Елена Черникова - Вожделение бездны

- Ишь ты… - успокоился Кутузов, так и не привыкший к режиму работы мозга индиго.

Притормозили у "Кропоткинской". Заперев машину, Аня повернулась к Храму Христа Спасителя и медленно, с чувством перекрестилась. Кутузов покачал головой. К этому он тоже не смог привыкнуть, а единственное воспоминание, когда он сам осенил себя крестным знамением, в телестудии, до сих пор обжигало руку.

"Кошкин дом" тоже притормозил. Вышли конюхи с библиографом, и Кутузову с трудом удалось не расхохотаться. Иван и Пётр были гренадерского роста, с пудовыми кулаками, шикарные дядьки, в одинаковых джинсовых костюмах. Старичок библиограф

- одуванчик на верёвочных ножках. Седенькие волосики колыхались, будто прощались. Взор учёного горел, однако, нешуточной решимостью. И он тоже был в джинсовом костюме.

- Униформа? - повернулся к Ане Кутузов и обомлел. В руках она действительно держала том из энциклопедии Брокгауза. - Зачем это?

- Я же с ним договорилась на три часа. Зайти-де на минутку. Ты разве забыл, что я его озадачила?

- Но это же так просто, для проверки! Анечка, не ходи к нему!

- Не волнуйся, у нас всё расчерчено. Пошли, ребята! - крикнула она сопровождению.

- А ты с библиографом - чуть поодаль, по нашим стопам. У тебя назначено "около трёх". А "около" может быть с двух сторон.

Кутузова, конечно, пекло нетерпение. Слишком громадна утрата. И сколько сделано для этого визита! Но позволить хрупкой девочке пойти даже на минимальный риск ради… И тут он задумался: ради чего?

Как пелена упала. Впервые в жизни Кутузова облило жаром нестерпимого стыда. За возню, суету, лихорадку… По цельнолитой конструкции его природы пробежала малюсенькая трещинка, будто робкая первая молния грозы; в эгоистическом панцире треснуло, подвинулось, - пробил озноб, на глаза наплыла горячая вода. Кутузов приостановился, продышался.

Тем временем Аня с гренадерами уже двинулась к подъезду. Шустрый библиограф подскочил к остолбеневшему библиоману и, крепко подхватив его за локоть, подправил - вперёд.

Мы с Васькой шли по Кропоткинской, поглядывая на таблички с номерами. Нашли, осмотрелись, и - Васька увидел эту парочку: старичок одуванчик под локоть препровождает Кутузова со смазанным лицом, - вид перекроено-окуренный, как из параллельного мира выпал.

- Это папа… - толкнул меня Васька. - Я читал, что пугать лунатиков нельзя.

Я всмотрелась, экстерном изучая персонаж, перевернувший мою жизнь. Увидела: он переможется. Минутное раздумье на челе, будто переворачивается какая-то важная страница. Перевернулась. Аминь.

Кутузов аккуратно выпростал свой локоть и шагнул к парадному. Ваську не заметил.

- Что будем делать? - прошептала я.

Васька в недоумении глянул в сторону Храма Христа Спасителя, перекрестился, успокоился и направился к подъезду. Но ему идти было в десять раз дальше: Кутузов уже вошёл. Старичок одуванчик остался на улице. Прошла минута.

И тогда раздался крик. От асфальта, шурша, поднялись в облака голуби.

Мы с Васькой рванули, пулей долетели до подъезда, но старичок одуванчик преградил нам путь. Крик в подъезде повторился.

- Туда нельзя, - строго сказал старичок.

- Там мой отец! - воскликнул Васька.

- А где ты раньше был? - резонно заметил одуванчик. - Ладно, стой рядом. Сейчас узнаю.

Одуванчик выхватил из джинсов мобильничек и быстро спросил у кого-то:

- Сына пускать? - и послушал комментарии. - Не велено. Ждите тут.

- Да что это такое! - Васька не согласился с вердиктом. - Пожалуйста, отойдите в сторонку, я должен туда войти. Не могу же я вас толкать!

- Не можете, молодой человек, никак нет. Через пять минут всё будет кончено. И вы пойдёте куда захотите.

- Кончено?

Я стояла поблизости, рассматривая достопримечательности архитектуры. Надо сказать, ни одна моя нервная клетка не дёрнулась, пока Васька со старичком препирались, а из подъезда вылетали нечеловеческие вопли. Наоборот, я успокоилась. Бушевание страстей меня мобилизует. А тут и ясность приближается.

Устаканится, и все получат своё. Реставратор - неудачник. Непобедитель, он часто

врал и боялся. Обертоны скрежещут, а голосок слабый, отчего ныряет вниз-вверх, - он не может выиграть.

Васька заметил мою уверенность в торжестве справедливости, обиделся, но сразу простил. Наверное, ему хотелось догнать сюжет до яркой расправы со злодеями, но кульминация выстрелила, и нам вот-вот вынесут из подъезда всю сценографию.

Проскрипели долгие секунды. Из подъезда бодро вышли: Иван с опечаленным бандитом, Пётр с обалделым бандитом, Аня с почерневшим реставратором, Кутузов с рюкзаком.

Братки, неприметно и крепко скрученные, тихо матерились и беспомощно болтались в железных клещах: конюхи были безмятежны. Аня отвела реставратора на противоположную сторону улицы, шепча ему на ухо, и показала пальчиком на его собственные окна. Спросила. Он кивнул. Ещё три раза кивнул. Аня посмотрела на старичка библиографа, тот подбежал, взял реставратора за локоть, как давеча Кутузова, и повёл обратно в подъезд. Кутузов, прижимая к сердцу рюкзак, светло смотрел в небо.

Васька приблизился к отцу. Кутузов посмотрел на сына и вздохнул:

- Кончилось…

- Ты вернёшься домой?

- Нет. Пока нет.

- Почему? - без интереса спросил Васька.

- Я женюсь.

- Совет да любовь. А она уже знает?

- Может, догадывается.

- Познакомь?

- Вы же знакомы… - Старший нёс это, поглаживая твёрдые углы рюкзака.

- Может, сначала сессию примешь? Ты же всё-таки на работе.

- Сынок, тебе нужны деньги? У меня есть три тысячи.

- Рублей?

- Нет. Простых российских евро.

- Смешно. Нет, не надо. Передай их невесте. Она заслужила.

Аня дала указания конюхам, и бандиты как сквозь асфальт провалились.

Я смотрела весь этот фарс и вспоминала визит госпожи Кутузовой в редакцию радио "Патриот". Провидеть ей тогда, как оно развернётся, - носа б из дома не высовывала, грамоту бы русскую забыла, на старых подушках спала бы всю жизнь, которая могла быть очень долгой…

Глава 48

Тонко запряла, да толсто вытянула. Где не было начала, не будет и конца. Упал-то больно, да встал здорово. Не дочитав сказки, не кидай указки! Это присказка, а сказка будет впереди

- Куда мы сейчас? - спросил Кутузов, когда она завела мотор.

- За цветами, потом на кладбище. К твоей жене.

- Хорошо. - Он закрыл глаза. - А потом?

- В музей. Сдавать имущество государству.

- Как? - задохнулся он. - Ты не можешь так…

- Могу, - спокойно сказала она, трогаясь.

- Аня. Ты любишь меня? Аня!

- Вот потом и разберёмся. Вон цветочный киоск. У тебя рубли есть? - Она выключила мотор.

- Да у меня только рубли. Мне рублями заплатили. Сейчас, подожди… - Он тяжело выбрался из машины, прижимая к сердцу рюкзак.

В сердце кольнуло. Кутузов медленно повернулся, положил заветный рюкзак на сиденье, посмотрел на Аню, ощупал карманы, печально улыбнулся и пошёл. Аня закрыла дверцы, ещё раз взглянула на Храм Христа Спасителя и повернула ключ зажигания.

Кутузов проследил, как повернул за угол её хорошенький серебристый мерсик. Чуть поодаль развернулся "кошкин дом", и кавалькада ушла в неизвестность.

Васька попрощался со мной и пошёл за машиной. Через пятьдесят метров остановился, понаблюдал за сценой у цветочного киоска и пошёл навстречу Кутузову, растерянно топтавшемуся возле входа в метро "Кропоткинская" с огромным букетом белых роз.

Я поехала на работу. Провела эфир. Получила зарплату и написала заявление об уходе по собственному желанию.

Глава 49

Деньги на стол, да и ступай домой. Что в девках ни было, да теперь замужем. Долга эта песня. Плохо жить без забот, худо без доброго слова. Пошёл слонов продавать

Первые дни после увольнения мне было легко, радостно, раздольно! Напевала, пританцовывала. Не надо звонить согражданам, приглашая их в студию. Не надо следить за часами, опасаясь опозданий в прямой эфир. Века железной дисциплины сделали из меня робота, заряженного на решение двух задач: вовремя построить график, вовремя отработать построенное. Хватит! Сколько можно? Не окупается! А главное - мне очень наскучило спрашивать. Оказывается, не так уж я любопытна, чтобы пятнадцать лет подряд интересоваться у солидных и чрезвычайно серьёзных людей, какого чёрта они занимаются именно тем, чем занимаются: поют, летают в

космос, разносят почту, пишут стихи, воспитывают детей в школе и дома, руководят

министерствами, предсказывают погоду, лечат, бьют рекорды, поклоны, друг друга… Пусть они сами, как хотят, хоть на голове стоят. Мне-то что?

Каждый день хотелось, прости Господи, поехать на кладбище к бывшей слушательнице радио "Патриот" Кутузовой, положить гвоздички, посидеть на лавочке и мысленно поблагодарить её за вмешательство в мою судьбу. Но я не знала, где она похоронена. Узнавать - звонить в дом. Звонить в дом - общаться. Общаться - так можно было и не уходить с работы.