Сергей Минаев - Media Sapiens. Повесть о третьем сроке
– Послушай, а ты зачем на дело с ледорубом пошёл, ты думал, Троцкого валить будешь? – интересуюсь я.
– Чо? Какого Троцкина? С каким ледорубом?
– В руке у тебя что было, осел – не выдерживая, кричит Сашка, – чем ты ей в задницу попал?
– А… Так это брательника моего мамка просила купить в магазине молоток – мясо отбивать. Брательник мой женится, типа ей готовить на тридцать рыл, ну она меня и попросила. Я по дороге, перед тем, как к этой телке идти, зашёл в магаз и купил там этот молоток.
– Это какая-то достоевщина, не иначе. Скажи, Коля, а почему ты топор в магазине не купил? Им-то мясо рубить и отбивать самый ништяк, – спрашиваю я, не зная, плакать мне или смеяться.
– Да ладно, чо вы гоните, – парень снова осклабился, – топором мясо кто же отбивает? Да и тяжёлый он, сука.
– Логично, – констатирую я, – ну, а сам Леха где?
– Да я хуй ево знаю. Есть маза, что он к бабке своей в Тверь лыжи навострил.
– Адрес бабки есть?
– Надо у Светахи спросить, Лехиной телки.
– Ясно. Значит, так, Саша, пусть твои охранники сейчас берут этого Колю-Коса, едут к этой… к Светахе, узнают у неё адрес Лехи в Твери. Обоих пацанов посадить на квартиру и две недели не выпускать из неё. Они мне нужны.
– А чо вы с нами делать будете? – вылупился на меня Коля.
– Есть у меня для вас дело одно. Вы же обосрались с тёткой, так?
– Ну, по ходу…
– Вот. Через две недели мне у метро нужно будет пару айзеров напугать. Палатку им поджечь. Вот и отработаете. Вопросы есть?
– Ну, типа нет. А… это за палатку-то нам айзерскую наглушняк жечь придётся?
– А у тебя, Колян, есть какие-то этнические предрассудки? В смысле, любишь айзеров?
– Да ну на хуй. Я в смысле за палатку-то нам, конечно, не заплатят?
– Ну, вообще-то это вы нам ещё должны. Ну, может быть, чего-нибудь подкину. Я подумаю ещё. Зависит от того, как быстро Леху твоего найдём. Саша, зови охрану, пусть его уведут. У меня времени нет.
Двое охранников уводят Коляна, он оборачивается и говорит:
– Вы особо-то не серчайте. Мы исправим. Говорю же, хуйня вышла. Мы не виноваты.
– Иди, Коля, иди, – говорю я.
– Слушай, а что за палатка, я не понял? – спрашивает у меня Сашка, когда парня уводят.
– Да есть у меня тема одна для этих двух идиотов. Не отпускать же их? Менты прихватят, и понесётся раскрутка.
– Ты это серьёзно? – Саша проводит ребром ладони по горлу. – Я правильно понимаю?
– А у нас есть другие варианты, партнёр? – спрашивает у него молчавший до этого момента Вадим.
– Ну… как бы… – переминается с ноги на ногу Сашка.
– Вот и я говорю. Поехали, Вадим.
Мы втроём выходим на улицу и видим, как двое охранников заталкивают Колю-Коса на заднее сиденье BMW.
– Я с ними поеду, – извиняющимся тоном говорит Сашка, – а то как бы не накосячили.
– Давай, давай, – я киваю головой, – а ты, Вадик?
– Антон, я в офис поеду. Дела ещё есть. Ты со мной?
– Нет. Ты знаешь, что… Чего-то тошно так, выпить хочется.
– Если очень хочется, значит, можно, – говорит избитую фразу Вадик. – А здесь есть чего поблизости?
– Саш, у тебя тут кафе есть какое рядом?
– Рядом, – Сашка морщит лоб, – надо подумать. А! Если выехать на Садовое и потом повернуть направо, как на Мясницкую ехать, то там будет такой приятный вьетнамский ресторан «Шанти». Там отдельные ниши есть в чайной зоне, разговаривать удобно. Не отвлекает никто.
– Поехали? – спрашиваю я Вадика.
В «Шанти» оказалось действительно приятно. Сняв обувь, мы сели за низкий столик, с умным видом пролистали меню, затем наугад тыкнули пальцами в неведомые «нем-раны», «нем-коны» и «сет из тайских закусок».
– У меня такое состояние, будто я кино смотрю или сон, – начал Вадим, – все события хуячат, как скоростной экспресс. Голова кругом идёт. А в какой-то момент встаёшь, головой трясёшь, и будто бы приснилось все.
– Приснилось… Мне, кстати, такие сны стали сниться, реально можно двинуться башкой, – я пристально смотрю на Вадима, – ты только не подумай, я ещё с головой дружу. Просто сны очень реальные. А главное, после них мысли конкретные приходят. Как и чего делать.
– А чего за сны-то? – Вадим делает глоток воды и, почему-то отворачивается.
– А сны такие… вчера, к примеру, полночи разговаривал с Парфёновым за духовность и идеологию. То есть чувак просто выглядел, как Парфёнов, а на самом деле, кто это был… не знаю. – Я закашлялся и вспомнил про выкуренный вчера косяк. Упоминать про него я не стал. – В общем, такие телеги мне задвигал, что я сразу понял, чего нам не хватает.
– И чего же?
– Знаешь, у нас всё хорошо. И режиссура, и декорации, даже набор актёров. Как в провинциальном театре. Только вот играют они без души.
– Ха! Конечно, без души, они же не настоящие актёры.
– Нет, Вадик, дело не в этом. Играют они без души, потому что за бабки…
– А как ещё-то? За пряники, что ли?
– За идею, старик. Самая проникновенная игра может быть только за идею.
– Так идея-то у нас есть. Мы – та часть общества, которой не всё равно. Оппозиция и всё такое.
– Ты сам-то в это веришь? Вот, к примеру, подбери под это своё определение идеи визуальный ряд?
– Ну… – Вадим чешет затылок, – митинги, люди на площади, ну…
– …лагеря, Визбор, да? Новодворская. Бездуховно это все, врубаешься? А должна быть духовность, знаешь… звенящая такая. Чтобы резала барабанные перепонки. Такая духовность, как в фильме «Ленин в Октябре», понимаешь?
– Не понял я ничего, Антон. Насколько я помню, это кино чисто идеологическое, – Вадим кривится, – с хуя ли духовность у тебя идеологией стала? Это вообще-то разные вещи.
– В России, брат, это одно и то же. Просто когда лохам идеологию переименовывают в духовность, им становится легче её употреблять. Вприкуску с пустым чаем. Поэтому люди разбирающиеся и говорят – «особенная русская духовность». А остальные, кто не в теме, блеют про «имперскую идеологию», хотя это одно и тоже. И у этой имперской идеи настолько сильный брендинг, что люди готовы найти её даже в чашке чая, если перед этим ещё сказать, что «этот чай несёт в себе малую толику Родины».
– Ерунда какая. Антон, я считаю, что сколько не маскируй идеологию под духовностью, нормальный человек всегда отличит.
– Ты думаешь? Ок. Вот ты, какой виски пьёшь?
– Я? Chivas?
– Почему?
– Ну, как почему? Потому что хороший, наверное… – неуверенно предположил Вадим.
– Да? То есть в природе существуют и плохие виски, так?
– Так.
– То есть ты можешь отличить хороший виски от плохого?
– Конечно. Ну, во всяком случае, Chivas всегда отличу от другого.
– Уверен?
– Антон… – криво ухмыляется Вадик, – я тебя умоляю.
– Великолепно.
Я подзываю официанта, долго шепчу ему на ухо, он улыбается и уходит.
– Вот сейчас и проверим тебя, знаток виски.
– Проверим.
Минут через десять официант приносит поднос с тремя стаканами виски и тремя початыми бутылками: Chivas, Johnny Walker Black и Dewars.
– Дружище, вот тебе три стакана, – киваю я на под нос, – который из них с Chivas?
Вадик поочерёдно берет стаканы, нюхает, затем отпивает из каждого по глотку. Долго смакует, цокает языком, затем снова нюхает. Делает паузу. После паузы он уверенно берет крайний слева стакан и говорит:
– В этом Chivas.
Официант, улыбаясь, смотрит на меня, кивая головой, будто бы в знак согласия.
– Ну? – смеётся Вадим. – Угадал? Я же уже алкаш-то со стажем. В чём, в чём, а в виски-то разбираюсь. Правильно? – победоносно смотрит он на официанта. – Угадал, да?
– Ни хуя ты не угадал, Вадик. Здесь вообще Chivas нет. Везде один Dewars.
– Да ладно? – Вадим машет рукой. – Скажите, что в стаканах?
– Dewars двенадцать лет, спешл резерв, – подтверждает официант.
– Спасибо, – я киваю.
Официант уходит.
– Антон, это чистая подстава, – возмущается Вадим.
– Не-а, – я отрицательно мотаю головой, – это просто доказательство того, что в виски ты не разбираешься. И пьёшь ты обычно не Chivas, а «удивительный, индивидуальный характер виски класса люкс». Ты представляешь, какая у Chivas сильная идеология бренда, что даже тебя заставила «узнать» его среди «Джоников»? Знаешь, любой рекламщик пояснит тебе, что самые преданные потребители у брендов, имеющих некую «духовную ауру».
– Ага. Я сам про это тюхал. Так называемые «Love-marks».
– Во-во. Лохмаркс. Вот эта самая аура и есть духовность для лохов…
– Сука ты… прости. – Вадим жахнул разом все три стакана, поднял голову вверх и заговорил, будто бы обращаясь к кому-то третьему: – А главное, такие струны задел, что и жить не хочется.
– Почему, Вадик? – грустно говорю я.
– От аудио-визуального ощущения провинциальности собственного духа.
– Гениальное определение. Вот мы и подошли к истине.
– А именно? – Вадик встрепенулся.
– К визуализации. Что такое визуализация в нашем деле? Все просто – ты можешь и дальше оставаться провинциалом духа. Даже не так. Ты им и должен оставаться. Но тебе нужен кто-то, кто скажет, что в этой своей провинциальности ты не простой лох, а чистый душой и помыслами человек новой России. Тебе нужен духовный лидер. А духовные лидеры получаются только из героев.
