Денис Драгунский - Господин с кошкой
А Валя обернулась — в одном лифчике! — села на кровать и похлопала по матрасу рядом с собою.
Агафонов осторожно зашел и сел рядом с Валей.
Она обняла его и прижала к себе. У него голова закружилась.
А Люся нагнулась и сказала, целуя его в нос:
— Какой ты у нас хорошенький! А я тебе нравлюсь?
Агафонов молча прижимался то к одной, то к другой. Вдруг Люся сказала:
— Ладно, Валь, я пойду.
— Хорошо, Люсь, — сказала Валя, посмотрела на Агафонова и улыбнулась. Скинула джинсы, в лифчике и трусиках нырнула под одеяло и показала Агафонову, чтоб он ложился рядом.
Только он забрался на кровать, как в дверь постучали. Он дернулся, но Валя шепнула:
— Не бойся! — Пощекотала Агафонову живот и громко сказала: — Не заперто!
Агафонов все-таки спрятался за занавеску.
Вошел Женя, шофер. Валя спрыгнула с кровати и обняла его. Они стали тискаться и целоваться. Потом разделись и повалились в постель. Агафонов вышел из-за занавески и погладил Валину ногу. А она погладила его по спине. Все было как на картинке! То есть вообще! Страшное дело!
Тут Женя нечаянно ткнул рукой в Агафонова.
— Извини, Валь, но это лишнее, — сказал он.
Встал, сгреб Агафонова двумя руками, вынес в коридор и закрыл за собой дверь.
В коридоре было темно и холодно. Из окна натекла дождевая лужа. По ней плавал конфетный фантик. Агафонов потрогал его лапкой. Потом вышел на крыльцо, сел и стал умываться.
Потом перевернулся на другой бок и стал смотреть другой сон.
Как будто Люся и Валя — альпинистки, снежная лавина занесла их в тесной избушке, а он — отважный спасатель.
Принес им шоколад, ром и большой трехспальный мешок.
Точная дата
победа или смерть.
— А теперь улыбнись и честно скажи: я все сочинила! — Катя сама улыбнулась и погладила Лену по руке. — Ты же у нас известная сочинительница!
И правда, Лена была журналистка, а года три назад начала писать фэнтези, и не без успеха. А Катя была хозяйка довольно большой торговой фирмы. На улице ее ждала машина с шофером.
Они сидели в ресторане, в тихом московском переулке.
— Почему ты так считаешь? — спросила Лена, прихватив пальцами Катину ладонь.
— Потому что если бы это была правда, — Катя высвободила руку, — ты бы никогда этого не сказала. Ну, было! Ну, прошло! Ну и молчала бы.
— Мы же лучшие подруги, — улыбнулась Лена. — Как я могу от тебя скрывать такое?
— Нет, — сказала Катя. — Ты хочешь быть хозяйкой положения. Чтоб я знала, что я вышла замуж за твоего бывшего любовника. Но ты врешь. Когда ты начала все эти намеки, я прямо спросила Мишу. Он долго смеялся. Я ему верю.
— Ты не знаешь мужчин.
— Где уж нам уж. Но я знаю Мишу. Назови мне, пожалуйста, точную дату. Смотри, если соврешь…
— Ты угрожаешь? — засмеялась Лена.
— Что ты! — вздохнула Катя. — Я просто забочусь о себе.
— Хорошо, — сказала Лена. — Две тысячи восьмой год. Апрель месяц. Десятое тире двенадцатое. Миша еще был женат на своей тогдашней. Он поехал на конференцию в Псков. Вернее, сказал жене, что поехал на конференцию. Понятно?
— Да, конечно, — сказала Катя. — Спасибо.
— Не за что, — сказала Лена, взяла сумочку и встала из-за стола. — Пойду-ка я пописаю.
Катя смотрела ей вслед. Сухая, немолодая, но прекрасная. Катя поняла, что всю жизнь подчинялась этой женщине. Может, хватит?
Лена вернулась.
— Может, пойдем? — Катя помахала рукой официанту и полезла за кошельком.
— Не надо, я уже заплатила, — сказала Лена. — Когда ходила. У стойки.
Приехав домой, Катя на всякий случай взяла свой старый ежедневник. Вот оно, десятое апреля восьмого года. Миша правда сказал жене, что едет на конференцию в Псков, а потом они с ним встретились на вокзале и махнули в Питер. Вот, между страницами лежат билеты. Четыре штуки. Два туда, два обратно.
Сочинительница.
Лена по полгода жила на даче и любила одинокие прогулки. По проселкам, среди полей. Там ее и нашли. Наверное, пьяный мотоциклист. Дождь был страшный, никаких следов.
Катя очень горевала и заплатила за место на кладбище.
А Миша на поминках допился до инсульта. Но Катя его вылечила, в общем и целом. Правда, речь пока не вернулась. И практически не ходит. Катя его возит в коляске по выставкам. Ему нравятся большие женские портреты. Он улыбается, гудит что-то и пытается показать рукой.
Светская хроника
там немного, но на похороны хватит.
Соня Андриевич была звезда. Главная львица, тусовщица, скандалистка. Развелась с министром, развелась с олигархом, а другой олигарх из-за нее чуть не бросил бизнес и целый год играл на бас-гитаре в ее ансамбле. Но она все равно с ним не осталась. Зато написала книгу «Секс, рок и большие деньги». Вела на Первом канале ток-шоу «Покажи язык», и еще на радио ночной эфир «Не спи с Соней».
А Володя Саранцев был композитор. Неплохой. Но никак не мог по-серьезному пробиться.
Однажды был день рождения у Гоши Малышева, бывшего владельца газеты «Федерал», ныне коллекционера армейских пуговиц. В самом тесном кругу, без пафоса. Гости: Олег Бозин, главред журнала «Бастард»; Катя Муромцева, хозяйка «Ателье Фаталь»; и Дуся Кигель из «Фокс, Кигель, Зенков». Все со своими половинками, разумеется. И еще сестра хозяина, Ната Ильясова, с мужем. Он-то, Саша Ильясов, и попросил разрешения привести своего друга, талантливого композитора Саранцева.
Ну ладно. Пусть.
Вот звонок в дверь, хозяева открывают — стоит на пороге этот Саранцев с букетом и пакетом, а рядом — нет, честное слово! — Соня Андриевич. Гладкая прическа. Узкое платье. На шее — то самое колье. Протягивает руку, знакомится. Скромно говорит хозяйке:
— Давайте я вам помогу. — И идет на кухню.
Все слегка шалеют. Соня режет хлеб и моет фрукты. Тихая, робкая, влюбленная. Не отходит от Саранцева. «Да, Вова». «Конечно, Вова». «Прошу тебя, Вова, не ешь много сладкого». И ближе к часу ночи: «Как скажешь, Вова» — и они ушли.
Хозяин даже спустился их провожать. Остальные смотрели в окно. Они подошли к скромному «фольксвагену», Саранцев открыл дверцу, усадил Соню, сел на свое место, зажег фары, завел мотор, постоял с полминуты, а потом тронулся и скрылся за поворотом.
За поворотом их нагнал джип. Они проехали еще метров двести, остановились. Соня и Володя пересели в джип, на заднее сиденье.
Володя достал конверт из бокового кармана:
— Тридцать штук евро.
Соня быстро и умело пересчитала деньги.
— Спасибо, — сказала она и протянула Володе руку. — Рада была познакомиться.
— Вам спасибо. — Он задержал ее руку в своей.
На миг показалось, что она сейчас скажет что-то еще. Но она ответила крепким деловым пожатием.
Володя вернулся в свою машину.
Все равно на бабушкиной даче никто не жил. Летний домик без удобств. А тут — реальный шанс. Завтра о нем будет говорить вся тусовка. Потом — глянец. Настоящий успех начинается с этого.
Но влюбленный в Соню олигарх — который чуть не разорился, потому что целый год играл на бас-гитаре в ее ансамбле, — он-то ведь не знал всей правды.
Поэтому в Топ-Яндексе появилась новость о некоем композиторе Саранцеве, которого за неделю до загадочной гибели видели с Соней Андриевич.
— Черт, — сказала Соня, когда прочитала.
Дорофеев и небеса
толкование сновидений…
Дорофеев сидел на кровати в гостиничном номере и старался не смотреть, как его жена переодевается, чтобы идти купаться. Но все равно смотрел. Она была еще довольно молодая, тридцать восемь лет. Она сняла трусики и стала натягивать бикини. Она еще не успела загореть, они приехали только вчера, и попа у нее была еще совсем белая. Довольно красивая, кстати.
Дорофеев удивился, что смотрит на нее как будто через стекло. Как будто это посторонняя тетка с голой белой попой.
Жена, — подумал Дорофеев. — Женщина. Жребий. Жизнь.
Он удивился, что всё получается на букву «ж». И продолжал в уме:
Жара. Жалюзи. Жуть.
— Полотенце взял? — спросила жена, обернувшись. Дорофеев кивнул и вдруг вспомнил три вещи. Он знает турецкий язык: окончил МГИМО. Он отлично ныряет: первый разряд по плаванию. В детстве делали операцию по поводу фимоза: отрезали крайнюю плоть. Все сходилось.
Поэтому он сильно нырнул и поплыл от берега.
Вынырнул далеко-далеко, у маленького острова.
Выбрался на берег. Лег на камни. К нему подошел мальчик. Дорофеев по-турецки попросил воды. Мальчик принес глиняную чашку. Мальчик был слабоумный. Он жил на этом острове с глухонемой бабкой и слепым дедом. Мать у него умерла, а отец утонул. Мальчик решил, что Дорофеев — это его отец, который выплыл. Дорофеев остался жить с ними. Он ловил рыбу и жарил на костре, на черной шершавой сковороде. Доил козу и делал сыр. Отжимал масло из оливок. Сидел на берегу, босой, худой и бородатый, и медленно думал на букву «ж»:
