Анна Гавальда - Утешительная партия игры в петанк
Конечно… Вы видели, как она прорисована? Столько мускулов на такой тонкой руке, это же удивительно! Ну и что?
Эээ… Простите, но линии и изгибы это все же моя профессия… Как же, знаем…
Чей-то восхитительный хохот прервал нашего зануду Джимини-Крикета.[144]
Сердце у него так и оборвалось. Шарль медленно повернулся, определил источник этого фонтанирующего веселья и понял, что приехал не зря.
— Анук, — прошептал он.
— Простите?
— Вон там… Она…
— Да?
— Это она?
— Кто она?
— Вон та малышка… Дочка Алексиса?
— Да.
Это была она, Та, что прыгала выше всех, визжала громче всех и смеялась как сумасшедшая.
Ее взгляд, рот, лоб, и тот же отпетый вид.
То же тесто. Та же закваска.
— Хороша, правда?
Шарль, на седьмом небе, согласно кивал ангелам.
В кои-то веки взволнован радостно.
— Yes… beautiful… but a proper little monkey,[145] — подтвердила Кейт. — Она еще задаст жару нашему другу Алексису… А ведь он так старательно спрятал все выдающееся в футляр, с ней он еще попляшет.
— Почему вы так говорите?
— Насчет футляра?
— Да.
— Не знаю… Мне так кажется.
— Он совсем перестал играть?
— Почему, играет… Когда немного выпьет.
— И часто с ним это случается?
— Никогда.
Уже известный нам Джеф прошел мимо, потирая икру. На этот раз и впрямь пахло жареным.
— Как вы ее узнали? Она не очень-то на него похожа.
— По бабушке.
— Это та, которую дети звали Банук?
— Да. Вы… знали ее?
— Нет. Практически нет… Однажды она приезжала с Алексом.
— …
— Я помню… Мы пили кофе на кухне, в какой-то момент она встала якобы отнести чашку в мойку и подошла ко мне сзади, погладила по голове…
— …
— Бред какой-то, но я вдруг расплакалась… Только почему я вам все это рассказываю? — спохватилась она. — Простите меня.
— Прошу вас, продолжайте, — попросил он.
— Мне тогда было нелегко. Думаю, она была в курсе моего… my predicament…[146] нет во французском такого слова, скажем, того дерьма, в которое я вляпалась. Потом они уехали, но через несколько метров машина остановилась, и она вернулась ко мне.
Вы что-нибудь забыли?
«Кейт, — прошептала она, — не пейте в одиночку».
Шарль смотрел на огонь.
— Да. Анук… Помню… Эй! Дайте теперь малышам попрыгать! Лука, давай-ка лучше с этой стороны, тут поуже… Jeez, Господи Иисусе, если я верну его матери поджаренным, меня же под суд отдадут.
— Да, кстати, — вспомнил Шарль, — нам ведь пора. Мы опаздываем на ужин.
— Вы уже опоздали, — пошутила она. — Есть такие люди, к которым невозможно придти вовремя, в любом случае вам дадут понять, что вы заставили себя ждать… Я провожу вас.
— Нет, нет, что вы.
— Не нет, а да!
Она окликнула старших:
— Сэм! Джеф! Я возвращаюсь к плите! А кто со мной, помогать? Дождитесь, пока костер догорит, и чтоб больше никто не прыгал. ОК?
— Угу, — промычало эхо.
— Я с тобой, — объявил толстенький смуглый и кудрявый мальчуган.
— Но… ты же сказал мне, что тоже хочешь попрыгать. Давай, а я посмотрю.
— Да ну…
— Он дрейфит! — засмеялся кто-то справа от них. — Go, Яся, давай! Растопи свой жирок!
Малыш пожал плечами и отвернулся:
— Вы знаете Эсхила?
— Эээ… это, — начал было Шарль, сделав большие глаза. — Это один из ваших псов?
— Нет, грек, трагедии писал.
— А! Не попал! — засмеялся он, — ну знаю, так, немного…
— А знаете, как он умер?
— …
— Так вот, орел, когда поймает черепаху и хочет ее съесть, бросает ее с высоты, чтобы разбить панцирь, а Эсхил-то был совсем лысый, вот орел и подумал, что это скала, сбросил ему на голову черепаху, чпок! и дело с концом.
Зачем он мне об этом рассказывает? У меня ведь еще немного осталось…
— Шарль, — вмешалась Кейт, — я хочу познакомить вас с Ясином… по прозвищу Вики, от «Википедии»… Если вам нужно что-то узнать, обращайтесь к нему за любой информацией, будь то биографическая справка или, скажем, вам интересно, сколько раз в жизни Людовик XVI принимал ванну.
— Так сколько? — спросил он, пожимая протянутую ему маленькую ручку.
— Добрый вечер, сорок, когда ваши именины? Четвертого ноября?
— Ты весь календарь наизусть знаешь?
— Нет, но четвертое ноября очень важная дата.
— Твой день рождения?
Едва заметное презрение во взгляде мальчугана.
— Нет, скорее день рождения метров и килограммов… 4 ноября 1800 года — официальная дата перехода на десятеричную систему мер и весов во Франции.
Шарль посмотрел на Кейт.
— Да, понимаю, иногда это несколько утомительно, но мы привыкли… Ладно, пора. А куда подевалась Недра?
Ясин указал на лес:
— По-моему…
— Ой, ну как же так… — расстроилась она. — Бедная крошка… Хатги! Пойди сюда на минутку!
Кейт отошла в сторону с девочкой, прошептала ей что-то на ухо и отослала куда-то к деревьям.
Шарль вопросительно посмотрел на Ясина, но тот сделал вид, что не понимает.
Она вернулась и нагнулась, чтобы поднять…
— Оставьте, оставьте, я вам помогу, — сказал он, нагибаясь в свою очередь.
О'кей. Он был почти лысый, почти невежа, но никогда в жизни не позволил бы женщине рядом с ним нести тяжелую ношу.
Не представлял, что будет так тяжело. Выпрямился, отвернувшись, чтобы скрыть гримасу и пошел, хм… непринужденно… стиснув зубы.
Проклятие… А ведь он натаскался за свою жизнь девичьих поклаж… Пакеты с продуктами, сумки с вещами, коробки, чемоданы, чертежи, даже папки… но вот чтобы бензопила…
Почувствовал, как ширится надлом.
Удлинил шаг и сделал последнее усилие, чтобы выглядеть, ха-ха, мужчиной:
— А за этой стеной что?
— Огород, — ответила она.
— Такой большой?
— Он принадлежал замку.
— И вы… вы его обрабатываете?
— Конечно… Но вообще-то это вотчина Рене. Бывшего фермера.
Шарль уже не мог соответствовать, ему было слишком больно. И даже не из-за тяжести этой штуковины, а из-за спины, ноги, бессонных ночей…
Искоса поглядывал на женщину, идущую рядом с ним.
Загорелое лицо, коротко остриженные ногти, травинки в волосах, плечо из мастерской Микеланджело, свитер, повязанный вокруг талии, потрепанная майка со следами пота на груди и спине, — почувствовал себя жалким.
— Вы пахнете лесом…
Улыбка.
— Правда? — переспросила она, опустив руки вдоль тела, — это… галантно сказано.
— Кстати… Знаешь, почему его зовут Рене?
Ух, слава богу, на этот раз маленький чемпион Trivial Pursuit[147] обращался к ней.
— Нет, расскажи.
— Потому что до него у мамы родился другой мальчик, но тот вскоре умер, а потом — ренессанс, возрождение: появился он, Re-né, «заново рожденный».
Шарль немного обогнал их, чтобы поскорее избавиться от ноши, но услышал, как она прошептала:
— А ты, Ясин, знаешь, почему я тебя обожаю?
Шум птичьих крыльев.
— Потому что ты знаешь то, чего даже в интернете никогда не найти.
Он думал, не дойдет, поменял руку, стало еще хуже, с него градом катился пот, проковылял кое-как последние метры и свалил все у первого же сарая.
— Отлично… Все равно цепь придется менять.
Что?
Черт возьми…
Достал носовой платок, пряча в него свою усталость. Черт подери, то, что он совершил, никакому Гийомэ[148] и не снилось. Так… ну а где же Лука?
Она проводила их через мост.
Шарлю бы столько всего хотелось ей сказать, но мост был слишком хлипкий. Какое-нибудь «Был рад с вами познакомиться» показалось ему неуместным. Кроме улыбки и шершавой руки, что он еще знал о ней? Да но… Что же говорят в подобной ситуации? Он все искал, искал и… нашел ключи от машины.
Открыл заднюю дверцу и повернулся.
— Была бы рада с вами познакомиться, — сказала она просто.
— Я…
— Вы весь изранены.
— Что, простите?
— Я про ваше лицо.
— Да, я… это по рассеянности…
— Да?
— Я тоже. В смысле, я тоже был бы рад…
Когда они проехали четвертый дуб, он смог наконец произнести что-то более или менее внятное:
— Лука?
— Да?
— А Кейт замужем?
3
— Ну? И где вы пропадали?!
— Они были далеко, на самом краю луга, — объяснил малыш.
— Что я тебе говорила! — скривилась мать, — ладно, за стол.
Мне еще три пуговицы надо пришить…
На террасе плиточный пол, скатерть с грязеотталкивающей пропиткой, газовый барбекю. Ему указали на белое пластиковое кресло с цветастой подушкой, и Шарль уселся в него.