Майя Кучерская - Тётя Мотя

Хорошо, вступила она, стараясь говорить как можно тише и тверже. Она тебя любит, а ты? Давно про это не думал, он хмыкнул и вдруг засмеялся. Ну да, это у тебя профессиональное! Исправлять чужие ошибки. Но, видишь ли, мы вместе почти тридцать лет, у нас общая дочь, жизнь. А я? Ты? Да я надоем тебе через два года, и ты же сбежишь первая, а не сбежишь, будешь мучиться, изнывать и поглядывать на сторону. Ты же даже не представляешь себе, что это такое, жить со мной постоянно. Нам с тобой достается лучшее друг в друге. Нам с тобой… Довольно. Я все это знаю. Читала в одном женском психологическом журнале. Нужно ли изменять мужу? Может ли это оздоровить атмосферу в семье? Она бросила трубку, она не хотела его знать. Пискнула напоследок: «Прощай» и нажала отбой. Катись к черту.

На следующий день после звонка и воцарившейся тишины, которая оказалась приятна — ни звонков, ни эсэмэсок, ни ужаса, что именно эту и забудешь стереть — вот и слава богу, и славно.

В тот же тихий день, нет, уже вечер, пятничный, свободный, непоздний, Коля захотел ее губ и сисек. Без возражений. Теплый возился в соседней комнате и в любой миг мог войти. Но Колины руки уже хозяйничали, уже жадно мяли тесто ее тела, из которого мы построим дом, не обращая внимания на просьбы. Послышались шаги. «Теплый идет сюда, подожди!» Куда там… «Я устал ждать», — не открывая рта, ответил Коля. И продолжал… «Ты сдурел! Отстань сейчас же». Она укусила его, попался средний палец — Коля вскрикнул, замотал рукой, размахнулся, врезал ей со всей силы, наотмашь, ладонью, по щеке. В комнате повис звонкий шлепок. Удар был сокрушителен, на мгновенье Тете показалось — у нее отлетела голова.

Она вскрикнула и сейчас же услышала ответный крик — в дверях стоял Теплый! Не глядя на нее, Коля выскочил в коридор, толкнул Теплого (тот и правда шел к ним, но, кажется, ничего не видел, только слышал или все-таки не слышал?), впрыгнул в ботинки, ткнул руки в рукава. Сочно чмокнула дверь. От толчка Теплый упал, но тут же поднялся. Не заплакал. Тетя бросилась в ванну, два-три-четыре тяжких взрыда, умывание, взгляд в зеркало — какое смешное лицо, неравномерное распределение румянца, несимметричное. Заткнула рот полотенцем, еще один незапланированный взрыд. Вытерлась, застегнулась, сходила на кухню, отмотала от рулона пакетик, оторвала, обратно в ванную — сложила в пакетик две зубные щетки, большую и маленькую, пасты — взрослую и с Микки-Маусом, дезодорант, расческу, ночной крем. Из комода вынула полотенце, раз и два, чистую пижаму для Теплого, запасные колготки, носки. Кидала в рюкзак что-то еще — яблоки, ложки, кипятильник, достала из шестого тома Лескова несколько купюр…

— Одевайся!

— Мама, мы на прогулку?!

— Какую прогулку! Мы в поход.

Как же он обрадовался, дурачок. Запрыгал, закричал. Как-то редко у них выходило вместе погулять. Всегда бы так — вечно тормозящий Теплый одевался сейчас, как ветер, то есть, конечно, водолазка наизнанку, свитер задом наперед — зато быстро! Она переодевала его, кутала поплотней, вот тебе шарф, вот шапка, варежки не забудь. Из глаз снова вдруг покатились слезы — быстрым градом.

Теплый поднял голову. Заметил, застыл.

— Мама, ты… — плачешь?

— Глупенький, я так играю.

— Во что? — он замер, улыбка приклеилась к лицу, и верит, и не верит.

— Что плачу.

Теплый внимательно смотрел. А она уже утерла слезы, да правда играю, что вот мы уезжаем, из дома, ах, как мне жалко оставлять мои бедные кастрюльки! Мои крышечки!

Теплый уже смеялся, подхватывая игру, настроение у него всегда менялось мгновенно.

— И сковородочки?

— И сковородочки, — она завыла, придуриваясь, дальше.

— И мне тоже! Мои игрушечки, до свиданья! — Теплый попытался изобразить печаль.

Крепя на холодильник записку папе («Уехали путешествовать. Позвоним завтра. Каша гречневая на плите»), она спрашивала:

— Знаешь, куда мы поедем?

— Нет! — ликовал Теплый.

— Я тоже! — хохотала Тетя, стоя уже в коридоре, застегивая куртку.

Они взяли по рюкзаку — Теплый свой маленький, детский, зеленого крокодильчика, Тетя — побольше, ходила когда-то с ним в лес, со школьниками, заперла дверь. В лифте вжала кнопку мобильного и отключила, отключила его. Как сразу стало хорошо.

С этой минуты настоящее станет прошлым. И никогда больше не будет лапающих рук. Бьющих по щекам. Подлых пожилых любовников, смеющихся над ее любовью. Она и ее сын — какое счастье!

Доехали до кольца, «Киевская», «Курская», «Белорусская» — сколько вокзалов в Москве, не сосчитать.

— Куда поедем — в Киев, Курск, в Белоруссию? — говорит Тетя Теплому в самое ухо. Им уступили место, они сидят рядышком.

— В Белоруссию! — не задумываясь, откликается Теплый.

Они выскакивают на «Белорусской».

— А это называется «вокзал». Все вокзалы немножко дворцы, в каждом живет царь, царевич, король, но вот в этом царевна по прозвищу Белая Руся.

Теплый хмыкает приветливо ее неуклюжей шутке.

— Мам, смотри.

В здание вокзала в большой корзине едут два котенка, высунули головы из-под серого шерстяного платка, корзину держит крепкая красная рука бабки. Вместе с котятами они идут к кассе.

— Куда вам?

— А куда — ближайший поезд? — спрашивает Тетя.

— Женщина!

Молодая, хмурая кассирша. Брови вразлет, алая полоска поджатых губ, желтизна вечной обиды под глазами. Произносит медленно, жестко:

— В какой вам город?

Она растерянно смотрит в стекло, пупырчатый кружок микрофона, мелкий календарик с пейзажем, приклеенный на стекло — и внезапно понимает, в какой, какой город — все правильно, вот почему они здесь, на Белорусском, конечно же, вокзале, потому что все в этом мире неспроста — ее давно ждут, ее звали в гости, учитель истории и математики С.П. Голубев!

— В Калинов, — спокойно отвечает она. — Как туда лучше?

— Прямого нет, — чеканит, чуть успокоившись, кассирша, — можно через Рыбинск, можно еще…

Кассиршу перебивает голос (свыше?), металлический, ровный, с невидимыми льдинками, прослаивающими слова: «Внимание! Поезд Москва — Рыбинск отправляется с четвертой платформы».

— Да, давайте через Рыбинск. На ближайший.

— Он отправляется через семь минут! — в голосе кассирши испуг.

«Ненормальная!» — вот что читает Тетя в ее глазах и почти кричит:

— Вот и отлично! Пробивайте. Плацкарт.

— Так мы в Калинов? — кричит на ходу Теплый.

— Да! Если успеем! Нас позвал туда один человек. Беги быстрей.

Поезд их милостиво дожидается, даже до нужного вагона они долетают, благо он близко, показывают крашеной проводнице в белых кудряшках билеты — Теплый смотрит на Тетю, явно хочет спросить что-то, Тетя побыстрее затаскивает его в вагон — потом, потом, миленький, они ищут свои места. Поезд вздыхает и трогается — успели.

Теплый блаженствует — все ему впервой.

— Это что же, сейчас лавки, а потом будут наши кровати?

— Ну да.

— А это что, наш такой стол?

Запахи человека: сигаретного дыма из тамбура, пива от двух работяг, явно едущих на выходные домой, огурца и вареного яйца от полной женщины из русского селенья, сидящей напротив, на нижнем сиденье в двушке, — потухший взор, мягкие натруженные руки, аккуратно разворачивают, умело режут — огурец на кружки, яйца на колесики. Слегка дохнуло жасмином — от девушки в белом свитере из их купейного отсека. Теплый взглянул на девушку, слава богу, волосы у нее короткие — мелькает у Тети, но пока за окном ему интересней — мелькают шлагбаумы, на поезд лает собака Жучка из старой книжки, черная, с закрученным хвостом, лежит совсем еще белый снег под деревьями, и тихо летит к земле мартовский вечер, сырой, неуютный, зажигая огни. В вагоне душно, но окно намертво забито, может, и к лучшему — не продует. В туалете качает, но Теплому весело даже это.

Он попал в железный кружок несмотря на качку. Тетя помогает ему застегнуться, умывает мордочку, промакивает полотенцем.

— Мама! Это же кухонное полотенце, — удивляется Теплый.

— Поезд и есть такая большая кухня, — отвечает Тетя первое, что приходит в голову.

Теплый задумывается, но не спрашивает — почему. Когда Тетя возвращается от проводницы с бельем, ее мальчик, разумеется, уже ведет беседу с девушкой.

— Это моя мама! — объясняет Теплый девушке. — А это Наташа.

По приятному совпадению Наташа тоже едет в Калинов, навестить родителей, в Москве она учится, в одном из бесчисленных университетов, на менеджера чего-то там, учится вечером, днем работает в парикмахерской — делает маникюр. У самой Наташи длинные алые ногти с белыми точечками в середине, Теплый берет Наташину руку, рассматривает точечки, просит потрогать. Наташа разрешает, Теплый трогает точечки и вдруг целует. Решил попробовать на вкус? Тетя фыркает, извиняется, но Наташа только смеется. Женщина из селенья улыбается: «Надо ж, какой ранний!»