Ирвин Шоу - Допустимые потери
Тут же оказался и Оливер. Деймон стыдился собственной наготы и не мог даже поднять глаза, посмотреть, накинула ли Шейла халат. Голос Оливера доносился откуда-то издалека, словно из гулкого длинного коридора, когда он спрашивал:
— Как звонить вашему врачу?
— У него нет врача. — В ее голосе звучало то сожаление, с которым она говорила на эту тему все двадцать лет. — А мой врач — гинеколог.
Затем Деймона охватило ощущение комичности всего происходящего и, склонившись над туалетом, он услышал свой собственный смех.
— Я вызову нашего, — сказал Оливер. — Надеюсь, он не уехал из города.
— Не стоит, — Деймон внезапно почувствовал, как боль отпустила его. — Я в полном порядке. — Выпрямившись, он с достоинством накинул на себя халат, который висел на двери ванной. — Небольшое несварение желудка. Вот и все. — Он посмотрел на Шейлу, благодарный за то, что она успела накинуть халатик, а потом отвел глаза, потому что его испугало выражение ее глаз и складка у рта. — Теперь я просто прилягу и подремлю.
— Не изображай из себя дурацкого спартанца, — сказала Шейла, взяв его за руку и ведя к постели. Очутившись под одеялом, он почувствовал, как расслабились все мышцы. Он ободряюще улыбнулся Шейле и Оливеру, стоявшим над ним.
— Я себя прекрасно чувствую. Ужасно хочется есть. Как вы думаете, могу ли я получить немного апельсинового сока, кофе и поджаренного хлеба?
Доктор Бричер оказался высоким обаятельным пожилым человеком с седыми волосами и изящными внимательными манерами, внушавшими доверие. По его мнению, этот случай не представлял собой ничего особенно серьезного.
— Просто надо немного отдохнуть, — сказал он, — несколько дней соблюдать легкую диету, перед едой принимать «Маалокс» и ни о чем не беспокоиться, — он говорил с подчеркнутой серьезностью, словно тревоги и беспокойство были самыми страшными болезнями, с которыми он сталкивался за свою многолетнюю практику в Нью-Йорке, — и вы будете как новенький.
Деймон был рад, что Оливер догадался пригласить этого внимательного, чуть старомодного врача, а не какого-нибудь медика-технократа новой формации, который первым делом отправляет своего пациента в больницу, где его начинают терзать разнообразными медицинскими исследованиями и пугать визитами специалистов, каждый из которых тут же выясняет, что пациент стал жертвой именно той болезни, изучению которой он посвятил себя сразу же после окончания медицинского колледжа. Деймон смущенно поблагодарил доктора и заверил его, что сейчас он чувствует себя куда лучше, чем последние несколько месяцев, но Шейла мрачнела с каждой минутой, и недоверие полыхало в ее глазах. Приободренный заверениями доктора и скромностью предписанного им лечения, Деймон почувствовал, что сумрак, было овладевший его душой, рассеивается, как утренний туман на рассвете, и понял: пора кончать с тем, что он стыдливо окрестил ипохондрической слабостью, пора вставать на ноги и заняться делами, пока они не превратились в руины под рассеянным, хотя и преданным руководством Оливера.
Когда доктор ушел, Шейла, провожавшая его до дверей, вернулась с еще более странным выражением лица.
— Ты ведешь себя как ребенок, — сказала она, — как тот маленький мачо, которому дали по носу, течет кровь, а он говорит, что ему совсем не больно. Что ты о себе знаешь — ты ведь не смотришь на себя в зеркало, разве что когда бреешься. Ты можешь одурачить врача, но свою жену провести тебе не удастся. Тебе больно, и чем скорее ты признаешься в этом, тем лучше. Ты болен, и ничто в мире меня больше не интересует, и никто меня не убедит в обратном. Когда вечером я вернусь с работы, мы еще поговорим об этом.
Ее непроницаемые черные глаза метали молнии, и она хлопнула дверью уходя.
Восхитительная женщина, подумал он, облокачиваясь на подушки. Тут же выкладывает все, что у нее на уме!
Но когда Шейла вернулась с работы, им было не до разговоров о его болезни. Шейла пришла с красными и опухшими глазами, словно плакала весь день. Ей в школу после того, как тщетно пытался дозвониться к ним домой, позвонил Грегор Ходар. Этим утром Эбба Ходар погибла от взрыва бомбы, подложенной в один из стоящих автомобилей, когда шла по улице в Риме. От нее ничего не осталось, сказал Грегор, нельзя даже похоронить.
Этой ночью, держа Шейлу в объятиях, после того, как порция снотворного погрузила ее в глубокий милосердный сон, Деймон вспомнил рассуждение лейтенанта Шултера о пределах нормы. В своей статистике лейтенант явно не учел Рим.
Когда Шейла окончательно успокоилась, Деймон наконец позволил себе заплакать в темной комнате. Что упустила из виду, мучительно думал Деймон, страдая и за своих друзей и за себя, каким предупреждением пренебрегла эта обаятельная и простая женщина?
Глава девятнадцатая
Он попытался написать письмо Грегору, исчеркал три листа бумаги, которые полетели в мусорную корзину, и принялся за четвертый. Соображал он туго и не мог составить ни одного предложения: все плыло перед глазами, словно в тумане. Невозможно, думал он, глядя на лежащий перед ним лист, изложить в словах то, что чувствуешь.
Когда раздался осторожный стук в дверь, он скомкал и четвертый лист.
— Войдите.
— Мне очень не хочется вас беспокоить, — это была Дорис, — но позвонил доктор Бричер и хочет поговорить с вами.
Деймон поблагодарил и пошел за ней в холл, где находился телефон.
Когда она уходила, давая ему возможность спокойно поговорить, Деймон обратил внимание, что она полностью одета, в юбке и свитере, с аккуратной прической и макияжем, хотя было только десять часов утра. С тех пор, как они с Шейлой поселились в квартире Габриелсенов, он никогда не видел Дорис в халате или непричесанной и понял, что она именно для него с самого утра приводит себя в порядок, чтобы, не дай Бог, он не почувствовал, что его присутствие нарушает то, что может быть названо приятной домашней распущенностью. Он должен поблагодарить Дорис за ее такт. Но как-нибудь в другой раз.
— Доктор Бричер? — сказал он, взяв трубку.
— Мистер Деймон. Я думал о вас всю ночь. Мне кажется, что вы описали не все симптомы, которые вас беспокоят. Например, не черного ли цвета рвотные массы?
Деймон помедлил несколько секунд. Это правда, несколько раз он заметил черные подтеки, но связал это с выпитым недавно кофе.
— Не совсем, — неуверенно проговорил он. После того, что случилось с Эббой Ходар, заботиться о сомнительных нарушениях деятельности собственного организма казалось ему просто невозможным.
— Прошу вас, мистер Деймон, — настаивал доктор. — Это может быть очень важно. Я не хочу, чтобы вы меня воспринимали как перепуганную старую деву, но очень часто бывает, что такие люди, как вы, никогда не болевшие, имеют склонность не обращать внимания на серьезные симптомы, считая их просто временным недомоганием.
— Ну хорошо, доктор, — наконец признался Деймон, — коль скоро вы об этом заговорили, я видел то, что вы упоминаете. Раза два, мельком и немного. Сейчас я, в сущности, ничего не чувствую.
— Ради общего блага, — сказал Бричер, — и особенно ради вас самого, вы нуждаетесь в гораздо более тщательном исследовании, чем я лично могу организовать. Я направлю вас к доктору Цинфанделю из Бойлстонской центральной больницы. Он один из самых блестящих диагностов города, и я не успокоюсь, пока он вас не осмотрит.
— Все это суета на пустом месте… — Деймон замолчал. Внезапная боль, горячий комок в желудке помешали ему продолжить, но тут же все прошло. — Да, доктор, — сказал он. — Спасибо, что вы беспокоитесь обо мне. Я пойду к нему.
— Моя секретарша позвонит вам и скажет, когда вы сможете увидеться с Цинфанделем. Если он подтвердит, что нет причин для волнения, и вы, и я, и ваша жена вздохнем спокойнее. Времени для этого жалеть не стоит.
— Спасибо, доктор, — Деймон повесил трубку. Вернувшись в комнату, он снова присел к столику, за которым пытался написать Грегору. Он смотрел на те несколько слов, которые успел набросать, и поражался тому, каким странным стал его почерк — дрожащим, почти не узнаваемым. Поставив локти на стол, он обхватил голову руками и закрыл глаза.
На следующее утро он уже был в Бойлстонской центральной больнице, расположившейся в самом сердце Манхеттена. Больница была столь велика, занимая огромный кусок городской территории, что казалось, если вынести из-за ее массивных стен все кровати и расставить их на улицах города, все страждущие найдут себе на них место.
Сидя в приемной доктора Цинфанделя, он чувствовал себя совершенно по-дурацки, потому что уже ровно сутки у него ничего не болело. Накануне он хотел было отказаться от этого визита, но когда сказал об этом Шейле, ее мрачный вид дал ему понять, что мира между ними не будет, пока он будет настаивать, что ему нет смысла подвергаться исследованиям. Оливер тоже включился в дело, пригласил старшего брата, хирурга из госпиталя Цедар-Синай в Лос-Анджелесе, и тот подтвердил высокую оценку доктора Цинфанделя, данную Бричером.
