Джеймс Скадамор - Клиника «Амнезия»
— Нет, мы останемся здесь. К тому же взгляни, начался прилив. И куда ты теперь пойдешь?
Он был прав. Там, где я прошел всего пару минут назад, теперь пенился прибой. Казалось, даже угол горизонта, и тот изменялся по мере того, как прилив набирал силу. Мы оказались в западне: кусочек суши под ногами сжимался с каждой минутой.
— Не бери в голову. Главное, попасть в пещеру. Правда, ее слегка заливает приливом, но вода растекается по дну, так что нам в принципе там ничего не грозит.
Я стоял, пытаясь отдышаться, и глядел на него в упор.
— В чем дело? — крикнул Фабиан. — Или ты мне не веришь?
— Думаю, нам лучше не рисковать.
— Ага, значит, все-таки не веришь!
— Да нет, почему же, верю!
— Тогда давай за мной! Иначе как мы узнаем? — крикнул он и, повернувшись ко мне спиной, попытался ухватиться за скальный выступ. — Когда мы туда поднимемся, мы наконец узнаем, что там такое. Я, кажется, тебе уже говорил, что пещера уходит в глубь скалы. Так что мы наверняка поднимемся вверх! И тогда все наконец выясним!
Фабиан пригнулся, готовый к прыжку, чтобы начать нелегкий подъем вверх — прочь от наступающей массы воды и в направлении входа в пещеру. Я легонько прикоснулся к его локтю. Я почему-то подумал, что мне ничего не стоит сделать ему больно — достаточно дотронуться до больной руки.
— Что именно?
Он даже не обернулся.
— Можно подумать, ты сам не знаешь что. Есть там клиника для больных амнезией или нет.
— Мне казалось, мы с тобой договорились, что…
— Пошел в жопу со своими договоренностями! Ты как хочешь, а я лезу вверх, чтобы все окончательно выяснить.
Вдруг моя мать там? Мы можем хотя бы попытаться. Неужели тебе неинтересно? Неужели ты не хочешь узнать, что там?
— Я прекрасно знаю, что там, — крикнул я. — Да и ты тоже.
На сей раз я ухватил его за больную руку.
— Это почему же? — удивился Фабиан.
Меня поразила мелькнувшая в его взгляде ненависть.
Я набрал полную грудь воздуха, чтобы наконец сказать правду. Я не мог этого не сделать.
— Потому что я все придумал, — произнес я. — Я сделал фальшивую газетную вырезку, чтобы ты не так переживал. Я все придумал, от начала и до конца, и ты сам это прекрасно знаешь. Ты прекрасно знаешь, что это игра, что ничего этого нет.
Фабиан молчал, лишь лицо его исказила гримаса отвращения, словно я сказал какую-то гадость.
— Заткнись! — крикнул он дрожащим голосом. — Слышишь, заткнись, кому говорят!
— Но ведь ты знаешь! — не унимался я.
— Конечно, знаю! — крикнул Фабиан, глядя мне в глаза и толкая в грудь. — Идиот! — Он опять разрыдался и снова толкнул меня, на сей раз чуть слабее. — Но это еще не значит, что ее там нет!
— Что ты хочешь этим сказать?
— Эх, ты так ничего и не понял, — вздохнул он.
— Похоже, что ничего.
Фабиан схватил меня за грудки, и мои легкие тут же сжались от ужаса. Он вгонял в меня каждое слово словно гвоздь, спокойно, методично, постелен но давая выход накопившейся злости.
— Отлично. Наверно, оно даже к лучшему, что ты наконец решился сказать мне правду. Ну как, теперь доволен? Недоделок. Ты подсунул мне отстойную лажу. Вот что ты сделал, притащив меня сюда. Ты сказал то, чему у тебя не было никаких доказательств. Тоже мне, загнул, клиника, доктор Меносмаль. Не умеешь врать, не берись, ты понял?
Меня охватила паника.
— Только не надо гнать, будто ты мне поверил, — в отчаянии затараторил я. — Можно подумать, ты полный дурак, чтобы верить в такие враки. Мне просто хотелось тебе помочь, вот и все. Доказать, что я тебе верю.
— При чем тут я? Это ты притворился, мол, если мы приедем сюда, то мне станет легче. Так что я тут ни при чем, это нужно было тебе самому. Тебе захотелось смотаться посмотреть местные достопримечательности, прежде чем тебя вытурят отсюда. Меня от тебя тошнит. Ты — турист, отстойный турист, вот кто ты такой.
И он плюнул в меня. Плевок перелетел через мое плечо, упав в наступавшее море за спиной. Я подумал, что надо как-то успокоить моего друга. Кто, как не я, способен отговорить его от дурацкой и рискованной затеи попасть в пещеру? Кто, как не я, мог раз и навсегда покончить с клиникой для больных амнезией? У меня не было другого выхода, как взять на себя этот неблагодарный труд. И я спокойно и невозмутимо шагнул к нему и залепил ему пощечину.
Некоторые звуки легко путешествуют во времени. Другие — мгновенно умирают, так и не успев прозвучать. Я до сих пор помню ту пощечину, словно это было вчера; помню, меня удивил мягкий пушок на его щеке, который слегка пощекотал мне ладонь. А вот сам звук я не помню. Другие звуки того дня — например, удар черепа о камень — до сих пор живут в моей памяти.
— Ты еще пожалеешь об этом, говнюк!
— Что ты сделал с Сол? — перешел я на крик. — Ты прикасался к ней? Зачем ты потащил ее в пещеру?
Потом слова кончились, как кончились и последние остатки хладнокровия. Фабиан схватил меня за плечи и попытался бросить спиной на скалы, однако мне удалось выскользнуть из его хватки. Я отпрыгнул в сторону и попытался карабкаться вверх по скальному выступу, чтобы попасть в пещеру.
Увы, мои руки соскальзывали с камня, скользкого и влажного от водяных брызг. Я приказал себе максимально сосредоточиться на главной цели: как можно скорее подняться наверх и добраться до пещеры. В следующее мгновение я почувствовал, как холодная и крепкая как сталь рука Фабиана схватила меня за лодыжку, и я заскользил по скале вниз.
— Отпусти меня! — завопил я. — Ты убьешь нас обоих!
Он еще крепче стиснул мою лодыжку, и я вновь ощутил спазм в груди. Я изо всех попытался побороть страх, упорно карабкаясь выше, однако на стороне Фабиана — несмотря на больную руку — оказались сила мышц и земное притяжение.
Охваченный паникой, я поднял ногу и ударил его пяткой. Мы оба потеряли опору и вместе начали сползать вниз, к воде. Чтобы удержаться от падения, я отчаянно цеплялся за любую неровность скалы. Ноги мои болтались в воздухе, ища опору, прямо над головой у Фабиана. Наконец мне удалось упереться ногой в камень, но когда я посмотрел вниз, то увидел, как его руки снова тянутся к моим ногам. Правда, на сей раз сломанная рука подвела его, и он не смог схватить меня с прежней силой. Мой пинок, должно быть, достиг цели.
Теперь мне понятно, что когда он потянулся ко мне во второй раз, то искал поддержки, а не собирался утащить меня вниз. Но в то мгновение я испугался, что он пытается стащить меня вниз, в воду. Поэтому я снова лягнул его, угодив ему по голове.
Когда я в последний раз увидел его лицо, на нем было написана растерянность. Фабиан отчаянно пытался ухватиться за какой-нибудь выступ. Но тщетно — ветер, словно парус, раздул его рубашку, и он ярко-синей вспышкой полетел в воду.
В следующее мгновение до меня донесся омерзительный звук — это Фабиан головой ударился о камни. Звук этот был столь отчетливый, что на мгновение перекрыл даже неумолчный рокот прибоя. Затем руки снова соскользнули с камня, и меня потянуло вниз. Я опять попытался найти опору, однако мои ноги уже погрузились в холодные волны. Я полетел боком, и кулак соленой воды резко ударил меня прямо в горло.
Помню приступ тошноты и отчаянной паники, лишившей меня дыхания, когда я попытался вынырнуть и любой ценой отыскать Фабиана и помочь ему.
Затем все перестало существовать, кроме тьмы.
Глава 17
Мне запомнилась одна история о сновидении, которую я прочитал в газете. В статье рассказывалось о бедолаге, задумавшем лишить себя жизни на железнодорожной станции. Все закончилось тем, что он застрял между поездом и платформой, и его ноги закрутились штопором, в то время как туловище высовывалось наружу. Его жену и детей подвели к краю платформы, чтобы те сказали самоубийце последнее прощай. Никто не сомневался, что любая попытка сдвинуть поезд с места означает для него неминуемую смерть. Эта мысленная картина очень сильно подействовала на меня: человек, изуродованный настолько, что любое движение при попытке извлечь его будет стоить ему жизни, а создавшаяся ситуация настоятельно требует немедленного решения. В моем собственном сне я оказался точно в такой же ловушке на железнодорожной станции высоко в горах. Правда, застрял я не из-за поезда, а из-за огромного дохлого кита, придавившего меня своей громадной тушей. Чем отчаяннее я пытался высвободиться, тем сильнее впивалась в меня его обросшая ракушками шкура. Я посмотрел вниз и заметил, что платформа превратилась в гигантскую разновидность спины Салли Лайтфут. Салли спала, издавая мощный храп — под стать китовым габаритам.
Проснувшись, я обнаружил, что лежу на металлической кровати в больничной палате с зелеными стенами. Я попытался сесть, но тотчас понял, что не в состоянии двигаться, как будто меня привязали к койке, однако никаких пут я не заметил. Во рту ощущался привкус крови, язык распух. Где-то неподалеку побулькивала неисправная сантехника. Перебивая все другие запахи, в воздухе висел тяжелый дух формальдегида.
