Сью Таунсенд - Женщина, которая легла в постель на год
Телевизионщики услышали, как в замке поворачивается ключ, и увидели входящего в дом Александра. В руках тот держал большую картину, завернутую в пупырчатый полиэтилен.
– Это вы донимаете Еву? – с порога спросил Александр.
– А вы тот самый Александр, о котором говорила нам миссис Сорокинс? Друг семьи, хм? – встречно парировал Дерек.
– Прошу вас немедленно уйти, вашему присутствию здесь никто не рад, – твердо сказал Александр.
– Послушай, солнышко, в нашей глухомани в кои-то веки проклюнулась интересная история. Не каждый день в пригородах объявляется святая. Мы сделали крупные планы Евы в окне, записали интервью с ее матерью, а Барри Вутон рассказал нам свою скучнейшую, но трагическую историю. Нам не хватает только самой Евы. Всего лишь нескольких ее слов.
Александр улыбнулся во весь рот, напомнив Плимсоллу беременную крокодилиху, которую телевизионная группа недавно снимала в зоопарке Туайкросс.
– Вы брали у меня интервью на открытии моей первой выставки, – подсказал озверевший Алекс. – Наизусть помню вашу подводку: «Это Александр Тейт, художник. Как ни странно, он рисует не гетто, не портреты бандитов, не разоблачительные картины упадка городов. Нет, Александр рисует акварельные пейзажи английской глубинки…», и тут начиналась партия клавесина.
– А по моему мнению, это был милый сюжет, – вздохнул Дерек.
– Дерек, ты проявил высокомерие по отношению к Александру, откровенно намекнув, что рисование акварельных пейзажей – необычное занятие для темнокожих, – пояснила Джо.
– Но это так и есть.
Джо повернулась к Александру:
– Моя партнерша — темнокожая. Может, вы ее знаете? Ее зовут Присцилла Робинсон.
– Нет, просто смешно, правда? Мне, пожалуй, стоит поближе познакомиться с тысячами черных, тянущих лямку на хлопковых полях Лестера.
– А ну-ка не сваливай свое дерьмо на меня, дядя Том! – рассердилась Джо.
Дерек Плимсолл тяжело сел на ступеньку и вздохнул:
– Больше никаких съемок на дому. Дальше пусть все приходят ко мне в студию.
Александр посмотрел на волосы Дерека. «Белым корням вскоре потребуется подкрашивание, – подумал он. – Жалкое зрелище».
Глава 48
Ева смотрела, как Дерек и Джо молча идут к студийному микроавтобусу. Она продолжала наблюдать, пока «мерседес» с Джо за рулем не скрылся вдали.
Затем быстро разложила Белый путь. Каждый раз, шагая по нему, она представляла, будто идет по Млечному пути, далеко-далеко от Земли и тамошних сложностей. Пописав и вымыв руки, Ева потянулась за косметичкой. Захотелось выглядеть такой красивой, насколько это возможно. Дорогие лакированные черные тюбики и кисточки, накопленные за долгие годы, были ее талисманами – скромный золотой логотип защищал Еву от бед. Она знала, что ею манипулировали, что ту же парфюмерию можно было приобрести в разы дешевле, но деньги не имели значения. Завышенная цена помогала ей ощутить себя смелой и безрассудной, словно циркачкой, нацелившейся вспрыгнуть на высокую трапецию без страховки.
Ева надушилась духами, которыми пользовалась с тех самых пор, когда была юной библиотекаршей и не могла себе позволить их купить. Ее очень тронула история с Мэрилин Монро, которая на вопрос «Что вы надеваете, когда ложитесь спать?» ответила «Несколько капель Шанель №5».
«Скорее всего, и это неправда», – думала теперь Ева. Ничто в мире не было правдой надолго, спустя несколько лет любые представления опровергались. Черное превращалось в белое. Крестоносцы оказывались насильниками, грабителями и мучителями. Бинг Кросби издевался над своими детьми. Уинстон Черчилль нанимал актера, чтобы тот зачитывал по радио его знаменитые речи. Услышав эти факты от Брайана, Ева воскликнула: «Нет, они должны быть такими, как были раньше!» Ей хотелось видеть вокруг себя героев и героинь, а уж если не героев, то хотя бы людей, достойных уважения и восхищения.
Нанеся макияж, Ева вернулась в постель, собрала простынь – свой разводной мост, – аккуратно ее сложила и спрятала под подушку. Она гордилась тем, что за почти пять месяцев ни разу не сошла с Белого пути. Частично она сознавала, что это все выдумка, но чувствовала, что если оступится со спасительной тропки на деревянный пол, то выйдет из себя и начнет вращаться, как Земля, бесконечно движущаяся вокруг Солнца.
* * *
Преодолев половину лестницы, Александр остановился и крикнул:
– Можно подняться?
– Да! – отозвалась Ева.
Поднявшись еще на две ступеньки, он увидел Еву сидящей в кровати и кажущейся очень красивой. Она немного пополнела, и запавшие щеки вновь округлились.
Он встал в дверях и заметил:
– Хорошо выглядишь.
– Что это у тебя под мышкой? – спросила она.
– Картина. Для тебя. Подарок. Повесишь на голую стену перед собой.
– Но мне нравится голая стена, – тихо сказала Ева. – Мне нравится без помех смотреть, как по ней движется свет.
– Я всю задницу отморозил, пока рисовал.
– А я не хочу, чтобы в комнате было что-нибудь, мешающее мне думать.
По правде говоря, Ева просто боялась, что картина ей не понравится. Она сомневалась, сможет ли любить мужчину, чьим искусством не восхищается. Но произнесла лишь:
– Знаешь, а мы ведь еще даже не поздоровались.
– А мне и не нужно слышать твое приветствие, потому что ты всегда со мной и никогда меня не покидаешь.
– Я тебя толком не знаю, – вздохнула Ева, – но постоянно о тебе думаю. Не могу принять картину, но с радостью возьму пузырчатую пленку.
Александр не рассчитывал на такой поворот. Он надеялся, что Ева обрадуется подарку, особенно когда увидит свою крошечную фигурку со светлыми волосами на гребне холма. Воображал, как Ева бросится ему в объятия, они поцелуются, он возьмет в ладони ее груди, она нежно погладит его живот. В какой-то момент они заберутся под одеяло и примутся вплотную исследовать тела друг друга.
Но он никак не ожидал, что, преподнеся сюрприз, будет сидеть на краешке кровати и щелкать маленькие прозрачные целлофановые пузырьки. Пока они на пару сосредоточенно хлопали пузырьки, Александр сказал:
– Тебе нужен привратник. Разумный и способный решать, кого пускать в дом, а кого не пускать.
– Вроде Цербера, – кивнула она, – трехглавого пса, охранявшего вход в пещеру, где жил кто-то важный – не помню, кто. Там что-то было про гранатовые зернышки, но нет… не помню.
Внизу раздался дверной звонок. Ева замерла.
– Пойду погляжу, – подхватился Александр.
* * *
После его ухода Ева задумалась о том дне, когда впервые услышала о псе Цербере.
Она сидела в классе, по окнам барабанил дождь. Ева волновалась, потому что снова забыла ручку, а в любой момент могла начаться диктовка. Миссис Холмс, учительница английского, рассказывала тридцати шести присутствующим девочкам о древней истории.
Ева слышала исходящий от учительницы запах – смесь духов «Вечер в Париже» и мази от кашля и насморка.
* * *
В дверях снова появился Александр.
– Внизу женщина, которая прочитала о тебе в интернете и очень хочет тебя увидеть.
– А я очень не хочу видеть ее, – рявкнула Ева.
– Ее дочь ушла из дома три недели назад и пропала.
– Но зачем она явилась ко мне? Я же не встаю с кровати?
– Она уверена, что ты сможешь ей помочь, – сказал Александр. – Приехала сюда аж из Шеффилда. Девочку зовут Эмбер, ей тринадцать…
– Зря ты назвал ее имя и возраст, – перебила Ева. – Теперь я никак не выкину этого ребенка из головы.
– Это значит «нет», так? – спросил Александр.
Глава 49
Безутешная Джейд, мать тринадцатилетней Эмбер, не позволяла себе принимать ванну, душ, мыть голову и переодеваться со дня исчезновения дочери. На ней по-прежнему был нежно-розовый спортивный костюм, уже посеревший от грязи, в котором она ходила в тот день, когда Эмбер пропала.
– Моя Эмбер счастливая и веселая девочка. Обычно я сама отвозила ее в школу, но тем утром мы проспали, и я не успела одеться. Не хватило времени даже чтобы собрать для нее ланчбокс. Я решила приготовить обед и отвезти его в школу попозже. Эмбер ведь не похитили… она же совсем не красавица. И кость широкая. И волосы жуткие. А на зубах скобка. Ее ведь не похитили… извращенцы же в основном западают на девочек посимпатичнее, да?
Ева кивнула и мягко спросила:
– Когда вы в последний раз спали?
– О, я не вправе спать, принимать душ и мыть голову, пока Эмбер не вернется домой. Ночь напролет лежу на диване с включенным телевизором и слушаю канал «Скай ньюс» на случай, вдруг о ней что-то скажут. Мать винит меня. Муж винит меня. Я сама виню себя. Вы знаете, где моя Эмбер, Ева?
– Нет, не знаю, – покачала головой Ева. – Ложитесь-ка сюда.
* * *
Когда Александр принес Еве и Джейд чай, то нашел обеих женщин крепко спящими рядышком на кровати. Его пронзил укол ревности – Джейд заняла его место. Он попятился к выходу, но Ева услышала, как скрипнула половица, и открыла глаза.
