Клер Моуэт - Люди с далекого берега
В конце дня я повезла их ужинать к моему брату, в его скромный коттедж в восточной части Йорка.[20] Мы поехали по авеню Донлендз, и мои спутницы рассматривали фигурки, стоящие на газонах перед домами, изображавшие то фламинго, то гномика, то негра-пехотинца. Им все здесь нравилось, так же как и дом моего брата. Брат работал лаборантом, а его жена была учительницей. Их дом был обставлен неплохо, хотя и без особой роскоши. Правда, в гостиной на полу лежали ковры, стояли мягкие кресла, а на стенах были картины в рамах.
Поздно вечером я отвезла девушек на квартиру тетушки Иды.
— Как только возвращусь в Балину, непременно передам привет вашим, — пообещала я. — Это будет уже на следующей неделе. Пусть порадуются, что вы живы-здоровы, что у вас все в порядке.
Я ведь знала, что хотели девушки передать со мной и что хотели бы услышать их родители.
22
Туман — извечное проклятье побережья — донимал нас в июне, когда мы уезжали, и вот теперь, в июле, мы снова вернулись к нему. В самое теплое время года капризная погода скрыла от нас солнце. В марте и то чаще выдаются солнечные дни.
Только что отстроенное пассажирское судно «Тавернер» полно пассажиров. Кстати, это первый теплоход, построенный в Канаде. Большая часть пассажиров — туристы, спешившие воспользоваться коротким здешним летом. Именно они занимали лучшие каюты, к неудовольствию пассажиров из числа местных жителей. Туристам не терпелось увидеть неповторимые пейзажи, но им не всегда везло с погодой, всю неделю здесь мог господствовать густой туман и ничего не видно, а слышен только хриплый гудок теплохода. Порой лишь перезвон корабельных склянок, крики невидимых чаек да еле виднеющиеся сквозь туман величественные скалы свидетельствуют о том, что корабль пристал к берегу.
Все же эти люди, отказавшиеся от солнечного тепла, от комфорта цивилизации, только чтобы проехаться вдоль побережья Ньюфаундленда, были не ординарными туристами.
Они наверняка постарались заранее кое-что разузнать о здешних местах, хотя Национальное управление железных дорог Канады этот маршрут не рекламировало. Очень немного канадцев и американцев знали о том, какие существуют средства передвижения по Ньюфаундленду. Еще местное управление туризма не начало рекламировать остров как обитель чудаков, которые спят и видят, чтобы туристы приехали и полюбовались их волшебным краем. Еще Ньюфаундленд не превратили для поборников духовной контркультуры в некий канадский Катманду.[21]
Рейсовые суда предлагали скромный сервис: никаких развлечений и никакого алкоголя на борту. Пассажиры, путешествующие в одиночку, обычно объединялись по признаку пола в трех-или четырехместных каютах, еда была самая простая, но обильная. Тем не менее из такого путешествия лишь немногие возвращались недовольными. Все, что они видели, было им в диковинку, все интересовало. «Чем люди на Ньюфаундленде зарабатывают себе на жизнь?» «Неужто такая плохая погода здесь все время?» «Есть ли у них здесь больницы и врачи?» «А школа?» «Неужто даже телевидения нет?» «Как, вы сказали, называется та рыба, что мы ели на завтрак?»
Совсем недавно и я сама задавала подобные вопросы. Теперь мне приходилось на них отвечать, рассказывать туристам из Скарсдейла или Скарборо, в какой следующий порт мы заходим, и я добавляла, на манер старожила, что, если ветер не переменится, мы проследуем в Балину, не заходя в Гранд-Анс.
За ужином мы сидели рядом с молодым человеком из Пенсильвании.[22] Он ехал в Гранд-Анс, намереваясь пробыть там год. Его, антрополога, направил туда недавно созданный при Мемориальном университете факультет антропологических и социальных исследований в Сент-Джонсе. Юноша пояснил, что Гранд-Анс привлекает его тем, что, будучи изолированным, он все же имеет много общего с материковой Канадой. Особенно интересуют его «взаимоотношения хозяина и гостя» и «распределение обязанностей в многодетной семье».
— Вам следует быть поделикатнее при сборе материалов, — посоветовал Фарли.
— Я не собираюсь ни от кого скрывать цели своей работы, — возразил он. — Так и представлюсь: антрополог-социолог, и точка.
— Видите ли, местные жители не очень-то жалуют приезжих, которые собираются у них что-либо выведать, хотя бы и в интересах науки. Кроме того, учтите, слово «антрополог» им ничего не говорит, — сказал Фарли.
— Поверьте мне, — с апломбом произнес молодой человек, — уж я знаю, как войти к ним в доверие, нас этому научили.
По расписанию теплоход должен был прибыть в поселок около девяти вечера; стоя на палубе в опаловой дымке заката, я перебирала в памяти весь дальнейший путь. Вот над мерной океанской волной раздалось знакомое позвякивание буя у Тюленьего острова. Туманная сирена громко прозвучала откуда-то с затянутой дымкой вершины утеса над нашими головами.
— Через семь минут, — сказала я мужчине, облокотившемуся рядом со мной на поручень. Этот высокий долговязый молодой человек оказался из Калифорнии.
— Через семь минут мы причалим, — повторила я.
Точно так и случилось, и я почувствовала невольную гордость.
В тот субботний вечер вся пристань была заполнена людьми, отъезжающих или встречающих среди них было немного. Большинство пришло на пристань просто людей посмотреть и себя показать.
— Нас встречают, как английскую королеву, — сказал калифорниец, когда сквозь дымку он наконец разглядел толпу на пристани.
— Так принято, — бросила я как можно небрежнее. — Тут приходят на пристань просто из любопытства.
Но сказать по чести, даже после пяти лет жизни на Ньюфаундленде я не могла, как этот мой спутник, остаться равнодушной к торжественному моменту — причаливанию судна.
Когда бы я ни приезжала в Торонто, ни разу я не чувствовала такой теплоты. У нас так приветствуют только команду-победительницу соревнования на Кубок Стенли.[23]
Здесь же так встречали всех. Ничей приезд не оставался незамеченным.
Как всегда, на пристани был Дэн Куэйл-младший: он ждал товара, чтобы загрузить свою шлюпку. С ним был одетый с иголочки младший неженатый брат Обри. В руках он держал чемодан.
— В Садберри едут, — сказал Дэн о своем восемнадцатилетнем брате и его друге-ровеснике, которые вместе отправлялись искать счастья. — Говорят, там работы непочатый край.
В толпе я заметила Эдит и Мейзи Пойнтинг. Губки подкрашены, новые симпатичные плащики, а на голове — кудряшки самодельной завивки. Нет, никуда они не едут, просто так пришли. Я остановилась, чтобы перекинуться словцом со своими учениками, и они похвастались, что на экзамене по изобразительному искусству они получили высокие оценки и теперь еще год хотят походить в школу, чтобы закончить ее. Я даже приветливо помахала рукой нашему надувшемуся от важности полицейскому капралу Фрейзеру, и он кивнул в ответ. Вид у него был такой серьезный, словно он был поглощен ловлей преступников.
Погрузив наш багаж поверх наполнивших шлюпку бакалейных товаров Дэна, мы отплыли вместе в сторону Собачьей Бухты. Как всегда, детвора, старики и все местные собаки в сумерках бродили у мостков, ожидая нашего возвращения домой. Их радость была скупа, но само их присутствие говорило о многом. Встречавшие быстро опорожнили шлюпку и понесли наши вещи. Дети спорили друг с другом, кто понесет наши чемоданы, спешили, кто первый расскажет всем, что мистер и миссис Моуэт возвратились и они это видели собственными глазами. В тот день Дэн уже заходил к нам, протопил печь. Дороти аккуратно сложила всю нашу почту стопкой на рабочем кухонном столе.
— Хорошо, что вы вернулись, — сказала она. — Без вас дом темный стоял. — Она прошла за нами в кухню, следом за ней потянулись Сьюзи с Лероем. Они с любопытством наблюдали, как мы снова обживаем свой дом: выкладываем из морозильника еду, чтобы разморозилась, регулируем нагреватель горячей воды — словом, расставляем все по своим местам. Вскоре к нам заглянул их отец. Он уже разложил в лавке товары, которых должно хватить на неделю, и вот теперь заглянул к нам в гости, а заодно решил шугануть младших детей домой спать.
Только Дороти он разрешил остаться. Она принесла показать, как выполнила мое задание по машинописи, которое я задала ей на время моего отъезда.
— Тут без вас такое было! — сказал Дэн, изнемогая от желания немедленно выложить все.
— А что случилось?
— На прошлой неделе на рыбозаводе чего было! Все рабочие из фасовочного цеха ушли домой. Повесили ножи — и по домам. И все тут. А следом за ними — упаковочный! Им паковать стало нечего. Говорят, пятьдесят тонн рыбы протухло на причале у рыбозавода.
— Рано или поздно это должно было случиться, — сказал Фарли, комментируя известие.
