Стивен Лезер - Личная танцовщица

— Да, — сказал я. — Я доволен.

Что-то в ее запахе волновало меня. Я обонял это прежде, но не мог вспомнить где.

Любовь слепа. Действительно. Это не клише, это трюизм. Есть эксперимент, который идеально демонстрирует этот факт. Вы показываете фильм группе добровольцев. Он может быть о чем угодно. Я видел один — ограбление, трое людей украли деньги из инкасаторского фургона и убили двух охранников. Потом Вы сообщаете добровольцам, что им будут задавать ряд вопросов о том, что они видели. Им говорят, на какие вопросы ответить правдиво, и когда соврать. Потом Вы заставляете три типа людей задавать вопросы — постороннего, друга, и брачного партнера — и они должны оценить, говорят им правду или ложь.

Что Вы думаете, каковы результаты эксперимента? Непрофессионал предположил бы, что брачный партнер должен наиболее вероятно определить ложь. Но на самом деле все происходит наоборот. Незнакомцы наиболее вероятно определяют, когда им лгут. Партнер наименее вероятен. А друг где-то посередине, в зависимости от того, насколько он близкий друг.

О чем это говорит нам? Есть множество возможных выводов. Может быть, людям легче лгать тем, кто любит их, они учатся скрывать реплики, выдающие ложь. Но гораздо более вероятно, что мы как люди не считаем, что те, о которых мы заботимся, врут нам, так что мы сами дураки, мы вынуждаем самих себя пропускать контрольные признаки обмана. Любовь точно слепа.

Я смог ощутить что-то неправильное, когда я пришел в Бар Фацо. Большой Рон сидел с усмешкой на лице, покачиваясь на его стуле как готовый взорваться вулкан. Я присел и заказал джин с тоником.

— Кстати, о Джой, — сказал он.

Я похолодел. Я понял, что произошло. Я мог понять это, глядя на его самодовольное жирное лицо.

— Она позволила заплатить за себя бар-файн вчера вечером.

— Невозможно, — сказал я. — Я был в там в десять.

— Да, но какой время ты ушел?

— Приблизительно в одиннадцать. Потом она вернулась в квартиру, когда закончила работу.

Большой Рон захихикал, как школьница на ее первом свидании.

— Тогда лучше поговори с Мэтом.

Я притворился, что я не волнуюсь, но мое сердце упало. Мэт — американец и регулярный посетитель Нана Плаза, где он недавно начал оплачивать бар-файн за катоев. Он пришел в Фацо через час, присел на стул рядом со мной и состроил гримассу.

— Большой Рон сказал тебе?

— Да, — сказал я, помешивая ледяные кубики в моем стакане. — Ты уверен?

— Абсолютно. Я был с Джимми, и Джимми пробовал заплатить за нее бар-файн. Она сказала нет, но через двадцать минут она ушла с американцем.

— Ты знаешь, кто это был?

Мэт покачал головой.

— И нет сомнений, Мэт? Она не могла отправиться купить сигареты?

Он снова покачал головой.

— Я знал, что ты схватишься за соломинку. Я знаю отличие между девочкой, выходящей за сигаретами, и девочкой, которой оплатили ее бар-файн, Пит. Она переоделась в ее джинсы.

Да, конечно он был прав. Я постарался не показать, как я расстроен, я позвонил в колокол, чтобы купить выпивку всем и напиться самому.

Я пошел в «Зомби» только после полночи. Джой была там, игралась с лазерной указкой, которую я купил ей. Она улыбнулась, подбежала и крепко обняла меня.

— Я очень много думаю о Вас, — сказала она.

— Я люблю тебя, Джой, — сказал я.

— Я очень сильно люблю Вас, — сказала она.

— Никогда не лгите мне, Джой, — сказал я, ненавидя себя за то, что говорю так патетически.

— Вы выпили, — сказала она. — Я никогда не лгу Вам, Пит. Я люблю Вас, очень сильно.

Я сказал Парку, что это было глупо, что Пит узнает его, если Парк будет работать в «Зомби». Парк ударил меня и сказал, что это его не заботит, что он не собирается позволять фарангу диктовать, как ему жить. Я сказала, что он глухой, потому что у Пита есть его фотография, но Парк снова ударил меня, так что я прекратила спорить.

Пит почти узнал Парка, и я должна была разрешить проблему. Мое сердце колотилось, когда я шла через бар, чтобы крикнуть Парку. Я почти рассмеялась, когда он сказал что его имя Гунг. Креветка? Парк ненавидит креветки. Называет их морскими насекомыми. Пит поверил мне, возможно, он столь же глуп, как это думает Парк. Я велел всем девочкам говорить, что Парка зовут Гунг, если Пит спросит их, но я не думаю, что он это сделает.

Парк продолжал давить на меня, чтобы я ходила с другими фарангами, несмотря на то, что я предупредила его, что друзья Пита бухают в «Зомби», и одних из них может увидеть меня. Парку было по фигу, но он сказал, что если я волнуюсь о том, что меня могут поймать, я должна водить фарангов в комнату для перепиха. Я сказала ему, что я ненавижу трахаться в той комнате — пахнет, и в кровати клопы, все девочки жалуются, что их там кусают, но Парк не слушал меня. Иногда он может быть таким упрямым.

Не то что бы мы нуждались в деньгах. Пит давал мне приблизительно четыре тысячи бат в неделю, и я зарабатывала по крайней мере пять сотен бат в день на чаевых. Я платила за нашу комнату, и нашу пищу, и я давала деньги Парку на пиво и сигареты, и я оплачивала его мотоцикл.

Иногда люди могут быть настолько неблагодарны. Я имею в виду, Парк получал три тысячи бат в месяц только за то, что крутил музыку. Это даже не настоящая работа. Ди-джей даже не выбирает музыку, это решает фаранг — владелец бара, Демьен. Большую часть времени он только вставляет компакт-диск и позволяет играть музыке. Фарангов это не интересует, они приходят в бары за девочками, а не за музыкой. Я знаю, что реальной причиной, почему Парк снова хотел работать ди-джеем, было то, что он находится в окружении девочек. Я видела, как он смотрит на Вейн, и я высказала ему свое мнение. Нет такого способа, что бы мой мужчина избег неприятностей, если он изменит мне, да еще на глазах моих подруг.

В конца месяца я пошел в «Зомби» повидать владельца. Я узнал его имя у Джимми. Демьен Каванаж, его семья живет в Великобритании, как сказал Джимми. Были разные версии его истории жизни, расказываемые в Фацо. Брюс слышал, что он был адвокатом в Белфасте, но сделал ноги с деньгами клиентов. Рик говорил, что Каванаж — не насточщее его имя, что он сменил его после того, как он был осужден по обвинению в педофилии десять лет назад. Большой Рон был уверен, что он сидел в тайской тюрьме за торговлю женщинами в Европу. Никто, казалось, не знал наверняка.

Что бы ни было правдой о прошлом Каванажа, я нашел его в тесном небольшом офисе позади комнаты, где передевались барные девочки. Он стучал по клавиатуре компьютера, глядя на экран через очки с толстыми линзами. Ему около пятидесяти лет, как я предположил, с редкими серыми волосами и привычкой к облизыванию губ, когда он слушал, словно лягушкя, рассматривающая следующую добычу. Я представился и рассказал ему, что я хотел узнать, и он только усмехнулся и покачал головой.

— Почему Вы не ушли от нее? — спросил он.

Я пожал плечами.

— Она хочет измениться. Она больше не хочет танцевать.

Демьен хихикнул и поправил очки на носу.

— Пит, Пит, Пит, эти девочки здесь по одной единственной причине. Они проститутки, и они наркоманки.

— Другая… Джой — начал я, но остановился, когда он покачал головой.

Он наклонился вперед, как будто собирался поделиться со мной тайной.

— Вы тратите ваше время впустую, — сказал он. — Причем Вы знаете, что Вы тратите ваше время впустую.

— ОК, но я должен знать наверняка, — сказал я. — Я должен увидеть ее карточку.

Карточка была ключом. Несомненно, я знал, что у Мэт и Джимми не было никакой причины для лжи, но если был оплачен бар-файн за Джой, то это должно быть зарегистрировано в карточке. Карточки хранились в стойке возле шкафчиков.

— Вы журналист, да? — спросил он.

— Правильно.

— ОК, если бы я показал Вам карточку девочки, это все равно как бы Вы показали свой источник информации, — сказал он самодовольно. — Только я не могу сделать этого. Я бы получил восстание. Девочки не поддержат это.

— Но Джой сказала…

— Они будут говорить что угодно, пока они могут тянуть деньги из Вас. Почему Вы не можете понять это? Они проститутки.

— Она говорит, что она любит меня…

Он снова рассмеялся, и я почувствовал, что мои щеки покраснели. Он снял его очки и стал протирать их неряшливым носовым платком.

— Пит, это они все говорят.

Я хотел ударить его самодовольное лицо, но я не сделал этого. Я попробовал порассуждать с ним. Я объяснил, что она могла бы зарабатывать намного больше денег, если бы она танцевала и ходила с клиентами, и что работа официанткой была ее идеей.

— Официантки тоже ходят перепихнуться, — сказал он. — Некоторые из официанток трахаются чаще танцовщиц. Черно-белая униформа официанток напоминает фарангам школьную форму. Это их возбуждает.