Андреас Майер - Духов день
Буцериус быстро обернулся. И тут же увидел прозрачную корочку. Она лежала в трех метрах от входа па старом письменном столе. Да, он все помнит. Вахмистр положил ее туда как бы машинально, не осознавая, что делает, сразу, как вошел в мастерскую, когда снимал фуражку, чтобы вытереть пот. Сквозь прозрачную корочку Буцериус тотчас же увидел, что это действительно список заводских номеров, а именно номеров моторов. Буцериус сдвинул на прозрачную папочку лоснящиеся от смазочного масла тиски с зажатым в них чертежом, полностью скрывшим ее от глаз, полицейский все еще продолжал разглядывать микроавтобус. Буцериус: этот «фольксваген» полностью собран из частей, найденных на свалке, или почти полностью. Ну, электроника, это, конечно, нет, вся новая… а вот приборная доска тоже со свалки. Место свалки машин — настоящая кладовая, только надо набраться терпения. В этом и заключается весь философский смысл задуманного путешествия, они хотят сделать все своими руками. Все сами, так-так, сказал полицейский, отходя от автобуса и окидывая взглядом мастерскую, все ее закутки. Потом он подошел к письменному столу, осмотрел находившийся за ним стеллаж с папками-регистраторами. С интересом поглядел на чертеж, зажатый в тисках. Это схема соединений, речь идет об электрической схеме, сказал Буцериус. Вахмистр опять произнес «хм»… Он заглянул и в самый дальний угол мастерской, где свет был особенно ярким. Там я сейчас как раз работаю, сказал Буцериус. Регулирую зажигание. Это ведь моторы, спросил вахмистр. Да, конечно, ответил Буцериус, это моторы. Естественно, что это моторы, а что же он ожидал увидеть в авторемонтной мастерской? Гебхард внимательно посмотрел на него. Если честно сказать, то машины, он ожидал увидеть здесь в ремонте машины. Буцериус хлопнул себя по ляжкам и сказал, господину вахмистру следует получше присмотреться к мастерской, где же здесь место для целых машин? Машины стоят в другом сарае, там попросторнее, а здесь только моторы, так удобнее. Вот, пожалуйста, смотрите. Буцериус приоткрыл небольшую деревянную форточку, позволявшую заглянуть в соседний сарай, там действительно стоял автомобиль (правда, его собственный). Вахмистр Гебхард поднял обе руки, как бы оправдываясь, сказав при этом, он действительно ничего в этом деле не смыслит. Он только спросил, и все тут. Но раз уж тут есть моторы, то посмотреть их номера он, во всяком случае, обязан. Пожалуйста, сказал Буцериус, но только он должен учесть, что они все в масле и он может запачкаться. Нет-нет, сказал Гебхард и нагнулся над моторами. Буцериус осветил ему фонариком нужное место, чтобы вахмистр мог лучше видеть. Вдруг вахмистр задумался, потом выпрямился и оглянулся. Вы что-нибудь ищете, спросил Буцериус. Я, э-э, невнятно промычал вахмистр. Разве у меня не было только что… минуточку! Одну минуточку!.. Быть того не может. Вахмистр подбежал сначала к микроавтобусу, потом ощупал себя самого, после чего покинул мастерскую и бегом направился к полицейской машине, там он принялся что-то искать. Затем он снова вернулся в сарай и беспомощно огляделся. Я абсолютно уверен, что при мне был список. Ты его не видел? Список, лист бумаги, в такой прозрачной папочке. На бумаге в клеточку. Буцериус: что за лист бумаги? Вахмистр бегал взад-вперед. Черт побери, сказал он наконец, но это невозможно. Буцериус: он не понимает… Возникла какая-нибудь проблема с моторами, что у стенки? Вахмистр остановился и посмотрел на него. Нет, конечно нет. Дело в том, что у него явно нет списка с номерами моторов, который был при нем. Буцериус: ну, может, он лежит в его служебной машине. Вахмистр: нет, он уже посмотрел. Там его нет. Буцериус: ну, тогда, может, в бардачке? Вахмистр взглянул на него со вспыхнувшей надеждой и снова выбежал. Буцериус пошел вслед за ним. Это очень даже может быть, сказал вахмистр, как же он сам об этом не подумал… Он откинул крышку. В самом деле, здесь… минуточку, нет, это не он… нет, нету. Здесь списка тоже нет. Вот незадача, сказал Буцериус, это действительно неприятно. Вахмистр: но прежде всего непонятно. Где он мог его оставить? Буцериус сделал вид, что думает, потом сказал: а может, он забыл его в автосервисе Эрвина? Гебхард прищелкнул пальцами. Вот оно, воскликнул он. Конечно! Где же еще! Он точно знает, что в автосервисе список был при нем, они вместе обсуждали эту проблему, он показывал Эрвину список. Он его там на какое-то мгновение положил… кажется, на полку, если он не ошибается, да, и, возможно, он там все еще и лежит. Буцериус: но в любом случае такой же наверняка лежит в криминальной полиции. Гебхард нервно засмеялся и сказал, это уж точно. Буцериус: кто же в Веттерау посылает людей в Духов день проводить ревизию в авторемонтных мастерских? Точно, сказал Гебхард, они там, в криминальной полиции, все чужаки, не знают наших местных традиций, в этом и причина. Да и вообще, кто же тут у нас захочет мараться из-за каких-то «левых» моторов, на такое только идиоты способны, причем круглые идиоты! Вахмистр поспешно распрощался и уехал. Буцериус съехал по стенке сарая вниз и облегченно вздохнул. Затем вскочил, вернулся в сарай, отодвинул тиски и сверил номера. Так и есть. Оба мотора значились в списке. Как же так? И кактеперь быть, спрашивал он себя. Несколько минут он бегал по мастерской из конца в конец и мучительно думал, в полном тумане, никакой ясности, не зная, за что зацепиться. Затем он направился в дом и снова позвонил Визнерам. На сей раз мать ответила, Антон вообще не ночевал эту ночь дома. Буцериусу это показалось очень странным. После разговора с матерью Визнера Буцериус позвонил N**** в ***хайм и сказал, что моторы надо срочно забрать, сам он не сможет от них избавиться, потому что он один. Нет, он не знает, где его напарник. Полиция проводит ревизию всех мастерских. Через полчаса, отец Буцериуса все еще был в поле, во двор въехал фургончик и забрал моторы. Затем Буцериус засунул список назад в прозрачную папочку и положил ее снова на письменный стол в сарае, на то самое место, где ее забыл вахмистр. После этого он быстро ушел, чтобы найти Визнера.
В городе у него в какой-то момент появилось ощущение, что кто-то смотрит ему в спину, следит за ним. Он обернулся. На некотором расстоянии от него стояла Ута Бертольд и наблюдала за ним. Она помахала рукой. Ему показалось, что она машет откуда-то очень издалека. Такое его собственное восприятие показалось ему весьма странным. Он перешел на другую сторону улицы (перед мясной лавкой Тенгельмана), чтобы поприветствовать Уту. В этот самый момент ему вспомнился вчерашний пикник, где Визнер без конца общался с Катей Мор, а Ута в полной растерянности сидела на другом конце участка. Буцериусу стало не по себе. Сейчас она начнет говорить всякие гадости про Визнера или задавать разные вопросы. Но Ута только смотрела на него. Случилось что, спросил он, почему она ничего не говорит? А почему он так странно машет? И кто это вообще нормальным образом машет, стоя всего лишь на другой стороне улицы? Ну, так, чтобы веселее было, взял и помахал, как она. Но Ута не обратила на его слова никакого внимания. Да что случилось-то, спросил он ошарашенно. А что должно было случиться, ответила Ута, как эхо. Она… она просто увидела, что он бежит мимо, взяла и помахала ему… зачем, она не знает. У нее был такой вид, что у нее, того гляди, произойдет нервный срыв. Буцериус сказал, ему жаль, что они вчера вечером не поговорили на пикнике. Она: она даже не заметила, что он там тоже был. Он на самом деле там был? Тогда он видел ту девушку, эту незнакомку… Он: ее зовут Катя. Ута опять какое-то время не произносила ни слова. Потом она сказала, она только что разглядывала у Тенгельмана плакат с мясной тушей, просто так, стояла и не меньше четверти часа неотрывно глядела на куски мяса на плакате, может он себе такое представить и нормально ли это. Он: нет, это определенно ненормально. А что она хотела сказать вчера Визнеру? Она: она только хотела рассказать ему, что встречалась с Гюнес. Но теперь это совершенно безразлично. Теперь уже все совершенно безразлично. Буцериус произнес еще несколько успокаивающих слов о том, что все это одно сплошное недоразумение etcetera, но показался сам себе при этом смешным и неловким и потому вскоре ушел, чтобы продолжить поиски Визнера. Однако, кого бы он ни спрашивал, никто в течение последних двенадцати часов Антона Винера не видел. Он как сквозь землю провалился. Примерно в половине первого в гостиную залу трактира «Под липой» вышла госпожа Адомайт, села за столик, очень прямая, словно окаменевшая, и заказала чай. Кун, сидевший тут все время пьяный, попытался, разумеется, от своего столика, засвидетельствовать даме почтение в надежде выведать интересные подробности в деле о наследстве и узнать все детали, но госпожа Адомайт выразила к этому свое отношение тем, что никак на усилия Куна не реагировала. Она была занята исключительно чаепитием. В течение ближайшей четверти часа появились супруги Мор, потом фрау Новак, остававшаяся в полном одиночестве, и наконец господин Хальберштадт. Она тоже с ними поедет, заявила фрау Новак. Госпожа Адомайт даже не взглянула на нее. Нечего смотреть в сторону, сказала фрау Новак, она все равно с ними поедет. Она не позволит, чтобы ее лишили этого. Жанет Адомайт посмотрела на нее вполне приветливо, прямо-таки даже ласково, и сказала, но Хелене, если тебе так хочется, ты, конечно, можешь поехать, я, правда, не вижу зачем, а кроме того, не находишь ли ты, что это может отразиться на тебе, сама больничная атмосфера и все прочее? Но если это никак не скажется на тебе отрицательно (хотя сегодня день и так уже был достаточно напряженным, даже для меня, а я ведь почти на двадцать лет моложе тебя), то мы тебя, конечно, каким-нибудь образом доставим туда, в машине, возможно, найдется еще место, если мы все сдвинемся. Катя не поедет, вставил слово господин Мор. Ты, вероятно, договорилась с ней об этом, сказала госпожа Адомайт своей подруге. Та: никоим образом! И даже если бы Катя поехала, в машине все равно всем хватило бы места. Ведь только еще вчера было сказано, в машине хватит места для всех, что, собственно, и было причиной, так было заявлено вчера, почему вы приехали на этом грузовике. Ведь не из-за мебели же Адомайта приехали вы сюда на нем, это подозрение вы постарались вчера всячески рассеять. Все нервно смотрели на нее. Фрау Новак: а зачем вы вообще собираетесь в больницу? Что вам там надо? Госпожа Адомайт: а тебе что там надо? Фрау Новак: я не хочу, чтобы меня опять оставили с носом. Ведь сегодня утром вы тоже не хотели, чтобы я явилась на вынесение приговора, извини, что я такое говорю (ха-ха, как я могла сравнить это с вынесением приговора!), я хочу сказать, сегодня утром, по-вашему, я тоже не должна была присутствовать на оглашении завещания… Госпожа Адомайт: никто из нас тебе такого не говорил. Почему ты все время упрекаешь нас? Я просто не спросила тебя, поедешь ты в больницу или нет, потому что самым естественным образом исходила из того, что тебя это интересовать не может. Кроме того, я беспокоюсь о твоем пищеварении. Фрау Новак посмотрела на нее с возмущением. Что они ей приписывают? Все время одно и то же. Пищеварительный тракт работает у нее как часы. Но не говори, пожалуйста, так громко, сказала госпожа Адомайт, никому нет дела до того, как обстоят у тебя дела со стулом. Фрау Новак гневалась все больше. У нее со стулом все в порядке! Это просто неслыханное свинство, и что за цель при этом преследуется, ей тоже абсолютно понятно. Между прочим, не она громко завела речь о стуле, а сама Жанет Адомайт. Вечно она все выворачивает.
