Ларри Бейнхарт - Американский герой
Бигл всю ночь читает полученную страницу, которая для него столь же загадочна как стратегия Сунь-Цзы или предсказание «И-Цзин». Тедди Броуди с нетерпением ждет прихода Бигла, чтобы услышать от него проклятие или благословение. И если Бигл похвалит его творение, тогда он сможет сказать: «Не согласитесь ли прочитать мою заявку?»
Бигл просыпается в пять утра. За окном царит кромешная тьма — даже не предрассветные сумерки. Сна ни в одном глазу. Сначала ему кажется, что его посетило вдохновение, но все дело в печени. Не то чтобы по ночам его никогда не осеняли прозрения, но в данном случае его разбудил застой в печени.
Эта новая секретарша — Бигл отмечает про себя, что надо запомнить ее имя, — допустила еще одну глупейшую ошибку. С Китти такого бы никогда не произошло. Войдя в трудовой раж, она купила подарок для Дилана и принесла его Джону Линкольну — маленький бейсбольный мяч и шлем. Она даже не догадывалась о том, что делает. Бигл тоже счел, что это очень мило. Китти бы оказалась более предусмотрительной. При виде этого подарка Джекки взвилась под потолок и чуть не испепелила Джона, приписав все пороки мужского населения увлечению регби, что приводит к убийствам, избиению жен, алкоголизму, отрыжке и национальной страсти к полуфабрикатам.
И вот, проснувшись ночью, он понимает, что должен взять за образец не кино, а регби… В каком-то смысле это самоочевидно, потому что расхожее мнение гласит, что регби — это вид спорта, более всего напоминающий войну. Если бы Бигла спросили об этом до этой ночи, когда он проснулся от дефицита желчи, он бы ответил: «Регби — это то же самое, что дерби на роликовых коньках. Кроме того, его можно сравнить с борьбой в дополнительной одежде. Гораздо больше войну напоминает гольф». Однако один из талантов Бигла заключается в его способности отбрасывать высокомерие и собственные представления и беззастенчиво угождать публике. По возможности самого низкого пошиба.[77]
Если Америка считает, что война подобна регби, значит, фильм Бигла должен походить на Суперкубок. В отличие от бейсбола, в котором все строится на предчувствии, в регби не было даже игры как таковой. Игроки могли ничего не делать. За них все делали болельщики. А Суперкубок олицетворял это в гипертрофированной форме: две недели очковтирательства, истерии, ставок, журналистских обзоров и тому подобного без единого блока, захвата, штрафного или заброшенного мяча.
Обычно эта главная игра в конце сезона превращалась в полную бессмыслицу, мыльный пузырь, который представлял интерес лить для нескольких умственно отсталых, поглощенных тем, что происходит в каждый отдельно взятый отрезок состязания. И при этом никто никогда не испытывал разочарования. Ничто не могло уменьшить истерию, связанную с розыгрышем Суперкубка.
И теперь Бигл понял, что именно такая война может понравиться Америке.
Герои и негодяи. Герой был заведомо известен: Джордж Герберт Уолкер Буш. Но ему нужны были партнеры… впрочем, это можно было оставить на потом.
Добравшись до Кинемата, первым делом Бигл начинает просматривать материалы о негодяях. Гитлер, Иосиф Сталин, Хо Ши Мин, кайзер Вильгельм, Джек Паланс, Эрих фон Штрохайм. Но лишь один из них является безусловным воплощением негодяя — Гитлер. Можно изменить лицо, язык, лексику, но главное, чтобы он назывался Гитлером.
И самое интересное, что в конце вся его значимость оказывалась иллюзорной. Буш попытался сыграть в Гитлера с Норьегой, но из этого ничего не вышло. Мэгги Тэтчер начала войну на Фолклендах, не имея «плохого врага», и у нее получилась прелестная маленькая война.
Она устроила Пирл-Харбор.
Достаточно было предательского действия, для которого идеально подходило внезапное нападение. То же самое было присуще и американской мифологии: кто-то наносит коварный удар по Хорошему Парню. Хороший Парень поднимается с пола и вступает в рукопашный бой с мистером Коварный Удар. В результате Хороший Парень оказывается Джоном Вейном, Кларком Кентом и вообще Сверхчеловеком, и мистер Коварный Удар уже жалеет о том, что появился на свет.
Теперь Америке, Бутлу и Биглу был необходим какой-нибудь агрессор.
И в этом была вся проблема. Кто мог вторгнуться в Соединенные Штаты? Мексика? Канада? Нет, это смехотворно. Остатки Советского Союза? Но они воспользуются ядерным оружием, мы им ответим, и это будет означать конец Голливуда. Япония? Захочет ли она снова вторгаться в наши пределы? Может быть, выдать за вторжение какую-нибудь экономическую операцию? Нет. Экономическая война — это слишком заумно для телевидения, не говоря уж об отсутствии необходимых образов.
И Бигл снова возвращается к вьетнамскому сценарию. Он пока еще не понимает, почему «Возвращение» вызывает у него внутреннее сопротивление, и чувствует, что должен осознать это прежде, чем ему удастся найти необходимую эстетику, гарантирующую успех. И он снова начинает просматривать вьетнамские пленки. Не проходит и минуты, как до него доходит — «джунгли»! Американцам не нравятся войны в джунглях. Там слишком сыро и слишком жарко. А жара и сырость ассоциируются с болезнями и сексом. Американцам нравится воевать с нацистами. Американцы любят германскую войну. Механизированную. Цивилизованную. Сухую и чистую.
И тем не менее Америка сражалась с японцами в джунглях. И это было хорошо. Из этого получилась масса хороших фильмов. Джон Вейн снимался в основном в тихоокеанских фильмах. Вон он на восьмом экране, в единственном провьетнамском фильме «Зеленые береты», старый толстый Джон Вейн, разгуливающий с напыщенным видом, словно он все еще на Второй мировой войне.
И это последнее озарение, которое посещает Бигла.
Главная, фундаментальная проблема заключается в том, что Вьетнам никогда не был настоящим Вьетнамом. А значит, возвращение во Вьетнам будет бить мимо цели. Суть заключалась в том, что Вьетнам был прежде всего римейком событий 1942–1945 годов: «Вторая мировая (II)», видеоверсия.
Вот в чем все дело. И он уже чувствует, как его сознание выделяет эти слова курсивом.
Он вспоминает фильм «Голливуд: военные годы». В нем было что-то важное. Он отыскивает пленку и запускает ее: «Все точно знали, кто развязал эту войну, за что мы сражаемся и кто в ней хороший, а кто плохой. Иными словами, это была война, которая могла бы быть создана в Голливуде». Это было хорошо и точно — и все же не то, что он искал. «Исчезли фильмы тридцатых годов с их эксцентричными богачами, болтливыми красотками и шуточками о банках, правительстве и безработице. Война положила конец любой критике. Чувство нового единства пронизало Голливудскую Америку. И все пришли к единодушному выводу, что истинным американцем является хороший человек. И в хорошей Америке не могло уже быть ни демонстрации, ни жалоб». Вот что было самым главным. Именно этого хотел от него клиент Война была всего лишь средством для достижения цели. В свое время цель была достигнута с помощью Второй мировой. Именно такая Америка нужна была Бушу — где богатых уважали, в банках работали хорошие ребята, никто не высказывал критических замечаний и даже женщины держали свои чертовы рты на замке. И Джон Линкольн Бигл выбирает фильм, который Америка будет делать теперь — «Вторая мировая (II)».
Глава 32
В 1967 году ЦРУ запустило во Вьетнаме программу под названием «Феникс», что являлось приблизительным переводом имени другой мифологической птицы — Фанг Хоанг. Этой программой руководил Уильям Колби, позднее ставший главой ЦРУ.
Одна из фраз, почерпнутых Тедди Броуди из «Ликов врага» Сэма Кина для его страничного обзора, но не вошедших в окончательный вариант, звучала следующим образом: «Обратите внимание, что за любой пропагандой, направленной на самооправдание, звучит хнычущий голос ребенка: „Он первый начал, я только дал сдачи"». В основе «Феникса» и лежала установка «они первыми начали». Впрочем, так оно и было на самом деле: они действительно начали первыми. Во Вьет Конге существовала развернутая и очень эффективная программа террористических действий, направленная против всех, кто сотрудничал с правительством, — мэров, налоговиков, полицейских, почтальонов и учителей. Партизанская война никогда не бывает хорошей, а противодействие государственной власти всегда является трудным делом. И какими, бы политически корректными ни выглядели вьетконговцы, их действия отличались от самых безжалостных форм бандитизма только своей мотивировкой. Их подпольная власть мало чем отличалась от сицилийской мафии или колумбийских наркобанд.[78] Существует масса хороших историй о зверствах и жестокости вьетконговцев — хороших в том смысле, что их можно было бы использовать в кино,[79] включая насаживание на колья стариков и юношей, взрезание животов у беременных женщин и выкидывание плода на обозрение всех жителей деревни.
