Джеймс Данливи - Волшебная сказка Нью-Йорка
— Вас томила горечь утраты.
— Конечно, шутка сказать, он так неожиданно умер, я даже не успела понять, что случилось. И всего через два дня после медицинского осмотра, на который его отправила компания по страхованию жизни. Меня словно оглушило. Подруги говорили, незачем тебе еще взваливать на себя эти похороны. Говорили, останься дома, ляг в постель, отдохни. Но я такая сентиментальная. Я хотела бросить на мужа последний взгляд, чтобы сохранить его в памяти, как драгоценность. Там было темновато. Мои глаза не сразу привыкли к освещению.
— Вы говорите о похоронном бюро Вайна, миссис Сильвер.
— Конечно. Но когда я наконец смогла его разглядеть. Мне захотелось поскорей отвести глаза. Я сказала, это не мой Герби. Губная помада, румяна, щеки пухлые, а у него всегда были ввалившиеся. Я сначала подумала, что это его конкуренты, враги, что они и здесь не оставили его в покое, подменили тело. Я сказала служителю, извините меня, пожалуйста. Кто это. А он сказал, что это мой муж. Я говорю нет, я не туда попала. Отведите меня в правильную комнату. А он говорит, леди, это тот, кого мы забрали из вашей квартиры. Представляете себе, он сказал забрали.
— Это тот самый служитель, который в настоящий момент присутствует в зале суда.
— Да, он здесь, вон он сидит.
Жир складочками свисает с руки миссис Сильвер, которую она поднимает, указывая пальцем. Мало приятного, когда все оборачиваются, чтобы посмотреть на тебя. И судья сдвигает на нос очки, вглядываясь поверх оправы.
— Итак миссис Сильвер, готовы ли вы к даче дальнейших показаний.
— Можно мне выпить воды.
— Разумеется, миссис Сильвер, мы вас не торопим.
— Это все сердце.
— Вы продолжите, когда почувствуете себя готовой.
— Я готова.
— Что вы ощутили в тот день, миссис Сильвер, увидев тело, выставленное в той комнате в похоронном бюро Вайна.
— Мне показалось, что я попала в какой-то бродвейский балаган. А служитель сказал, чтобы я заткнулась.
— И вы заткнулись.
— Ну уж нет. Я потребовала, чтобы мне показали Герби. И тут я увидела его нос. Уж нос-то Герби я где угодно узнаю, вот я и подошла поближе, чтобы его разглядеть. И увидела это безобразие.
— Под этим безобразием, вы, конечно, подразумеваете покойного мистера Сильвера.
— Да, вот именно. У меня просто ноги подкосились. Голова пошла кругом. Это был Герби. Только совершенно, совершенно чужой, словно какой-нибудь человек в подземке. Я уже почувствовала, как у меня бородавки вскрываются. Так он меня потряс.
— И что же произошло вслед за этим, миссис Сильвер.
— Я сказала, что вы с ним сделали. А служитель говорит, это у нас такой люкс. Я сказала, люкс. Это по-вашему люкс. Вы, говорю, превратили его в шлюху. Тут он и предложил мне возмещение убытков.
— И что вы ответили.
— Что я могла ответить на подобное оскорбление, только одно — нет.
— И служитель извинился перед вами.
— Нет.
— Что же он сказал.
— Он сказал, я буду накачивать тебя формалином, пока ты не лопнешь, и что он продаст меня в музей уродов, сказал, перестань тут вонять, паскудная ебаная сука.
— И что мистер Кристиан сделал после этого.
— А что ему было делать. Он уже наделал достаточно.
— Он продолжал вам угрожать.
— Может продолжал, может пончиками торговал, мне уже было все равно. Я потеряла сознание. И очнулась в больнице, вся в бородавках. Да еще меня там успокоительными накачивали.
— И как вы себя чувствуете с того дня.
— Какие это чувства, я все равно что в камере пыток. Вот как я себя чувствую. Я уже восемь раз падала в обморок. Один раз свалилась прямо в холодильник. Голова все время болит. После бородавок у меня нервная трясучка. Сердце стало сдавать. По ночам мне все время чудится лицо Герби, так что спать я совсем не могу. И с почками что-то случилось, я теперь по двадцати раз на дню бегаю в туалет. А до этого потрясения мне двух раз хватало, ну трех, если уж очень понервничаю. Кристиан озирается по сторонам. Серое небо в окне. В середине зала суда сидит человек, перебирая пальцами клавиши машинки, словно играя. Каждое слово записывает. Для вечного сохранения. Что вы сделали с моим Герби. Ну, попортил, ну что теперь. Молитесь, чтобы явилось некое чудовищное бедствие и стерло воспоминания о недавнем кошмаре. Вроде моих воспоминаний о том, как отец во время одного из его запоев заявил, что любит угрей. Пусть они даже извиваются на тарелке. Сказал матери, что покажет ей, как он умеет заботиться о семье. И вернулся средь ночи. С угрями. С целой коробкой, они, корчась, рассыпались по всему дому. Отец разбудил меня, чтобы я посмотрел. Мы с братиком стояли и вопили от страха. А мать лупила отца кулаками по лицу.
— Корнелиус Кристиан, займите свидетельское место.
Кристиан восходит по истертым ступеням, убирая рукою назад красивые пряди волос. Испытывая некий зуд. Блохи, что ли, скачут по этой палате правосудия. Представитель истца тоже почесывается. Единственно, чем можно их распугать, это пукнуть как следует. И навлечь на себя обвинение в покушении на достоинство суда. Посредством смертельной газовой атаки.
— Клянетесь ли вы говорить всю правду и ничего, кроме правды, и да поможет вам Бог.
— Пожалуй что так.
— Да или нет.
— Я что, обязан быть столь категоричным.
— Да.
— Но разве это не ущемляет моих демократических прав. Тем более, что я сию минуту выслушал совершенно беспардонное вранье.
Судья громко бьет молотком по столу. Одновременно поворачиваясь и стягивая очки на кончик носа. Чтобы вглядеться в свидетеля. И спросить.
— Клянетесь вы или не клянетесь, пожалуйста, ответьте либо да, либо нет. И больше не позволяйте себе подобных замечаний у меня в суде. Вы кто в этом деле.
— Не знаю, по-видимому, бальзамировщик, ваша честь.
— В таком случае отвечайте на вопрос, клянетесь ли вы говорить правду.
— Да, ваша честь. Клянусь говорить правду.
— Сообщите ваше имя и адрес.
— Корнелиус Кристиан. Насчет адреса я в настоящий момент не уверен. Понимаете, квартирную хозяйку застрелили, и там есть один горбун, который все время приходит за квартирной платой, хотя в преступлении обвинили ее племянника.
— Отвечайте на вопрос, каков ваш адрес.
— Так ведь, судья, я потому и говорил, что мне врать не хочется. Я не живу, где жил, поскольку меня там окончательно допекли.
— А я упеку вас в тюрьму, если немедленно не получу хоть одного прямого ответа. И я попросил бы представителя ответчика вместо того, чтобы чесаться, призвать своего свидетеля к порядку, я не намерен терпеть у себя в суде нелепых выходок подобного рода, понятно.
— Да, ваша честь. Но не позволите ли мне указать, что мистер Кристиан весьма своеобразный молодой человек. Говоря точнее, он страдает чрезмерным чистосердечием. Он вовсе не хотел оскорбить кого-либо.
— Вы хотите, чтобы я оштрафовал вас обоих за неуважение к суду.
— Нет, ваша честь.
— Ну так поговорите с вашим клиентом. Это ведь ваш клиент.
— В общем и целом, видимо, да, хотя я познакомился с ним всего минуту назад.
— И тем не менее вы сочли возможным заключить, что он страдает чрезмерным чистосердечием.
— Эту информацию мне предоставил мой клиент мистер Вайн, ваша честь.
— Я вижу, так мы ни до чего не договоримся. Ну-с, мистер Кристиан, ваше полное имя.
— Да, ваша честь. Корнелиус Медовиус Кристиан. Родился в Бруклине, вырос в Бронксе.
— Родословную докладывать не обязательно. Где вы живете.
— Ваша честь, нельзя ли мне сообщить вам это в конфиденциальном порядке. Понимаете, тут еще припуталась пароходная компания, которая перевозила тело моей жены.
— О господи, будьте любезны, прекратите это. Что вы себе позволяете, в конце-то концов. При чем здесь пароходная компания. Что еще за тело. И какое отношение имеет к делу ваша жена.
— Ваша честь, она скончалась на борту корабля. Видимо, тут и кроется причина того, что я втянул мистера Вайна в эту неприятную историю. Мне нужно было оплатить счет похоронной конторы.
— Возражаю, ваша честь, возражаю. Клиент противной стороны расходует время суда на не имеющую отношения к делу болтовню. Я прошу вашу честь установить адрес свидетеля.
— Не нервничайте, адвокат. И не указывайте мне, что я должен делать у себя в суде. Суд именно этим и занимается. И вы тоже, будьте добры, перестаньте чесаться.
— Приношу свои извинения, ваша честь.
— Ну хорошо, мистер Кристиан, успокойтесь. Мы понимаем, что у вас могут иметься причины, по которым вы не желаете обнародовать ваш адрес, но суд требует, чтобы вы это сделали.
— Да, ваша честь. Я живу невдалеке от Музея Естественной истории. Значит, пойдете по Западной авеню Центрального Парка, знаете, на которой находится Музей города Нью-Йорка. Там еще на стенах развешаны фотографии пароходов на Гудзоне. Ну вот, и если вы направитесь в ту сторону.
— Мистер Кристиан, перестаньте впустую расходовать время суда. Даю вам последнее предупреждение.
