Алексей Слаповский - Анкета. Общедоступный песенник
— А чего стесняться, все свои. Поехали, я кому говорю! А то пешком пойду. Я дорогу знаю.
— Пешком тебе нельзя идти. А ехать можно и утром. Сейчас половина третьего почти. Дай мне поспать всего три часика, рано утром встанем — и вперед. На моторе.
— Мотор и ночью можно поймать. Поехали. Заорать? А-а! — коротко крикнул он, пробуя голос и показывая мне, что не шутит.
— Ладно. Обойдемся без истерик.
Я разбудил Надежду, объяснил ей положение.
— У ребенка травма психическая, — сказала она. — Придется первое время ему потакать, а то срыв будет. Сколько хлопот я тебе доставила!
— Не говори ерунды. Я думаю, мне придется там некоторое время пожить. Ничего страшного.
— А если она не вернется?
— Ну, и не вернется. Даже лучше.
— Как сказать…
Мы ехали на «моторе», Виталий угрюмо смотрел в окно, а я думал, что истерики, пожалуй, все-таки не миновать — когда он войдет в пустой дом.
Но, пока я открывал дверь, путаясь в ключах, он стоял спокойно, без нетерпения и ожидания — и не бросился в квартиру, как можно было бы ожидать. Он прошел сразу в комнату, аккуратно разделся, повесив брючишки свои и футболку на спинку стула, снял и свернул — тоже аккуратно — покрывало, лег, поерзал и сказал вежливо:
— Спокойной ночи.
И тут же заснул.
А мне не спалось.
Я сидел на кухне, пил чай и занимался делом глупым и бессмысленным: продолжал отвечать на вопросы анкеты, которую прихватил с собой. Впрочем, почему я упорно называю этот тест анкетой, а утверждения его — вопросами? Вопрос — мягче. Он по сути своей предполагает и допускает — и да, и нет. Утверждение же — и это составители, конечно, учитывали, как-никак профессиональные ведь психологи! — утверждение пугающе категорично, оно призвано ошеломить, припереть к стенке, оно — подозревает! Оно — провоцирует! Оно — обвиняет!
Почему я раньше не думал об этом?..
134. КОГДА ВЫ ЧТО-НИБУДЬ ДЕЛАЕТЕ, ТО ЧАСТО ЗАМЕЧАЕТЕ, ЧТО У ВАС ДРОЖАТ РУКИ.
Неверно.
Но я же теперь отвечаю только для себя! И даже не отвечаю — вопросов ведь нет — а соглашаюсь с утверждениями или опровергаю их! Я защищаюсь! Я ищу истину! Тем не менее, руки у меня не дрожат. Вот, вытягиваю руки, растопыриваю пальцы.
Дрожат. То есть слегка подрагивают. От переутомления. Но чтобы «часто» — нет. Неверно.
135. НЕРЕДКО У ВАС БЫВАЮТ ГОЛОВОКРУЖЕНИЯ.
Бывают, но редко.
Неверно.
137. У ВАС БЫВАЛО КРОВОХАРКАНЬЕ ИЛИ РВОТА КРОВЬЮ.
Неверно.
138. ОБЫЧНО ВЫ СЧИТАЕТЕ, ЧТО ЖИВЕТЕ НЕ НАПРАСНО.
Обычно я никак не считаю, а просто живу. Всякий, кто не кончает с собой, считает, что живет не напрасно. Пусть он при этом осмысленно никак не считает — подобно мне.
Верно.
139… 140… 141…
142. КОГДА ВОКРУГ НИКОГО НЕТ, ВЫ СЛЫШИТЕ СТРАННЫЕ ВЕЩИ.
Неверно.
143. ВЫ СЧИТАЕТЕ СЕБЯ ОБРЕЧЕННЫМ ЧЕЛОВЕКОМ.
Мы все обречены.
144. ВРЕМЕНАМИ ВЫ ТАК ХОРОШО СЛЫШИТЕ, ЧТО ЭТО ВАМ МЕШАЕТ.
И гад морских подводный ход. И горной — чего-то, не помню — розы? — прозябанье.
145. ВАША СУДЬБА НИКОГО ОСОБЕННО НЕ ИНТЕРЕСУЕТ.
Особенно никого не интересует ничья судьба. Обо мне всплакнет Надежда. Все остальное население Земли не заметит.
146. ВЫ ВИДИТЕ ПРЕДМЕТЫ, ЖИВОТНЫХ ИЛИ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫХ НИКТО НЕ ВИДИТ.
Мы все видим одно и то же, но видим — разное. Меня давно осенила мысль, что красным, зеленым, синим называют цвета люди, видящие каждый свое. Просто с детства он знает — этот цвет: красный. Но, если бы была возможность проникнуть в его мозговое зрение, может быть, мы бы увидели, что красное для него то же, что для другого синее — и наоборот!
147 — Верно.
148 — Неверно.
149 — Верно.
150 — Неверно.
153..
155..
Я бросил отвечать — потому что поймал себя на том, что, отвечая, вроде бы, для себя, на самом деле продолжаю отвечать для кого-то другого.
Я стал просто читать и перечитывать этот тест, эту анкету, с начала и до конца — и в обратном порядке, несколько раз — мне даже стало казаться, что я выучил ее уже наизусть и мог бы отвечать на экзамене, если б кому-то вздумалось устроить такой экзамен. «Каялов, будьте любезны, утверждение номер семнадцать!» Вытянувшись и браво щелкнув каблуками:
«Раз в неделю! Или чаще! Вас беспокоит! Неприятное ощущение! В верхней части живота! Под ложечкой!»
«Вопрос номер триста пятьдесят один!»
«Временами! Вам бывало приятно! Если вам причинял! Страдание! Дорогой вам человек!»
«Триста восемь!»
«Часто у вас звенит или шумит в ушах!»
«Триста тридцать два!»
«Если бы вы…»
«Достаточно! Сто девяносто два!»
«У вас были…»
«Достаточно! Двести восемнадцать!»
«Большинство людей…»
«Достаточно! Отлично! Годен!»
… Давно ж рассвело, и пели уже птицы — давно, но без меня, я не слышал их.
Очнулся, услышал, подошел к окну.
И отчего-то больно стало, грустно, тяжело до слез. Вот, наверно, тот случай из анкеты, когда перестаешь понимать, что творится вокруг, но понимаешь одно: тяжко, милые, ах, как тяжко, — почему?! За что?! Я не о себе только, я обо всех… Впрочем, что мне все! Со всеми все в порядке, они остались такими же. Я же, скромный кроссвордист…
Но есть другое слово, только сейчас оно пришло мне в голову, хотя я уже упоминал Набокова, называвшего кроссворды крестословицами. Крестослов — вот это слово, мое слово! Мне б знать его раньше, тогда, возможно, совсем иначе смотрел бы я на себя и свои занятия. Крестослов! — распятый на перекрестьях слов — а теперь и событий. Слово — Крест. Но и Крест — Слово?
И совсем по-другому смотрю я на то, что рассказано мной о самом себе, и, несмотря на простоту, чудится мне какая-то тайнопись. Будто даже и не я писал. Чудится мне зашифровка какая-то невольная, щемит ощущение близкой разгадки — но не могу разгадать, хоть и изложено все открытым текстом (выражение, пришедшее в быт из шпионско-разведывательной деятельности). Легко астрологам улавливать и фиксировать закономерности в расположении звезд и планет, но каково тому, кто эти звезды и планеты — представим — сам расположил?
Метеориты звуков и букв, планеты и звезды слов.
ВЫ БОИТЕСЬ СОЙТИ С УМА.
Я вспомнил про шампанское в холодильнике. Открыл, выпил прямо из горлышка. И захмелел тут же, и потянуло в сон, и я заснул — на кухне, за столом, уронив голову на руки.
Я спал долго, но Виталий еще дольше — до одиннадцати.
— Ну, что делать будем? — спросил я.
— Не знаю.
— Есть хочешь?
— Нет. Пить хочу.
— Чай только что вскипел.
— Я чай не пью.
— Ладно, найдем что-нибудь другое.
В холодильнике был картонный ящик с баночным пивом, было несколько бутылок вина, из безалкогольных напитков — только молоко. Но и от молока Виталий отказался.
— Ну, брат, тогда не знаю. Если человек очень хочет пить, он открывает обычный кран и пьет обычную воду.
— Ну и пей. А я тогда пива выпью, если сока нет.
— Нет уж, пива ты не выпьешь. А за соком давай сходим в магазин. Где тут у вас магазин?
— В нашем доме с обратной стороны. Только я не пойду, я не проснулся еще.
— Ты, брат, капризен и ты лентяй, — сказал я, чувствуя воспитательскую ответственность за ребенка. — Ну-ка, под душ — и вперед!
— Кто вперед, того кошка обдерет, — ответил Виталий, зевнул и брякнулся на постель, стал потягиваться и выкрикивать какие-то бессмысленные детские слова, у меня у самого так бывало, я помню: по утрам распирала радость жить, и я любил напевать, надоедая всем, что-нибудь невразумительное. На разные лады я мог, например, в маршевом ритме скандировать:
В лесу родилась елочка!В лесу родилась елка!Она в лесу родилася!Вся деревянная!Она еще с иголками!А мимо волки шли!И съели эту елочку!Под самый корешок!
Я отправился за соком. Купил — чтоб у прихотливого Виталия был выбор — виноградный, апельсиновый и персиковый.
На выходе столкнулся с замызганным пьяницей. Он был грязен, взлохмачен, небрит — и странно было видеть, что он при этом мой ровесник. А может, и моложе. Впрочем, все пьяницы мне кажутся пожилыми людьми.
— Слушай! — обратился он ко мне. — Дело срочной важности! Отойдем-ка!
Мы отошли.
— Выручи! Понимаешь, дома не ночевал, жена убьет! С жилья прогонит, пропаду! Давай так: я был на шабашке, на калыме, я тебе дачу строил, ты богатый будто бы. Ночью работали при искусственном освещении электричества, и вот теперь ты меня привез. Пойдем к жене, подтвердишь, а?
— Мне нетрудно. Но посудите сами: если вы были на калыме, как вы выражаетесь, то где деньги, — хотя бы аванс?
