Аллен Курцвейл - Часы зла
Уважение к Джессону как к поэту окончательно угасло после увиденного мной нижеследующего стихотворения под названием «Паж»:
Дергунчик, милая щенушка,Ты — пешка жалкая, игрушка,Ты — лебезящий сосунок,Тебе наградой — в зад пинок!
Так вот, значит, кем видел меня этот ублюдок! Мне припомнилось, как он развеселился, узнав, что начинал я свою работу в библиотеке мальчиком на побегушках. И я уже начал понимать почему. От этих унизительных строк тянулась стрелка. И, сделав прихотливый и резкий разворот, упиралась заостренным концом в непролазную чащу французских слов.
Я собирался проигнорировать иностранный текст, но теперь понял, что это невозможно. А все из-за стрелочки, указывающей на связь «Пажа» с галльским повествованием. И вот, вооружившись «Ларуссом» и французско-английским словарем Литтре, я начал продираться через текст и постепенно пришел к выводу, что он является романом под названием «Le Coffret».[45] Название это можно условно перевести на английский как «Шкатулка с сюрпризом».
В «Le Coffret» было, конечно, меньше путаницы, чем в остальных записях и комментариях, но читать его оказалось не легче. Чем дальше я углублялся, тем больше убеждался в том, что он написан обо мне. Там использовались мои мысли, мои надежды, интересы, приведены мои слова, и все это было передвинуто назад, в прошлое.
Моя любовь к книгам, пристрастие к записям различных наблюдений, все эти свойства оказались отражены в поступках, воображении и речи главного героя по имени Клод Паж. Самоучка, он был напичкан знаниями и уподоблялся эдакому деревянному манекену, еще одному трехмерному «шкафчику с потайными ящиками». Вся эта писанина навевала воспоминания об эссе Джессона под названием «Современные корни в исторической прозе: Исследование на примере французской новеллы восемнадцатого века». Неожиданно вышеупомянутая статейка обрела неутешительную для меня убедительность, даже наглядность. Впрочем, следовало отметить, что Джессон не слишком соответствовал выбранному псевдониму — Генри Джеймс. На каждом шагу, на каждой странице этот так называемый исторический роман скатывался к откровенной дешевке, а вместе с ним и мой образ. Похоже, Джессон просто определил мне место в этом пустом повествовании, как некогда определил место брегета в пустом отделении шкафчика.
Я повернул валик, снял намотавшуюся на шпульку бумагу и высвободил из машины свиток. Отнес его в салон и сунул в глобус, на прежнее место. Закрыл глобус и сильно крутанул его, чтобы убедиться, что никаких отклонений не наблюдается. Потом вернулся в галерею механических чудес, все расставил по местам, а словари вернул в книжный шкаф.
Выбор у меня был невелик — сразиться или сделать ноги, и я выбрал последнее. Взял ручку и набросал Джессону коротенькую записку, решив ни словом не упоминать о найденном в глобусе свитке. Написал одно предложение, затем счел его слишком мягким и добавил второе:
«Ушел на работу, хотя чувствую себя еще скверно. Нет свободного времени, ни минуты».
В спешке я забыл приписать «для вас», но решил оставить все как есть, зная, что мне еще придется схлестнуться с Джессоном.
Выходя из «Фестиналенте», я твердо знал лишь две вещи. Первое — что «Часослов» следует вернуть как можно скорее. И второе — как только верну его, тут же постараюсь освободиться от образа Клода Пажа.
Глава 49
На следующий день я встретился с Нортоном и Спиайтом в «Автомате», обстановка в котором уже напрочь лишилась хромированного блеска.
— Опять ты за свое! — воскликнул Нортон и картинным жестом приложил ладонь ко лбу. — Это несчастное выражение, которое так и вопиет: «Я страдаю, я оскорблен и несчастен».
— Только на сей раз все напечатано крупными буквами, — не преминул вставить Спиайт.
— Этот ублюдок играл со мной с самого начала.
Нортон вынул сандвич с тунцом из целлофанового кокона.
— Валяй выкладывай.
Я рассказал друзьям о поисках «Часослова» и о том, что нашел вместо него, — о самоучителе по стенографии, о старинном механизме, с помощью которого можно было прослушивать и просматривать записи, о заметках Джессона в глобусе.
А затем принялся рассказывать о ничем не подтвержденных подозрениях Джессона, связанных со Штольцем, о его двойственном отношении ко мне и тут заметил, как Спиайт одобрительно кивает.
— Этот свиток, что ты нашел, каких он был размеров? Приблизительно вот такой, да? — Он раздвинул пальцы примерно на одну восьмую долю листа. — С таким маленьким крючочком на конце?
— Вообще-то на конце там было колечко, с помощью которого бумагу можно было закрепить в машине. А что?
— В моем Центре появилось нечто такое пару лет тому назад. Часть эротической коллекции начала двадцатых. Если мне не изменяет память, на нем красовался девиз следующего содержания: «Даже большие объемы можно завести ручкой».
Нортон фыркнул и заметил:
— Неудивительно, что Джессону понадобилось это приспособление.
— Да мерзавец он, вот кто! Занимается плагиатом, ворует, он ничуть не лучше тех бандитов, что обчистили музей в Иерусалиме! Этот свиток доказывает, что он просто откусывал от моей жизни куски. Целые абзацы из его так называемого романа составлены на основе записей из моей книжки.
— Ладно, хватит ныть и убиваться, — перебил меня Нортон. — Лично мне любопытен совсем другой факт. То, что он выбирал тебя с особым тщанием.
— Он все выбирает с особым тщанием. Кофе, печенье, книги, часы. Так почему бы было не выбрать и прообраз для бездарного романа, шансы опубликования которого равны нулю?
— Может, он даже по-своему польстил тебе? — высказал предположение Спиайт.
— Давайте попробуем разобраться еще раз. Это роман о жажде получить украденные часы и о библиотекаре, который был нанят, чтобы осуществить эту мечту. Нет, не так. Роман о жажде заполучить украденные часы и история нанятого с этой целью библиотекаря.
Нортон покачал головой:
— Первый вариант был точнее, дружище.
— Не важно. Все, что я знаю, — его суждения не имеют под собой почвы. Почему он так убежден, что именно Штольц украл «Королеву»?
— Может, он тайно хочет убедиться в том, что это не ты? — предположил Спиайт.
— Прочтя всю эту муть, что записана на свитке, я уже и сам начал сомневаться: уж не я ли действительно выкрал брегет?
— Главное теперь — другое, — сказал Нортон. — Главное — вернуть книгу. Если Гроут увидит, что она пропала, поднимет такой скандал, что ты вылетишь с работы прежде, чем он успеет произнести слово «библиоклептомания».
— Думаешь, я этого не понимаю? С чего бы я стал пускаться с вами в такие откровения? Помните цитату из Горация, что украшает выход из читального зала?
— Что-то насчет того, что у каждой книги своя судьба, да?
— Именно. Хочу, чтобы этот «Кофр» Джессона постигла та судьба, которую он заслуживает.
— Надеюсь, теперь ты понимаешь, что с таким типом, как этот Джессон, связываться не стоило? — спросил Спиайт. Я пожал плечами. — Сейчас намекну. Кто лучше французов понимает в мести?
— Да, Ник его всегда подозревала, — сознался я. — Ее предупредили карты таро, она, в свою очередь, предупредила меня. А я не прислушался.
— Сдается мне, где-то рядом, за углом, есть телефон-автомат, — сказал Нортон.
— Пытался дозвониться ей раз пятнадцать с тех пор, как сбежал от Джессона. Всю мелочь потратил.
Спиайт вытащил из кармана четвертак и пододвинул мне.
Напускное спокойствие мигом слетело с меня, как только я услышал на другом конце провода ее «алло».
— Ник? Ник, это я, Зандер.
— Qui?[46]
— Я… я…
— Чего тебе надо? У меня через двадцать минут занятия в дизайнерской фирме.
— Скажи, могу я вернуться домой, Ник? Знаешь, ты была права насчет Джессона. Может, посидим, подумаем вместе, что теперь делать?
В трубке повисло молчание.
— Pas ce soir.[47]
— А как насчет завтра? Признаю, я — полный дурак и тупица. И нам очень надо поговорить.
— D’accord. On fera le point demain, — нехотя выдавила она.
И не успел я спросить о значении этой последней фразы, как Ник повесила трубку.
* * *И Нортон, и Спиайт вызвались приютить меня, но я отклонил это предложение, поскольку хотел побыть один и попробовать разобраться, что происходит. Но так уж получилось, что большую часть дня я провел, обзванивая отели. На праздники со свободными номерами в Нью-Йорке целая проблема, и куда я только не обращался, везде получал отказ.
— Мрачная вырисовывается картина, — заметил мистер Парадайс, когда я в очередной раз раздраженно бросил телефонную трубку на рычаг. Я поведал ему о проблемах с Ник. — Мой брат ушел от жены. Бедняга скитался по мотелям и гостиницам года два. Так что я не советую.
