Татьяна Мудрая - Пантера, сын Пантеры

Укрытое черной ризой с золотой вязью стиха, посреди углей и праха лежало нечто, похожее на гигантский пылающий уголь или раскаленный слиток. Это от него шел свет, который по мере того, как женщина всматривалась в него, проявлялся все более. Риза напитывалась этим сиянием изнутри, оно переливалось, как в благородном огненном опале, Жизнь выпрастывалась из траура, красота возникала из ужаса.

Женщина приблизилась и с осторожностью приподняла покрывало. Ткань посередине истлела, но в круге золотой оправы, невредимое, лежало дитя, туго свернувшись внутри обуглившихся, с виду хрупких страниц, составляющих подобие книги — или, может быть, материнской утробы. Вокруг шейки ребенка была обмотана цепочка-талисман с тремя золотыми брелоками, изображающими животных: зукху, овцу с необычайно крутыми рогами и некоего удивительного с виду грызуна. От дитяти исходил невероятный жар, это не давало дотронуться. Тогда женщина завернула находку вместе с ее удивительным ложем в широкую оторочку покрывала Нарджис и подняла на руки. Выпрямилась во весь рост, озираясь по сторонам.

— Omnea mea mecum porto, — проговорила она в полузабытьи. — Вот всё, что осталось.

Огонь, кажется, заполонил и уничтожил всю страну Библ, прежде чем вернуться к своему запредельному истоку; но по краям опустошенной равнины, где не было видно ни оград, ни строений, ни даже людей, женщина увидела лес. Он кругом обступил черную пустошь и, казалось, надвигался — медленно и неотвратимо, как ледник. Зеленовато-золотистый, точно живой хризопраз, аквамариновый, как талая вода, туман двигался впереди него, алые и оранжевые искры кое-где мелькали среди этой дымки. А за лесом вставали, горделиво сияя, башни цвета слоновой кости, врата смуглой и звенящей бронзы, купола, созданные из того же, что небо и солнце.

— Я вспомнила, кто я, — громко сказала женщина. — Я Мать Матерей и Супруга Царя-Льва, и в руках у меня ключ от Царства, откованный из живого золота. Я вся здесь, Шамс, и я иду к тебе. Я — Син.

Приложение. Стихи

Из цикла «Песни и пляски Закарии Мендельсона»

Как Маджнун, я горько плачу в этой жизни, как в пустыне:Мимолетных слов не трачу и молю о благостыне.Но явление любимой незаметным остается —Облаком проходит мимо, падает на дно колодца.

Как Маарри, даль вбираю я пустою чашей взгляда:Мне не нужно света рая, не страшит пыланье ада.Но Лейлу я распознаю, коль она воссядет рядом —Углем губ моих коснется, плоть оденет ароматом.

Как Хафиз, я повторяю и во сне одно лишь имя:Сколько языков ни знаю — все становятся твоими.Пусть Руми, в своем круженье — беззаконная планета,Солнцем обожжет мне зренье: ведь молю я лишь об этом!

Ты заткнул пальцами мои уши,Ты закрыл своими ладонями мой взгляд;Моя душа свернулась внутри, как улитка,Которая боится, что ее вот-вот съедят.

Ты вытянул воздух из моих легких,Ты холодишь мою кожу, будто меч;Ты думал выпить меня, как влагу,Но это лишь над морем вращается смерч.

Ты припечатал своим ртом мои губы:Поцелуй твой горяч и ал, как сургуч.Ты думал выманить меня наружу,Но это лишь солнце встает из-за туч.

Так смерть размывает границу между рожденным и сотворенным —Ах, стена — пелена — пленка — пряжа — крепкая нить;И жизнь расстилает свои знамена:Разъединить и замкнуть — значит соединить.

Как бы во сне, я еду по тоннелю,Дурной декабрь мертво глядится в щели —Ни солнца, ни погод.

Придет к нам розовый январь ужели?Заря ужель взойдет?

Чтобы встретить Рождество,Чтобы новый год начать,Времени тяжелый створНадо силою разъять.

Вырвись из тоскливых путИ страстей сломай кинжал:Рай отвагою берут —Так Спаситель приказал!

Из цикла «Эшу и компания»

Ночь носит властный плащ, расшитый серебром,В прозрачной темноте я двигаюсь, как тень;О бархат тишины, наполнившей мой дом!К тебе спешит на склоне дня олень

Пить молоко из кубка лунных чарИ прохладить глаза, натруженные днем.Коль нас минует солнечный угар,Мы истины прозренья воспоем.

Ты, чья родина — сон, приходи наяву,Невесомой стопой пригибая траву,Пролетая сквозь мрак, превращаясь во свет…Ты, которой во времени нет.

Как клинок в темных ножнах сиянье твое,И встаешь ты, пронзая собой бытие —И мой разум рассечен тобой пополам:Я безумье мое, словно выкуп, отдам

За покров из твоих златотканых одежд,Что собой отделяет глупцов от невежд;И горит, словно рана, осколок лучаТам, где хмурую ночь облекает парча.

Твоя тьма точно бархат, твой свет как шелка,Что скользит, извиваясь, по кромке клинка.Коль умру от него — ты меня оживи:Лишь отпетый дурак не боится любви.

Это время мое, и оно мне в кайф:Не считай, кто лжет, не хвали, кто прав.Я заснул в чужой ночи, проснулся в своем дне;Уйдет отчизна — останусь в моей стране.

Это время мое, и оно мне в кайф:Вырос я из слюней и дитячьих забав.Я погиб среди яви, восстал во сне:Вытечет время — останусь в его тишине.

Это время мне в кайф, и оно — мое:Трупы века пускай расклюет воронье!Я упал средь развалин — воскреснул в своей мечте;Смертью очерчен мой круг — но я стою на черте.

Бог субботы устанавливал,Юбилейные года,Не надселась чтоб ВселеннаяС человечьего труда.

В мире первозданной прелестиИ у гумна на углуЗаграждать не стоит челюстиМолотящему волу.

Плуг идет, а на обочине —Шелкотравные луга:В будни — правда у погонщика,В пасху — правда у быка.

За стенами библиотекиЛес стоял со всех сторон —Обращен он силой вражьеюВ бумаженций легион.

Тяжек труд, но тем не менееЕсть отмазка от креста:Процветает учреждение,Где в столовой лепота.

Там за шашнями и сплетнямиЖизнь струится, как река…Правда — меч в руке начальника,Правда — щит в руках сачка!