Виктория Хислоп - Восход
Ростовщик в белом халате был похож на фармацевта. С важным видом он изучил через лупу ее кулон, кольцо и браслет, проверяя подлинность камней. Потом поднял голову. Заметил ее серьги. Афродити не была похожа на женщину, которой принадлежат подобные вещи, но они его явно впечатлили. Ростовщик не мог этого скрыть.
– Очень хороши, – признался он. – Редкого качества.
– Я знаю, – сказала Афродити, – но приходится продавать.
– Могу дать сотню за гарнитур. – Он выложил украшение на прилавок. – Камни безупречны, но больше вы нигде не получите.
Афродити собралась с духом.
– Мне нужны деньги для определенной цели, – сказала она, – но не знаю, сколько это будет стоить. Если бы знала, мне легче было бы принять решение.
Ростовщик снял очки:
– Если вы скажете, что вам нужно, я, возможно, помогу вам принять решение.
Было рано, и других посетителей в лавке не было.
– Можно мне сесть? – спросила Афродити.
На нее внезапно навалилась страшная усталость. Ростовщик подвинул ей стул.
– Слушаю вас, – сказал он.
Возможно, впервые в жизни Афродити почувствовала, что ей нечего терять.
– Мне нужно попасть в Фамагусту…
Мужчина изумленно вскинул на нее глаза. Должно быть, женщина лишилась разума! Мало того что готова продать за сотню фунтов гарнитур стоимостью в полторы тысячи, так еще и собралась в самое опасное место на Кипре! Известно ли ей, что Фамагуста огорожена колючей проволокой и ее патрулируют турецкие солдаты?
– Мне нужно, чтобы кто-нибудь доставил меня туда, – добавила она.
Значит, она собирается отправиться одна. Должно быть, ее заставляет пойти на это крайняя нужда.
– Что ж… – Ростовщик специально выдержал паузу. – В этом я, пожалуй, смогу вам помочь.
У него уже созрел план. Похоже, эта женщина в состоянии заплатить любую цену, а он так или иначе получит свой куш. Он зарабатывал на отчаянии, а еще на информации, извлекая выгоду из того и другого.
У ростовщика были знакомые, которые за взятку могли без особого риска доставить человека в северную часть острова. Многие греки-киприоты, спасаясь от вторжения, спрятали или даже зарыли в саду ценности в надежде на скорое возвращение. Однако шли недели и месяцы, продолжались переговоры, и люди отчаялись попасть домой в ближайшее время. Все, что им было нужно, – это пересечь линию Аттила, забрать свои ценности и вернуться. Так появилась целая сеть посредников, которые помогали осуществить желаемое. За деньги можно было сделать все, что угодно.
Поездка в покинутый город Фамагусту была совсем другим делом. Турецкие солдаты только и ждали взяток, но проникновение через колючую проволоку представляло собой нечто иное.
– Послушайте, приходите завтра, – сказал ростовщик. – Это обойдется недешево, но выход можно найти. Завтра поговорим.
Афродити собрала свои украшения и вышла.
В ту ночь она лежала без сна, размышляя.
Беременность и радовала ее, и пугала. Афродити положила руки на живот. Как странно, что она не догадалась раньше!
Ей необходимо было выяснить, находится ли Маркос в Фамагусте. От мысли, что она его снова увидит, у нее замирало сердце, и казалось, что ребенок шевелится.
В конце концов Афродити уснула. Ей снилось, что Маркос ждал ее на пляже у «Восхода» и, встретившись, они долго шли босиком вдоль берега по кромке прибоя, взявшись за руки.
Когда она проснулась, подушка была мокрой от слез. Неужели такая радость недоступна? Позже она вернется в ломбард. Это был ее единственный путь к счастью.
Афродити шла по улицам Никосии. Лил дождь, и пыль под ногами превращалась в вязкую грязь. Было холодно и сыро. Молодые кашляли, у старых ломило кости.
В шкафу у матери она отыскала старый непромокаемый плащ карамельного цвета, а в кармане оказался шелковый платок. Афродити надела его на голову, завязав под подбородком, как делала мать. Глянув в зеркало, она едва узнала себя. Живот был спрятан под материнскими юбками в сборку и бесформенными платьями, но она знала, что раздавшаяся фигура и старомодная одежда делали из нее старуху. Отражение в разбитых витринах подтверждало это.
Ростовщик обрадовался, увидев ее.
– Я нашел нужного человека, – сказал он. – Он отвезет вас в понедельник.
Саввас возвращался во вторник, поэтому ей хотелось бы поехать раньше.
– А раньше не получится?
– Нет, – отрезал ростовщик, рассердившись на ее неблагодарность. – Мало, знаете ли, охотников туда ездить.
Раньше, в ее прошлой жизни, никто не осмелился бы разговаривать с Афродити Папакоста подобным тоном. Тогда у нее были положение и красота. А теперь необходимость выживать меняла поведение людей, и никто не следил за манерами.
– В котором часу мне прийти? – спросила она.
– Приходите вечером, – ответил он. – Такие дела лучше делать, когда стемнеет. Вы ведь хотите вернуться в тот же день?
Афродити об этом даже не думала.
– Да, да… Пожалуй.
– Тогда рассчитаемся, – сказал он, не глядя на нее, а уставившись на кольцо с аквамарином на ее пальце.
Афродити стянула его не без труда – в последнее время у нее отекали пальцы. Без кольца левая рука выглядела голой.
Потом сняла серьги и положила их на прилавок. За ними последовал браслет.
Ростовщик не проронил ни слова. Он ждал остаток платежа. Афродити расстегнула плащ и сняла кулон через голову.
Он нагнулся и выхватил его у нее из рук. Это был настоящий подарок.
– Не могли бы вы… – неуверенно начала Афродити.
– Выписать квитанцию?
Она кивнула. Верить этому человеку у нее не было оснований. Только отчаяние привело ее сюда.
Ростовщик достал блокнотик, нацарапал что-то на первом листке, оторвал его и протянул ей.
На нем было написано: «В обмен на безопасную доставку».
А чего еще она ожидала? Свернув листок, Афродити спрятала его в карман и едва слышно поблагодарила.
Звякнул колокольчик: в лавку вошла пожилая пара. Афродити знала их в лицо, но они ее не узнали, поглощенные собственными бедами. Она молча вышла на улицу.
Следующие три дня тянулись бесконечно. Афродити не знала, чем себя занять. Она поздно просыпалась и потом ходила как во сне по улицам, иногда натыкаясь на баррикады из мешков с песком. Повсюду пахло плесенью и запустением. Она бродила без цели. Всегда можно было набрести на магазин, где продавали фрукты или молоко в банках. На этот случай у нее была с собой хозяйственная сумка. Теперь она могла есть только немногие продукты. Полностью пропал интерес к сладкому. И она не заходила в кондитерскую со дня именин Катерины, когда увидела на чужой женщине свои серьги с бриллиантами.
Афродити возвращалась домой вечером. Закрыв ставни, она падала, обессиленная, в любимое кресло отца. В полутьме краем уха слушала новости по радио: о положении в лагерях беженцев и безрезультатных переговорах между лидерами турок и греков-киприотов. Политика ее мало интересовала.
Однажды вечером позвонила матери, которая, как обычно, уговаривала ее приехать в Англию.
– Почему ты не приезжаешь? – спрашивала та. – Я просто не понимаю! Что тебя там держит?
– Саввас все еще надеется…
– Ты можешь вернуться позже… Когда все успокоится.
– Все так непросто, мама.
– Милая, по-моему, это ты все усложняешь.
«Если бы ты знала… – думала Афродити. – Если бы ты имела хоть малейшее представление…»
– Ну, если ты так считаешь… – сдавалась Артемис. – Но помни, для тебя всегда найдется здесь место.
– Я позвоню тебе на следующей неделе, – обещала Афродити. – Пока, мама.
Их разговоры всегда заканчивались одинаково. Как только они вешали трубку, обе, и мать и дочь, испытывали разочарование.
Наконец настал назначенный для поездки в Фамагусту день.
Афродити так волновалась, что потеряла всякий аппетит. Она понимала: вероятность того, что «Восход» разрушен, а сейфы вскрыты, велика. И что с Маркосом случилось что-то ужасное.
Чтобы скоротать время, она навела порядок в квартире, вспомнив, что Саввас возвращается на следующий день. Потом стала искать в гардеробе матери что-нибудь, в чем бы она выглядела не такой старомодной. Ни цветочные, ни геометрические рисунки теперь ее не красили, а пастельные тона подчеркивали бледность. В конце концов она выбрала зеленое платье-рубашку. Этот цвет когда-то ей шел, но сейчас ничто не могло улучшить ее внешность. Бесформенное, на пуговицах платье скрывало беременность.
Стоя перед зеркалом, Афродити поняла, как похожа на мать. У нее были отцовские глаза, но ростом и фигурой она была в Артемис. По крайней мере, волосы еще оставались каштановыми. За последние месяцы они отросли на несколько дюймов, и теперь Афродити скалывала их сзади заколкой. Она не была еще готова к короткой универсальной стрижке, популярной среди пожилых киприоток.
