Джойс Оутс - Ангел света
— И чтобы именно Швеппенхайзер, — говорит Ник.
— Но… он был ужасно несчастный человек, — добавляет Мори.
— Несчастный? В самом деле? В самом деле? — говорит Ник, уставясь на Мори.
А Мори не может придумать в ответ ничего подходящего. И отводит взгляд, чтобы не видеть недоверчиво насупленное лицо друга.
— В самом деле?.. — удивляется Ник. — Я никогда этого не замечал.
Школьное соперничество, накал юношеских чувств. Кое — какие неприятные воспоминания. Связует ли их что-то и это что-то «священно», или это просто следствие глубокого испуга, страха перед физическим уничтожением, которым все и объясняется? Или же взаимопонимание между Ником Мартенсом и Мори Хэллеком куда глубже, даже чем влияние пережитого испуга?
Ник старается об этом не думать. Собственно, вообще не думает — у него нет времени.
А Мори думает об этом часто. Как ни странно, любовь к Изабелле де Бенавенте пробудила в нем некоторые давние воспоминания, вместо того чтобы их стереть.
Неправда, что мы живем и умираем в одиночестве, — смотри, мы же с тобой вместе; смотри, мы всегда вместе… Он пытается объяснить Изабелле свою дружбу с Ником, не связывая ее с тем, что чуть не утонул, — и не может. Не потому, что Изабелла невнимательна — она удивительно и прелестно «внимает», — а потому, что он не находит верных слов: Мори слышит, как он заикаясь изрекает банальности.
— Дружба между мужчинами — штука важная, — заверяет его Изабелла. — Я всегда сужу о мужчине по его друзьям. А вот что касается женщин… с женщинами все иначе: я в общем-то не доверяю женщинам.
И Мори так же трудно объяснить свое чувство к Изабелле Нику, хотя Ник, на сей раз отошедший на второй план, всячески — или почти всячески — выказывает понимание.
Как смешно, как мило и трогательно!.. И конечно же, чудесно: Мори Хэллек впервые влюблен.
Раскрасневшийся, и заикающийся, и гордый, и испуганный — ведь он же еще мальчишка, студент! Разве мог он вообразить, что, когда ему минет двадцать четыре года, найдется молодая женщина, да еще такая, как Изабелла де Бенавенте, которой он будет настолько дорог, что она согласится выйти за него замуж?
— Не смеши, — нетерпеливо бросает Ник. — Это одна из твоих дурных привычек — недооценивать себя.
Любовь, женитьба, дети, семейная жизнь.
И она рассчитывает, что у них будет прелестный дом в Вашингтоне (она этого хочет, она будет на этом настаивать). И «место» — куда более блистательное, чем даже то, что она занимала как наследница де Бенавенте, — в вашингтонском свете.
— Я еще не встречал ни одной такой девушки, как она, — тихо произносит Мори. Столь же серьезно, как Ник говорил о злополучной смерти Швеппенхайзера.
СКАЛА БАШНЯ
Вот она наконец. Природная каменная «башня», вздымающаяся над пляжем футов на семьдесят пять в высоту. Похожая на яйцо, жуткая, вызывающая неприятное чувство (во всяком случае, так считал в детстве Ник), что в ней водятся призраки.
— Внушительная штука, верно? Полезем наверх?..
— Но сейчас пойдет дождь, собственно, уже пошел.
Плотно закупоренное небо. Слабая вспышка молнии — словно корни дерева на секунду возникают на фоне черных туч. Как красиво!
— Красиво.
— А сколько сейчас времени?..
— Не поздно. Немногим больше трех.
— Красиво…
Изабелла в туго обтягивающих линялых джинсах, закатанных до колен, и в рубашке, подвязанной под грудью; стройная талия обнажена, будто… будто ее нагое тело ничем не отличается от любого другого нагого тела.
Отбрасывает с глаз золотистые волосы. Прядь на миг прилипает к уголку рта.
Молочно-белые, как перламутр, влажные блестящие зубы. Обнаженные в гримасе, которую ошибочно можно принять за улыбку.
(Интересно, Мори уже спал с ней? — думает Ник. Подпускает она его к себе? А он утыкается ей в плечо и, всхлипывая, произносит: «Любовь моя, любовь моя, я готов на все для тебя, я никогда еще не встречал такой, как ты». И она раскрывает ему объятия? — думает Ник, и сердце его сжимается от боли и зависти.)
Сгорая от желания, Ник смотрит на их следы, уходящие назад. Исчезающие из виду. В тумане. Поблизости — никого. Никто не узнает.
— Сколько же все-таки времени? — бормочет Изабелла и, осмелев, небрежно берет Ника за руку, чтобы посмотреть на часы. — О, я думала, что позже.
— Пять минут четвертого. Полезем на Башню?
Еще один зигзаг молнии — далеко, над большой землей. Так далеко, что гром доносится легким, еле слышным урчанием.
До чего же красиво небо! Громады туч над вздымающимися валами Атлантики.
— А скала в самом деле похожа на башню, — удивляется Изабелла. — Такое впечатление, будто кто-то нарочно поставил ее там. Какой-то гигант много столетий тому назад.
— Так полезем наверх или вы устали? Вы только скажите.
— Устала? — говорит Изабелла, чуть не задохнувшись от возмущения.
(Это Изабелла-то де Бенавенте, которая может протанцевать ночь напролет. Которая не раз танцевала ночи напролет, пока еще не была официально обручена.)
Изабелла и Ник идут по пляжу, задыхающиеся, слегка охмелевшие, не замечая, как меняется воздух. Прохладный сырой ветер опьянил их, они уже не понимают, насколько далеко ушли, кто остался позади, на террасе коттеджа Мартенсов.
— В Мэне всегда так холодно в июле? — спрашивает, поеживаясь, Изабелла. — В такой воде нельзя же плавать!
Запах водорослей — чудесный, солоноватый морской запах. Ник глубоко вдыхает его, вдыхает еще глубже.
Опьянен.
— Так полезем? Вот она, тропинка… нет, здесь… вот тут.
Берет ее за руку. Мори, наверное, всегда удивляется, думает Ник, удивляясь и сам, какая у нее тонкая рука, какие хрупкие кости. Нежные, точно у воробушка! А она с минуту стоит притихшая, раздумывая — поистине слышно, как она думает, — не опасно ли лезть туда, не будут ли скользить ее босые ноги, не порежет ли она их о камни.
— Если вы боитесь упасть, — любезно говорит Ник, — мы не полезем. Сегодня, во всяком случае… В другой раз? Завтра? Если прояснеет? И Мори сможет пойти с нами… — фальшивит Ник.
Он берет ее за руку, держит крепко. Как смешно, как забавно — молодая женщина красила себе ногти на руках и ногах ради этой долгой прогулки по северо-восточному берегу острова Маунт-Данвиген на ветру, под морскими брызгами!.. Эти модно причесанные волосы, дурацкая пряжка в виде золоченого голубя в волосах, пять или шесть тонких цепочек на шее. Но она улыбается. Улыбается. Губы ее медленно раздвигаются, видны роскошные влажные зубы.
Хищница, думает Ник. Но конечно, не всерьез.
— Я играл здесь мальчишкой, — громко произносит Ник веселым, оживленным тоном, без всякой задней мысли. — Я взбирался по этой дорожке сотни раз — она совсем не такая сложная, как кажется.
С трудом переводящая дух и захмелевшая, с горящими глазами. Она может состязаться с ним в скалолазании — почти. Но конечно, он помогает ей. Когда нога ее скользит на мокром камне, он крепко обхватывает ее. Нет, она не упадет.
— Осторожнее!.. — предупреждает Ник.
Она нервно улыбается. Пожалуй, ей чуточку не хватает дыхания… пожалуй, у нее слегка кружится голова. Она ведь только поковыряла еду за обедом. (Он наблюдал за ней. Такое отсутствие аппетита — можно подумать, что она влюблена.) Внезапный порыв ветра. Но это не опасно, всегда можно прижаться к камню.
— Вы здесь играли мальчиком? — говорит Изабелла. — Вы часто приезжали на остров?
Футах в двадцати над ними — странный, похожий на яйцо, кособокий валун на скале над морем, блестящий от сырости. Или, может быть, уже идет дождь? Правда, еще пылают яркие солнечные пятна и влажный воздух слегка подрагивает, переливаясь, как радуга.
— Какая красота! — с благоговейным трепетом шепчет Изабелла.
Остров Маунт-Данвиген, менее двадцати миль в окружности. Горбатый, куполообразный, точно панцирь черепахи. Такой дикий, такой однотонный в своей красоте — ничто не останавливает глаз.
— Я ничего не вижу, — говорит Изабелла, глядя вдаль. — В какой стороне дом?.. Коттедж вашей семьи?
Ник указывает. Но там ничего нет — лишь низкорослые деревья, скалы да огромные камни и дикая трава. С океана поднимается туман.
— Мы заблудились? — говорит Изабелла, растерянно, как ребенок.
— Конечно, нет, — нетерпеливо бросает Ник. — Коттедж отсюда милях в двух, в том направлении.
Изабелла вытягивает шею. В ней чувствуется сила, непокорность. Но она ничего не говорит.
— Нам, наверно, не следовало так далеко заходить, — говорит Ник. — Они могут забеспокоиться.
Изабелла тяжело дышит. Она молчит — возможно, чтобы сберечь дыхание.
Уродливое нагромождение камней, осыпи. Место, где никто не живет. Которое никто не исследует. Скала Башня, которую (не без гордости говорит Ник) в начале прошлого века несколько десятилетий использовали в качестве маяка. Ее издалека видно, когда воздух чист. А когда туман, от нее, конечно, мало толку.
