Жоржи Амаду - Лавка чудес
В небе лопались ракеты, возвещая: на Ладейра-до-Табуан отныне проживает настоящий доктор в шапочке и мантии, первый мулат, окончивший Политехническую школу. На стене типографии, между картиной, изображавшей чудо, и репродукцией афиши Тулуз-Лотрека, Лидио Корро повесил фотографию выпуска: Тадеу в мантии среди своих однокурсников. Никогда еще не собиралось столько народу в «Лавке чудес».
Встает Дамиан де Соуза с рюмкой кашасы в руке, откашливается, просит тишины, хочет предложить тост. «Минутку!» – останавливает его графиня Изабел Тереза. Для нее тост за что-либо стоящее на приличном празднике немыслим без шампанского, вернее – французского шампанского, единственного напитка, который положено пить за здоровье настоящего друга. К Новому году профессор Силва Виража прислал ей три бутылки из своего погреба, одну из них она сберегла для праздника Тадеу.
Маже Бассан лишь пригубливает благородный напиток, ей известны правила хорошего тона. Лидио и Аршанжо следуют ее примеру – Забеле так и не удалось приучить их к тонким винам, они верны кашасе и пиву. Блеснув фигурами пламенного красноречия, излившегося бурной рекой, Дамиан де Соуза залпом осушил свой бокал – ну и шибает в нос! В результате почти всю бутылку шампанского выпила сама дарительница. Тадеу и Дамиан обнялись, они вместе выросли, вместе гоняли по переулку и по пляжу, а теперь расстаются, у каждого свой путь.
Педро Аршанжо смотрит на обоих глазами Ожуобы, он тоже так думает: пути их различны. Дамиан – открытая душа, с ним все ясно: он не получил степени доктора в институте, его титулы и дипломы вручил ему народ. Как бы ни обошлась с ним судьба, он не переменится, останется тем же – твердо стоящим на ногах, непреклонным. Тадеу начал восхождение по общественной лестнице еще на факультете, выделившись среди сокурсников. Решил пройти все ступеньки и отвоевать место наверху. «Мне нужно стать кем-то, крестный», – сказал он утром того дня: честолюбия этому парню не занимать. Едва ли он теперь надолго задержится в «Лавке чудес».
Лидио Корро берет флейту, передает Педро Аршанжо гитару, танцоры становятся в круг, начинается самба. Где вы, Кирси и Доротея, Ризолета и Дедэ? Сабина дос Анжос перебралась в Рио-де-Жанейро, к сыну, он у нее моряк. Ивона вышла замуж за шкипера парусника, живет в Муритибе. А здесь лишь юные невесты, которые напрасно пожирают глазами новоиспеченного доктора Тадеу.
Веселье затянулось за полночь, но хозяин праздника, виновник торжества, адресат поздравлений, доктор Тадеу Каньото, инженер по гражданскому строительству, механик, географ, архитектор, астроном, инженер по строительству мостов и каналов, железных и шоссейных дорог, инженер-политехник, – извинился перед гостями и ушел довольно рано. В гостиных «Красного креста», клуба местной аристократии, знаменитый и богатый профессор Таркинио дает бал для новоиспеченных инженеров.
– Мне надо идти, крестный. Бал давно начался.
– Разве уже так поздно? Может, побудешь еще немного? Тут все тебя любят, они ведь ради тебя и пришли.
Не хотел Аршанжо говорить этого, зачем все-таки сказал?
– Мне очень хотелось бы остаться, но…
Забела хлопает веером по руке Аршанжо:
– Отпустите мальчика, старый ворчун.
Это шустрая старушенция знает, видно, секрет Тадеу. Может, она сродни и этим разжиревшим и зазнавшимся Гомесам?
– Вы, местре Педро, развратник, прелюбодей. Вы ничего не понимаете в любви, вам лишь бы женщина. – Тут экс-принцесса Реконкаво и экс-королева канкана вздохнула. – Как и я, сколько у меня было мужчин, а знала ли я любовь? – Она помолчала, провожая глазами Тадеу, идущего к двери. – Его звали Эрнесто Арголо де Араужо, и он приходился мне двоюродным братом, а я была совсем еще глупая девчонка и любила его, так любила, что стала причиной его гибели от руки одного бретера, мне, видите ли, вздумалось заставить его ревновать, захотелось проверить, насколько сильна его любовь.
Тадеу исчез в темноте, но еще слышались его шаги, стук каблуков.
– Теперь его не удержишь. И я не стану этого делать, Забела, зачем? Ему придется одолевать ступеньки лестницы, одну за другой, а времени у него мало. Прощай, Тадеу Каньото, мы отпраздновали твои проводы.
7Судья Сантос Крус, чьи ум и порядочность, а также знание жизни и чувство юмора признавали все, был не на шутку раздосадован, когда к нему в кабинет, где он дожидался установленного часа начала заседания, вошел секретарь суда и сообщил, что защитника ex oficio[80] не будет. Этот законник прислал наспех нацарапанную записку, где приносил свои извинения.
– Заболел… грипп… Скорей всего, сидит пьяный в каком-нибудь кабаке. Это его обычное занятие. Но больше так продолжаться не может. Сколько раз беднягу уже привозили сюда и тут же увозили обратно, даже от камеры не отдохнул…
Секретарь, стоя у стола, ждал распоряжений.
– Там, в коридоре, есть кто-нибудь из адвокатов? – спросил судья.
– Когда я проходил, никого не было. Хотя нет, видел доктора Артура Сампайю, но он шел к выходу.
– Может, студенты?
– Только Костинья, тот самый, с четвертого курса…
– Нет, этот не годится, подсудимому лучше уж остаться вовсе без защитника. Костинья засадит в тюрьму самое Пресвятую деву, коль станет ее защищать. Значит, некому взять на себя дело этого несчастного? Еще раз откладывать суд? Это никуда не годится.
Именно в этот момент в кабинет судьи вошел молодой человек в белом костюме и рубашке со стоячим воротничком – Дамиан де Соуза, личность, известная всем, кто связан с судопроизводством: судьям, адвокатам, секретарям, судебным исполнителям, что-то вроде помощника всех и каждого. Не раз и не два поступал он в Коллегию защитников секретарем, но ненадолго, предпочитал разнообразные мелкие поручения во Дворце правосудия, дававшие ему верный заработок. В коридорах и канцеляриях, на судебных заседаниях, в тюрьмах и полицейских участках этот молодой человек изучил все, что связано с правонарушениями и правонарушителями, судопроизводством и судебными постановлениями, прошениями, кассациями. В свои девятнадцать лет этот юнец сделался незаменимым помощником молодых адвокатов, только что покинувших студенческую скамью, напичканных теорией и беспомощных на практике. Его буквально разрывали на части.
Дамиан вошел улыбаясь и протянул судье бумагу:
– Сеньор доктор Сантос Крус, вы не могли бы дать ход этому прошению доктора Марино?
Судье вспомнился разговор с юношей, когда тот был у него на приеме в канун дня святого Иоанна.
– Оставьте мне прошение, потом посмотрю. Скажите-ка, Дамиан, сколько вам лет?
– Девятнадцать исполнилось, сеньор доктор.
– Вы по-прежнему тверды в своем намерении соискать звание адвоката без университетского образования?
– Тверд как скала, сеньор. Надеюсь получить его с божьей помощью.
– Как по-вашему, вы готовы к тому, чтобы взойти на трибуну и защищать обвиняемого?
– Готов ли я? При всем уважении к вам, сеньор доктор, позволю себе сказать, что могу сделать это лучше любого студента-юриста, которые только и знают, что отправлять подзащитных на отсидку. Скажу вам больше: я мог бы сделать это лучше многих адвокатов.
– Вы знакомы с делом, которое слушается в сегодняшнем заседании? Хотя бы в общих чертах?
– По правде говоря, с делом я не знаком, о составе преступления слышал краем уха. Но если вы хотите поручить мне защиту, напишите соответствующее постановление, дайте мне полчаса на ознакомление с делом, свидание с подзащитным, и тогда, клянусь вам, я добьюсь его оправдания. Хотите в этом удостовериться – рискните.
Поддавшись искушению, судья повернулся к секретарю:
– Тейшейра, заготовьте, как положено, назначение Дамиана защитником ex oficio за неимением других. Вручите ему дело, чтобы он ознакомился с материалами следствия, и соберите присяжных ровно через час, а я пока что займусь другими делами. Распорядитесь, чтобы мне принесли горячий кофе. Если вы выиграете дело, Дамиан, считайте, что удостоверение недипломированного адвоката у вас в кармане.
Зе да Инасия совершил тяжкое преступление и при первом слушании дела был приговорен к тридцати годам тюремного заключения за преднамеренное убийство. Апелляционный совет не нашел смягчающих вину обстоятельств и не принял во внимание безупречное поведение кассанта до совершения преступления.
Зе да Инасия таскал по улицам чемодан с товарами некоего бродячего торговца сирийского происхождения и получал за труд сущие гроши, на которые едва мог прокормить свою подругу Касулу, жившую с ним много лет; по воскресеньям неизменно напивался вдрызг, так что с трудом добирался до дома. В понедельник снова брался за чемодан, шагал за сеу Ибрагимом из дома в дом, молча, не возражая и не споря, под палящим солнцем или под дождем.
Как-то в воскресенье познакомился в кабаке с неким Афонсо Матюгальщиком, распили вдвоем бутылку беленькой. Вторую решили распить у Зе да Инасии дома, в обществе Касулы. Матюгальщик, на первый взгляд душа-человек, оказался задирой и хамом, и Зе в какой-то момент просветления понял, что тот кроет его последними словами: сукин сын, получишь в морду, так твою мать. Когда в полиции стали допытываться, из-за чего вышла ссора, Зе ничего не мог ответить. Причина спора утонула в кашасе, однако у Зе оказался в руке кухонный нож, сточенный и острый, а его противник замахнулся поленом: «Я тебя припечатаю, дерьмо собачье!» В одну сторону свалился Матюгальщик, убитый на месте ударом ножа, в другую – Зе, оглушенный поленом и выпитой водкой. А пришел в себя уже убийцей, схваченным на месте преступления, и в полицейском участке его для начала как следует отдубасили.
