Джулиан Барнс - Как все было
И вот что я вам скажу. Джилиан этого терпеть не будет, если так пойдет год за годом. Она, по сути, очень практичный и четкий человек, любит ясность и ненавидит бестолковщину. А с Оливером каши не сваришь. Ей, наверно, лучше поступить на службу, а дома с детьми пусть сидит Оливер. Хотя он, пожалуй, все перепутает и засунет в коляску кастрюлю, а младенца — в духовку. Дело в том, что она гораздо больше подходит мне, чем Оливеру.
Вот черт. Черт! Говорил же, что никогда больше не буду об этом думать. Эх, надо же… Послушайте, отпустите меня на минутку, ладно? Да нет, ничего особенного, просто я должен чуть-чуть побыть один. Я точно знаю, когда это пройдет. Слава богу, большой опыт.
Вдох — выдох. Вдох — выдох. Вдох.
Вот и все.
Порядок.
Что хорошо в Штатах, это что в любое время суток можно получить, что тебе надо. Частенько бывало, я выпью и затоскую. И тогда я заказывал цветы для Джил. «Международные цветы по телефону». Диктуешь номер своей кредитной карточки, и все дела, остальное они делают сами. И что особенно ценно, отменить заказ уже невозможно.
— Что-нибудь написать, сэр?
— Ничего не надо.
— А-а, таинственный сюрприз?
Да, таинственный сюрприз. Хотя она поймет. И может быть, ей станет совестно. Я бы не против. Самое меньшее, что она может для меня сделать.
Как я уже говорил, я больше никому не обязан нравиться.
ОЛИВЕР: Я возился в огороде, старался направить на верный путь две или три незадачливые плети алого вьюнка. Они растут и завиваются, но будучи слепыми, как котята, иногда тянутся не туда. И приходится, осторожно взявшись за нежный стебель, оборачивать его вокруг бамбуковой подпорки, пока не почувствуешь, что он крепко зацепился. Совсем как малютка Сал цепляется за мой средний палец.
Ну чем не жизнь.
Джил последние несколько дней не в духе. Послеродовая, предменструальная или лактационная раздражительность — не разберешь. Тройка темпераментов, и Олли в проигрыше. Он опять не сумел развлечь публику. Серия пятнадцатая. Надо бы, наверно, сбегать в аптеку и купить валерьянки.
Но вы-то все-таки находите меня забавным? Хотя бы чуть-чуть? Ну, признайтесь. Выдайте улыбочку! Веселее!
Любовь и деньги, ошибочная аналогия. Как будто Джил — это зарегистрированная фирма, а я выдвинул предложение о покупке. Послушайте, всем этим делом заправляет Джил, с самого начала заправляла она. Всегда в таких делах заправляют женщины. Иногда поначалу это вроде бы не так, но в конечном итоге всегда выясняется, что именно так.
ДЖИЛИАН: Он остановился в гостинице, напротив нас. Ему виден наш дом, наш автомобиль, наша жизнь. Когда я утром выхожу со шваброй мести мостовую, мне кажется, я вижу тень в одном из окон гостиницы.
В прежние времена я бы, наверно, поступила так: перешла бы через улицу, спросила бы, где он тут у них, и предложила бы ему все толком обсудить. Но теперь это невозможно, после того, как я причинила ему такую боль.
Поэтому надо ждать, как поступит он. Если он, конечно, сам знает, что хочет сделать или сказать. Он пробыл здесь уже несколько дней. А если он не знает, чего хочет?
Если он не знает, тогда я должна подсказать ему, дать ему знак. Но какой? Что я могу ему подсказать?
МАДАМ РИВ: Поль приготовил форель с миндалем, это его коронное блюдо. Англичанин сказал, что ему понравилось. Это первый раз, что он отозвался о гостинице, о своем номере, о еде. Потом сказал еще что-то, я спервоначалу не поняла. Он не особенно хорошо говорит по-французски, с сильным акцентом, мне даже пришлось переспросить.
— Я это ел один раз с моей женой. На севере. На севере Франции.
— А она, стало быть, не с вами, ваша жена? Осталась в Канаде?
Он не ответил. Сказал только, что хочет крем-карамель и потом кофе.
ДЖИЛИАН: Придумала. Мне пришел в голову не то чтобы план, но вроде того. Самое главное, что ни в коем случае нельзя посвящать Оливера. По двум причинам. Во-первых, чтобы он вел себя как надо, все должно быть естественно. Иначе на него нельзя положиться. Если я просто попрошу его сделать то-то и то-то, он обязательно все испортит, превратит в спектакль, а нужно, чтобы вышло по-настоящему. А вторая причина — что сделать это, все устроить, должна именно я. С меня причитается. Вы понимаете?
СТЮАРТ: Я стою у окна. Я смотрю и жду. Смотрю и жду.
ОЛИВЕР: Маленькие тыковки так разрослись. Я выращиваю сорт под названием rond de Nice.[77] В Англии их, по-моему, нет. Там предпочитают толстые и непристойно продолговатые, они хороши только на приморских открытках. «У вас такой замечательный баклажан, мистер Бленкинсоп!» Ха-ха-ха. Rond de Nice, как следует из названия, имеют сферическую форму. Снимать их надо, когда они больше мяча для гольфа, но меньше теннисного, немного поварить на пару, разрезать пополам, добавить ложку сливочного масла, поперчить — и наслаждайся.
Вчера вечером Джилиан устроила мне допрос по поводу одной ученицы в нашей школе. Вот уж действительно пальцем в небо. Все равно как обвинять Пелеаса, что он спал с Мелисандой. (Хотя они-то как раз, я думаю, занимались этим делом, а как же?) Словом, Джилиан принялась меня доводить. Нравится мне мадемуазель — как-бишь-ее? — Симона? Вижусь ли я с ней? Не по этой ли причине у почтенного «Пежо» опять случился родимчик на прошлой неделе? Наконец, чтобы разрядить атмосферу, я сострил: «Дорогая моя, она и вполовину не настолько хороша»… — неприкрытая цитата, как вы, очевидно, узнали, одной из реплик Оскара на суде. Ах как неразумно! Олли, как и Оскара, острословие до добра не довело. К исходу вечера Редингская тюрьма показалась бы мне пятизвездочным отелем. Что такое происходит с Джил? Вы не знаете?
Особенно бесит, что меня упрекают за похотливость, когда у меня даже ладони не вспотели.
ДЖИЛИАН: Несправедливо? А что справедливо? Какое отношение имеет справедливость к нашей жизни? Некогда сейчас об этом рассуждать. Я должна продолжить то, что начала. Устроить все как надо. Я в долгу перед Стюартом.
СТЮАРТ: Каждое утро, когда Оливер уезжает, она выходит и подметает улицу. Сначала тротуар, а потом еще немного мостовую. Так тут делают все хозяйки. Для чего? Чтобы сэкономить муниципальные затраты на уборку улиц? Ума не приложу. Младенца сажает в высокий стульчик и оставляет на пороге. Не знаю, мальчик это или девочка, и знать не хочу. Он у нее в тени, но так, чтобы видна была мать и чтобы не долетала пыль. Она метет и то и дело оглядывается, мне видно, как шевелятся ее губы, она что-то говорит ребенку. Подметет — и уходит обратно в дом со своим младенцем и со своей шваброй.
Не могу этого видеть. Когда-то это было мое будущее.
ДЖИЛИАН: Кажется, получается. Может быть, это как раз и нужно Стюарту. И во всяком случае, это все, что я могу. Жутко думать, как он сидит у себя в номере через дорогу и грустит.
Я начала вчера вечером и еще добавлю сегодня. А завтра утром испытаем. Стюарт смотрит, когда Оливер уезжает на работу, я заметила его в окне. А Оливер всегда поднимается раздраженный, если была его очередь вставать ночью и менять пеленки Софи. В такие дни я обычно стараюсь с утра держаться от него подальше — обычно, но не завтра.
У большинства людей бывает так: если сделали что-то дурное и их за это упрекают, они злятся. Это нормально. А у Оливера все задом наперед. Если его упрекаешь за что-то, в чем он действительно виноват, он хитро улыбается и чуть ли не готов похвалить тебя за догадливость. А по-настоящему бесит его, когда упрекают за то, чего он не совершил. Он словно бы думает: черт, ведь можно было это сделать, вот досада. Раз меня все равно подозревают, почему бы мне было не заслужить упрек или хотя бы сделать попытку? Словом, он злится отчасти из-за того, что упустил шанс.
Вот почему я выбрала Симону. Это такая серьезная французская девочка с постоянно чуть нахмуренными бровями. Для этих обаяние Оливера не существует. На празднике по случаю окончания четверти мне показали на нее как на ученицу, которая как-то попробовала при всем классе сделать ему замечание по английскому языку. Ему это, конечно, не могло понравиться.
На ней я и остановила выбор. И по-моему, удачно.
Кстати: как вы думаете, Оливер был мне верен все это время после женитьбы? Простите, это я так, между прочим.
Из моего замысла вытекают разные сложности. Во-первых, если все получится, нам, по-видимому, придется из этой деревни уехать. Ладно, это можно будет устроить. Во-вторых, надо ли Оливеру все рассказать потом или хоть когда-нибудь? Поймет ли он или же проникнется ко мне еще большим недоверием? Если он узнает, что я сделала это нарочно, может быть, он навсегда перестанет мне доверять.
Есть и еще одна опасность. Но нет, я уверена, что смогу возвратить нашу жизнь в прежнее состояние. Я умею наводить порядок, в этом я специалистка. Зато мы освободимся от Стюарта, и Стюарт освободится от нас.
