелище. В одной галерее какие-то старые киноплакаты, очень милые, но очень мало, штук 7. Зрение насытилось ими за 2 минуты. Если б их было 77 штук — то это была б вкусная полезная выставка. В соседнем отсеке на стенах висели какие-то скучные, считываемые за сотую долю секунды хари негров и нацменов. Просто хари без выражения. Типа стильно. Ничего стильного, скучно.

Далее были в белой комнате штук 20 больших цветных размазанок. Фотограф внёс величайший вклад в искусство — он снял танцующих так, чтоб в кадре вышли размазанные пятна. Ну и что? Это не было красивым, завораживающим. Любой фотограф делает такие снимки, вглядывается в случайную размазню, вроде как красиво. Потом плюёт, никакого смысла и красоты в этом нет, ничто не будоражит мысль. Гавно.

Далее была выставка социального репортажа величайшего фотохудожника. Он типа снял сценки из утреннего ночного бара. Ничего не запомнила, так как скучные фотки. Ну, колоритные негритосихи падшие, спившиеся, загулявшие на ночь одинокие ****ищи и стрёмные чудики. Просто рожи, без взаимодействий, психологии, символики предметов. Ни одна извилина не шевелится ни у фотографа, ни у зрителя.

Потом была галерея Гельмана. Звучное яркое имя. Выставка — лилипутское гавно. Прости меня Гельман. Я знала одного шизофреника, вот он был склонен делать такие микроскопические рисунки, предельно аккуратные. Рисующие школьники рисуют такую хренашку в своих клетчатых тетрадочках, предельно аккуратненько так. Лепят из пластилинчика. Ничего креативного, ни одной штучки, запавшей и душу, пробудившей сознание. Ничего не запомнила — какие-то крошечные хренашки, дешёвые вялые поделки учеников с уроков труда в школе. Шизофрения. Запомнила сточенные цветные карандаши с красивыми спиралями-стружками в баночке. Но, блин, чего оно такое в натуральную величину? Если б были карандашища типа как колья, сточенные такими стружками-кудрями, вот это б вставляло. А так, ээх… Где искусство, мастерство, искусственность, отличающие мастера от фломастера?

Типа великое, очень дорогое искусство, сделанное великими современными художниками. НаёПка, больше ничего, наёПка! Имена художников были знакомыми, ибо вот влияние раскрутки на сознание, фамилии изломанные, звучные, типа стильные — вбил таки Гельман в бошки! Волшебная сила слова…

В соседней галерее явно что-то готовилось. В ведре лежали ломти арбузов. Вышел из тьмы Бакштейн. Я подумала — вот как так, бахча и Бакштейн. Притянулись.

Началась в 8 вечерина. Великая выставка великого художника. Не помню ****ь его фамилию. Величие этого заморского мастера состояло в том, что он создал некие маленькие скучнейшие ***ни, заснял их на цифровое видео. И вот на пяти проекциях прямо на белёные кирпичные стены проецировалось величайшее, глубочайшее по величине искусство сего художника. На одном экране дрожала такая штучка, я в детстве такие на помойке находила, всё не могла понять значение и смысл этих деталек. Типа в стопку сложенные одинаковые пластинки, придавленные снизу и сверху, и ещё такие типа винтики наверху и внизу, чтоб куда то привинтить.

В-общем, бессмысленная ***ня, если бы был образ, то это была бы рифма, было бы два предмета, или предмет и фон, или предмет и звук. А тут просто хуяшка. И всё. Придумывай что хочешь, полная свобода. В основе никакого усилия, никакой идеи. Скучно. НАЁПКА!!! Следующая картинка. Буква П, только большая такая, из тонких палок. Под ней ещё буква П, поменьше, внизу вроде как норка мышки, или дырка в стене. В — общем, скучнейшая неинтересная хуйня. Третий экран — вообще просто чего-то серое, вроде как грязная пористая стена крупным планом. Скучно даже смотреть. Вроде ещё что-то было, хоть убей не помню что. Дерьмо сраное мелкое такое плюгавенькое.

Великое очень умное искусство называется. Типа толстый сильный придурок плюнет перед тобой, потом поймает тебя тщедушного, начнёт душить, чтоб свои инстинкты диавольские потешить, начнёт тебя мухрыжить: «Ну ка, заморыш, скажи, что я сделал?». «Плюнул!». «Не угадал! Думай ещё!». И вот заморыш извивается, пытается думать, а думать тут не над чем, это НАЁПКА!. Чего не скажи, жиртрест будет измываться над тобой, куражиться, что это не плевок, что это пена Венеры, или брылыантовая уточка. Вот такой мерзкой была эта лжевыставка.