Том Вулф - Голос крови
Чем ближе они подходят к острову – а он все еще не виден, – тем больше встречается им лодок, связанных бортами в самом широком месте палубы. Так получается одна большая общая гульба, хоть палубы и на разном уровне. Девица в стринг-бикини – с пышной копной светлых волос – раскачивается на краю палубы там, где связаны две яхты, и визжит от… От чего она визжит? от страха? из кокетства? ради флирта? от чистой радости быть там, где происходят события? И парни бросаются к ней и тянут руки поддержать. Другая девица в стринг-бикини ловко перепрыгивает с яхты на яхту. Парни одобрительно и чуть насмешливо гомонят, а один не переставая вопит: «Стал бы, стал бы!»… и динамики бьют бьют бьют ритм и ритм и ритм и ритм.
:::::: Что это придумал Норман?:::::: проходя вдоль ряда связанных яхт, он резко бросает в топку добрую порцию горючего, и моторы в тысячу сил РЕВУТ, и с палуб все смотрят на них и приветствуют криками, пьяными и насмешливыми. Здесь много и мелких лодок, путающихся туда-сюда в куче кораблей… ялики, моторки, и то и дело каяк – тот самый каяк! – парень на носу теперь пьяно распевает… какую-то песню… а парочка позади пьяно вытягивает ноги, одну, потом другую… и Магдалена, выглянув, видит девицу, как та лежит на боку… ее голую задницу с плетеной веревочкой бикини между ягодиц, и видит парня в мешковатых пляжных шортах, подсунувшего девице под голову руку и сжимающего ее плечо. С виду ужасно неудобно: пытаться улечься на дне каяка… Половина девушек, танцующих на палубах – на всех палубах – в стрингах… разрезающих зад на пару идеальных дынек, только-только созревших для сбора… и вон та девица, не дальше чем в десяти футах от них, по лесенке выбирающаяся из моря на борт двухпалубной моторной яхты, – ее ягодицы, ее филейная часть, ее, ее… ее… жопа – ни одно другое слово не годится и не передает образа – совсем засосала лепесток красных стрингов, так что Магдалена не сразу замечает, что трусы вообще есть… Мокрые волосы девушки слиплись в массу, стекающую много ниже лопаток, и, хотя от воды они стали темными, Магдалена готова спорить, что перед ней блондинка – las gringas, – их такая пропасть на этих яхтах! В танце светлые волосы разлетаются. И вспыхивают, когда те запрокидывают головы верещать… выделываться… смеяться, смеяться, смеяться, смеяться на палубе, где все происходит… возле Элиот-Ки… на секс-регате, в самой гуще которой оказалась Магдалена, и разжигают в ней, вопреки всякому здравому суждению, желание показать им всем – всем эти gringas! – чем богата она сама. Магдалена выпрямляется на сиденье, ставит спину по струнке, втягивает живот и откидывает назад плечи, чтобы груди идеально стояли, и ей хочется, чтобы все esos gringos y gringas пялились на нее, а она бы перехватывала их взгляды… вон тот!.. а тот?.. и вон тот, подальше?..
Норман бросает в глотки моторов новую дозу горючего, и в этот раз они отвечают настоящим РЕВОМ, а Норман принимается свойски улыбаться сразу всем и никому, указывать и махать – в пустоту, насколько видит Магдалена, и реветь моторами еще громче и дольше, и снова утихомиривать их.
– Норман, что ты… вытворяешь? – спрашивает Магдалена.
Хитрая улыбочка.
– Увидишь. Тебе нужно только сохранять соблазнительный вид, как сейчас.
Норман выпячивает грудь, восхищенно изображая Магдалену. Та, против желания, довольна.
Следующий строй кораблей, который они объезжают,::::: зачем?:::::: длиннее всех прежних. Магдалена насчитала тринадцать штук – или четырнадцать? – всё это крупные яхты, а на краю два парусника, один из них – шхуна с огромными парусами. Эта роскошная связка яхт возбуждает Нормана. Он пускается во все тяжкие, играя акселератором, от ворчания до РЕВА… разбрасывая широкие самонадеянные ухмылки… салютуя воображаемым людям…
Они прошли до половины строя, когда парень с палубы одной яхты кричит:
– Эй, мужик! Не тебя я недавно видал по телику?
– Может быть! – отвечает Норман с широкой дружелюбной улыбкой.
– «60 минут», точно? – кричит парень.
Теперь Магдалене его видно.
– Ты отжег, чувак! Уделал этого еблана… отымел, типа, по полной программе!
Насколько видно Магдалене, это симпатичный паренек – двадцати с небольшим. – У него длинные густые волосы, зачесанные назад, как у Тарзана, выгоревшей на солнце львиной гривой, и ровный загар, на фоне которого крупные белые зубы парня при каждой улыбке будто вспыхивают. А улыбается он постоянно. Страшно доволен, что на него смотрит знаменитый телевизионный доктор-шмоктор… как там его зовут?
– Вспомнил! – кричит парень. – Доктор… Льюис!
– Норман Льюис, – орет Норман в ответ. – Я Норман, а это Магдалена!
– Стал бы! – отвечает паренек.
Голос у него пьяный. В руке – конских размеров стакан.
– И я, – вторит ему другой юнец.
Магдалене это не нравится. Они вроде как ее дразнят. Иронические присвисты… У ограждения уже столпилось несколько человек. Загорелый малый с зубами кричит:
– Эй, доктор Льюис, Норман!.. А может, вы с Мадлен…
– Магдалена! – поправляет Норман.
– Стал бы! – соглашается парень.
Он явно гордится своим риторическим вывертом с неявно сексуальным подтекстом.
– И я! – поддакивает его товарищ, и все парни хохочут. Их там на палубе – немалая кодла.
– Может, вы с Магдаленой…
– Стал бы! – кричат в унисон двое юнцов, навалившись на ограждение, и остальные подхватывают клич:
– Без вопросов стал бы!
– …подниметесь к нам выпить! – продолжает первый парень.
– Ну…
Норман умолкает, будто не мог и помыслить о таком приглашении…
– Ладно! Здорово! Спасибо!
Загорелый паренек объясняет, что нужно развернуться, обойти конец строя и идти обратно к корме «Первой затяжки», где будет трап.
– Отлично! – подытоживает Норман.
Он разворачивает сигаретницу и бросает ее вперед с громким РЕВОМ моторов, тут же усмиряемым до глухого рыка рыка рыка рыка.
– Если тебя видят по телевизору, у тебя аура, – поясняет Норман Магдалене.
Он страшно доволен доктором Льюисом.
– Память обычно быстро выветривается, но я знал, что у меня осталось еще чуток харизмы, – и не ошибся. – И, помолчав секунду: – И конечно, такой вот мощный «Гипоманьяк» тоже не помешает. Они любят сигаретницы, все эти детишки. Сигаретницы… котируются! Я знал, что, разогнав эту тыщу кобыл как следует, привлеку внимание. И ты, малыш…
Норман вытянул губы, будто бы для смачного шутливого поцелуя.
– …ты тоже не помешала. Видала их? Они тебя глазами заживо пожирали! Как тебе все эти «Стал бы»? «Стал бы! Стал бы! Стал бы!»? Да на той посудине никто с тобой и рядом не стоял. Учти. Ты звезда, малыш.
С этими словами он кладет руку ей на внутреннюю поверхность бедра.
– Норман!
В то же время ей нравится, как он толкует улюлюканья на палубе.
Другая рука Нормана лежит на штурвале. Он напряженно смотрит вперед, как будто у него нет иной заботы, кроме как провести урчащую сигаретницу через поворот.
– Норман! Кончай!
Он убирает руку – скользнув ладонью вверх по бедру Магдалены… и пробежав пальцами по ее животу, запускает их под резинку ее купальных трусов.
– Прекрати, Норман! Ты сдурел?!
Магдалена хватает запястье доктора и дергает его руку вверх.
– Чтоб тебя, Норман…
Внезапно она замолкает. Рука Нормана у нее в трусах, и это все видят – какой стыд! И какое ребячество! Надо же так напоказ корчить из себя озабоченного мальчишку! И все это после того, как Норман открыто признал, что он, доктор Люьис, известный на всю страну психиатр, рыскал вдоль этой связки яхт, проделывая унизительные и обидные трюки, специально, чтобы достичь такой ничтожной и позорной цели… втереться в компанию веселящихся на яхте детишек – детишек! Кучка пацанов, еще не выросших из подросткового сленга, и девчонок, что скачут по палубе голыми в стрингах, разрезающих зады на две спелые дыньки и тонущих бог знает где… и все равно это волнует Магдалену. Она чувствует… начало разнузданной вакханалии, где ее роскошное тело будет главной звездой. И волнение ниже живота… и даже жалеет, что на ней самой не стринги. Не слишком ли велики эти черные трусы-бикини, в которых сейчас шарит Норман, чтобы в Магдалене возобладало сладострастное устремление… отбросить… всякое сознательное суждение, связывающее ей руки? Но Сознательное Суждение оказывается не так легко побороть. Оно заставляет Магдалену резко выпрямиться на сиденье.
:::::: Останови его… сейчас же!::::::
– Прекрати, Норман, – требует Магдалена. – Нас все видят!
Но она еще целое мгновение позволяет Норману не отнимать руки, и в ее «Прекрати!» нет гнева, а только забота о приличиях. По взгляду, каким Норман окидывает ее, по усмешечке его чуть приоткрытого рта Магдалена понимает, что он до последнего нейрона прочел ее противоречивые эмоции и прекрасно понимает, в каком уязвимом и беспомощном состоянии она находится.
На корме «Первой затяжки» «Гипоманьяк» встречает изрядное сборище зевак, нависающих над трапом. Магдалена поднимается первой под новую перекличку: «Стал бы!», «Стал бы!», «Стал бы!», «Стал бы!». Их взгляды тискают ей груди и массируют низ живота, голый до самого лобка и выступающий лишь едва-едва, ровно столько, чтобы возникла небольшая округлость. Парни просто не могут оторвать от нее глаз!
