Виктор Левашов - Третья половина жизни
Норильск замер.
Через два часа бюро закончилось. В решении было: коммунисту Долгих поставить на вид. Не исключить из партии, снять с работы и отдать под суд, не строгий выговор с занесением в учетную карточку, не просто выговор. Поставить на вид. Всё.
Позже Леонтьев познакомился с чиновником из Минцветмета, который прилетал в Норильск в составе комиссии, и спросил, почему так кончилось персональное дело Долгих. Ведь снять его было проще простого. И желающих заменить его на посту директора Норильского комбината наверняка было немало. Флагман отрасли, место престижное. В чем же дело?
– Да, снять его было легко, – согласился он. – И заменить легко. Мы вели переговоры со многими. Но все сразу спрашивали: а приписки спишете? Нет? Тогда нет. Кому же охота вешать на себя двадцать с лишним миллионов приписок? Так и получилось, что в той ситуации руководить комбинатом мог только один человек. Сам Долгих.
Всё вышло так, как и планировал Долгих: новый завод был построен, начал переработку талнахской руды и к открытию навигации дудинские пакгаузы уже ломились от меди.
Летом в Норильск прилетел Председатель Совета Министров Косыгин. Неизвестно, о чем он говорил с Долгих, но через некоторое время по Би-Би-Си передали: «Председатель советского правительства Косыгин встретился с министром цветной металлургии Ломако и просил его об отставке в пользу директора Норильского комбината Долгих. Ломако отклонил просьбу премьер-министра».
Осенью на партийной конференции коммунисты Красноярского края избрали Долгих Владимира Ивановича первым секретарем краевого комитета партии. Говорят, что свою первую речь на партхозактиве он начал так:
– Главное для нас сейчас, товарищи, снег. То есть хлеб.
Красноярским краем Долгих руководил недолго. Вскоре он пошел на повышение – стал Секретарем ЦК КПСС по промышленности и транспорту. Все, кто знал о его отношениях с начальником главка Минцветмета Дроздовым, руки потирали от предвкушения: ну, теперь он ему покажет, расплатится за все унижения.
Однажды в главк позвонили со Старой площади: к вам выезжает секретарь ЦК КПСС Долгих. Дроздов встречал его у подъезда. От волнения он с трудом стоял на ногах. Но встреча прошла удивительно мирно, даже душевно. Долгих подробно расспрашивал о делах, интересовался, какая нужна помощь, на прощанье пожелал больших успехов.
Проводив высокого гостя, начальник главка обессилено упал в кресло: пронесло.
На следующий день вышло Постановление Секретариата ЦК КПСС: в целях совершенствования структуры управления промышленностью все главки в составе министерств ликвидировать.
При воспоминании об этой истории Леонтьеву всегда приходил в голову анекдот. Во время войны Сталин проходит через приемную и говорит своему секретарю Поскребышеву:
– Решили мы вас, товарищ Поскребышев, расстрелять.
И уходит.
Через некоторое время снова:
– Нет, все-таки придется вас, товарищ Поскребышев, расстрелять.
И снова уходит.
На приеме по случаю победы Сталин поднимает тост:
– Я пью, друзья, за моих верных помощников. В трудные годы войны мы умели не только работать, но находили время и пошутить. Вот товарищ Поскребышев не даст соврать.
Бытует мнение, что Советский Союз рухнул, потому что в руководстве его были плохо образованные люди, карьеристы, ничего не понимающие в народном хозяйстве. Да нет, люди там были образованные, решительные, умеющие рисковать и брать на себя ответственность. А Советский Союз все-таки развалился. Почему? Все причины будут правильными и все неправильными. Не приживается дерево, если воткнуть его в землю силой. Не прижился нацизм в Германии, не прижился социализм в России. И демократия не очень-то приживается. А что приживется? То, что вырастает из земли само, из семени. Как демократия в Америке или парламентаризм в Англии. Знать бы, что за семя выпускает в российскую почву свои ростки!
Но это было уже много позже. А тогда, в начале 1970 года, Долгих, не зная того, сыграл в судьбе творческого объединения «Контур» роковую роль. Он был ещё первым секретарём Красноярского крайкома и прилетел в Норильск на партхозактив. В прениях выступали руководители комбината и все как один жаловались на телестудию. Особенно эмоциональным было выступление директора завода – того самого, которого поранил пэтэушник:
– Не дают работать! Когда появляется надпись «Контур», я заранее знаю, что скажут какую-нибудь гадость. Рабочих специально настраивают против нас. Это форменное вредительство!
Долгих из президиума строго оглядел зал.
– Карпов Дмитрий Кузьмич! Он здесь?
– Здесь, Владимир Иванович, – вскочил директор студии.
– Вы это дело прекращайте! Телестудия должна помогать работать, а не мешать! Вы поняли?
– Всё понял, Владимир Иванович. Немедленно приму меры!
Наутро на доске объявлений появился приказ о том, что творческое объединение «Контур» расформировывается как не выполнившее взятые на себя обязательства.
IX
Ни Леонтьев, ни его друзья ничего не знали о партхозактиве, приказ стал для них полной неожиданностью. Вечером собрались у Леонтьева, чтобы решить, что делать. Позвали Львова, который всегда поддерживал «Контур», но он не пришёл. Не пришёл и Паша Волчков, он ещё раньше вышел из объединения и вернулся в редакцию информации. Настроение было похоронным.
– Надо увольняться, работать не дадут, – поделился своим мнением Игорь Шадхан, уже имевший опыт конфликта со студией в Воркуте.
– От нас только этого и ждут, – возразил Вагунин. – Уволиться никогда не поздно. Вот так взять и сдаться? Перетопчутся!
Сначала хотели послать телеграммы в «Комсомольскую правду» и в редакцию «Журналиста» с просьбой защитить творческое объединение от административного произвола дирекции телестудии. В «Комсомолку» – потому что «Контур» создавался на базе молодёжной редакции. А «Журналист» по определению был заинтересован в поддержке всех творческих инициатив. Но Леонтьев, хорошо знавший, как в центральных изданиях обращаются с жалобами, возразил:
– Бесполезно. Перешлют в Норильск, этим всё и кончится.
После довольно нервного обсуждения сошлись на том, что конфликт может быть разрешен только вмешательством горкома партии. Небольшая надежда была на то, что «Контур» пользовался популярностью в Норильске, а в горкоме всегда считались с мнением «всего города». Леонтьев вызвался написать письмо на имя первого секретаря горкома с подробным изложением дела. На этом и разошлись.
Лиза сказала:
– Мне это не нравится. Вы провоцируете скандал. Ты уволишься и вернёшься в Москву. А что будут делать остальные? У них здесь квартиры, семьи. Им-то как жить?
– Не мы идём на скандал, нас к нему вынуждают, – объяснил Леонтьев.
Она промолчала и ушла спать, а Леонтьев полночи стучал на машинке, сочиняя докладную записку на имя Савчука.
Заявления об увольнении не подал никто. На другой день Карпов по очереди вызывал членов «Контура» и ставил их в известность о том, в каком качестве они могут продолжать работу на студии. Предложения были унизительными. Игорю Шадхану, самому опытному и талантливому режиссёру, предложили делать информационные выпуски. Инну Назарову посадили за пульт «Орбиты», с этой несложной работой всегда справлялась ассистент режиссёра. Остальных вернули в прежние редакции, не вернув прежних должностей старших редакторов и старших режиссёров. Покорность, с которой члены «Контура» соглашались с предложениями, обеспокоила директора студии. Он понял, что эти сукины дети что-то задумали и все неприятности ещё впереди.
Леонтьев передал свою докладную в приёмную горкома партии. Она начиналась так:
«Три года назад я приехал в Норильск с тем, чтобы собрать материал для книги о геологах Заполярья. Знакомство с жизнью города, уникальность его духовной атмосферы, в которой отчётливо видны все лучшие и наиболее характерные черты современного советского общества, значительно расширили рамки первоначального замысла.
За время пребывания в Норильске, где год я работал у геологов, а два года на телестудии, я неизменно сталкивался с гостеприимством и доброжелательностью норильчан, в том числе и руководителей городских учреждений и предприятий, что позволило мне собрать богатый материал для дальнейшей работы.
В свою очередь, это накладывает на меня ряд обязательств. Стремлением хотя бы отчасти выполнить свой долг перед городом и объясняется появление настоящей записки. Цель её – привлечь самое серьёзное внимание к положению, сложившемуся на Норильской студии телевидения. Приводимые оценки и выводы сделаны на основании детального анализа работы студии за последние месяцы».
Далее следовали полтора десятка страниц плотного машинописного текста. Закончил Леонтьев свою докладную следующим пассажем: