Сергей Малицкий - Каждый охотник (сборник)

— Почему? — спросила Женни.

— Вас не удивляет, что здесь тепло? — поинтересовался старик.

— Хорошее отопление? — предположила девушка.

— Кости, — ответил Теллхейм. — Человеческие кости, которые попадались при разборке развалин. На некоторых из них даже были куски плоти. Олаф покупал их за гроши. А затем изготавливал бетонные блоки, добавляя их в смесь. Для уменьшения теплопроводности камня. Здесь были горы останков. Городские власти закрывали на это глаза. Олаф говорил, что силы мертвых не должны раствориться в земле. Кроме этого, он разыскивал и покупал черные кирпичи со знаком, изображающим вертикальную линию с двумя короткими, составляющими треугольник на части ее вертикали.

— Thurisaz. Руна врат, — сказала Женни.

— Да, — кивнул Теллхейм. — Отчего-то таких кирпичей немало попадалось в развалинах. Подростки просто роились по всему городу. Некоторые кормили этим промыслом свои семьи. А еще в раствор добавлялся пепел. Никто не знал, что это был за пепел, но на ощупь он казался жирным, как свиное сало. Так или иначе, но дом рос. Кто-то пытался протестовать, но слишком многим это строительство давало шансы выжить. В пятидесятом году дом был закончен и перешел к магистрату.

— А как же Олаф, его семья, Клаус? — спросила Женни. — Или те, кому они должны были служить?

— Олаф, его семья и Клаус исчезли, — сказал Теллхейм.

— Как исчезли? — удивилась Женни.

— Когда строительство подходило к концу, — продолжил Теллхейм, — Олаф заключил с магистратом договор, что если с ним или его семьей что-то случится, заботы на содержание дома переходят на городскую администрацию с учетом использования средств Олафа. И сколько магистрат истратит на содержание дома, столько же он сможет взять и на собственные нужды. Срок договора был ограничен только наличием средств на специальном счете. Он тогда заплатил очень много. У него даже были какие-то подтверждения по этим деньгам. Не только этот дом, но и кое-кто из магистрата будут еще долгие годы чувствовать себя припеваючи. Первого мая пятидесятого года Олаф торжественно закрепил на стене дома металлическую плиту со знакомым вам текстом, обернулся и громко произнес вот эти строки.

«Чертог она видит

солнца чудесней,

на Гимле стоит он,

сияя золотом:

там будут жить

дружины верные,

вечное счастье

там суждено им»

(Старшая Эдда).

Затем он ухватил за руки очаровательную двухлетнюю дочь, приемного мальчишку, позвал жену и старого мясника и завел их в те самые двери, в которые вошли и вы. Более их никто не видел.

— То есть? — удивилась Женни.

— Более их никто не видел, — повторил Теллхейм. — Дом был перерыт сверху донизу. Их поискали еще некоторое время, а потом, к собственному удовлетворению, магистрат приступил к исполнению обязательств. Сначала здесь хотели разместить городские службы, затем кое-кому показалось, что дом оказывает гнетущее впечатление на чиновников, и сюда перенесли архив.

— Куда же они делись? — потрясенно проговорила девушка. — Олаф и остальные…

— Неизвестно, — тепло улыбнулся Теллхейм. — Некоторые горячие головы предлагали разобрать дом по кирпичику. Они предполагали, что, следуя дикому обычаю наших предков, Олаф замуровал своих родных в стенах дома. Для придания крепости и долговечности его сводам.

— А на самом деле? — прошептала Женни.

— На самом деле? — переспросил Теллхейм. — Не самый лучший вопрос для архивиста. Никогда нельзя выяснить, что было на самом деле. Можно лишь составить компиляцию из чужих мнений.

— Каково же ваше мнение? — спросила девушка.

— У меня его нет, — улыбнулся Теллхейм. — Что, если Олаф оставил себе щелочку и все еще спит в подвале на том месте, где уже дважды его разбудил Клаус?

— И все-таки? — надула губы Женни.

— Ответьте сами на этот вопрос, — вздохнул Теллхейм. — Могу только добавить, что Олаф спешил. За два половиной года строительства он превратился в глубокого старика. Словно природа нагоняла упущенное. В Гамбурге остались люди, которые помнят эту картину до сих пор. Приглашенный чиновник из магистрата торжественно перерезает ленточку, седой как лунь Олаф берет за руки мальчишку и двухлетнюю белокурую девчушку в розовом платье и ведет к дверям. А сзади его жена ведет старика Клауса, который на вид в два раза моложе Олафа. И все.

— Подождите! — девушка наморщила лоб. — Эта женщина, Тереза. Она тоже что-то спрашивала меня об Олафе!

— Она одинока, а значит, больна, как и каждая оставленная в одиночестве женщина, — развел руками Теллхейм и рассмеялся. — Не обращайте на нее внимания. Не забывайте, Олаф исчез пятьдесят лет назад! Пройдет еще лет пятьдесят, и будущие исследователи вообще усомнятся в его существовании и, может быть, будут правы.

— Но зачем это все? — задумалась Женни. — Кости. Пепел. Кирпичи. Зачем? Может быть, он хотел окружить дом ореолом таинственности? Создать впечатление чего-то мистического? Верил в призраков и надеялся разбудить их?

— Может быть именно вам суждено ответить на эти вопросы? — с улыбкой спросил Теллхейм, подходя к двери и поглядывая на часы. — К сожалению, я должен закончить нашу беседу.

— Я поняла.

Женни поднялась, окинула взглядом стеллажи.

— Вы считаете, что собеседование удалось, господин Теллхейм?

Она нашла в себе силы улыбнуться. Тошнота подступала к горлу. Девушка даже закрыла глаза на мгновение.

— А вы сами как считаете?

Теллхейм отошел к камину, затем обернулся и прочитал:

— «Прежде чем в дом

войдешь, все всходы

ты осмотри,

ты огляди, —

ибо как знать,

в этом жилище

недругов нет ли».{ Старшая Эдда }

— Проверяете? — усмехнулась Женни и продолжила:

— «Дающим привет!

Гость появился!

Где место найдет он?

Торопится тот, кто хотел бы скорей

У огня отогреться».{ Старшая Эдда }

— Ну что ж, — улыбнулся Теллхейм. — Думаю, мы не зря провели это время. Ваше знание древних текстов похвально. И все же они не всегда точны. Вам не кажется некоторая чрезмерность вот в этих строчках?

«Пленника видела

Под Хвералундом,

Обликом схожего

С Локи зловещим?»{ Старшая Эдда }

«Нет следа сокола в небе.

Только красное под его гнездом

И перо голубки в ладонях ветра».

Jenny

Высокая дверь закрылась за спиной, и Женни вздохнула с облегчением. Ей нравилась атмосфера таинственности и запустения. Но сейчас она радовалась свежему воздуху. И все-таки она получит эту работу! Девушка поправила волосы, перешла улицу и вдруг заметила мужчину лет сорока. Он торопился, почти бежал, оглядываясь по сторонам. Наконец увидел Женни, улыбнулся и подошел к ней, вытирая пот со лба.

— Женни Герц?

— Да! — подняла она брови.

— Курт Теллхейм, — представился он. — Извините за опоздание. Сколько раз жена говорила, что нужно пользоваться лестницами. Первый раз в жизни застрял в лифте. Хорошо еще, что ремонтники были более чем оперативны. Я опоздал всего на десять минут.

— Десять минут? — растерянно переспросила его Женни.

— Да, — кивнул человек, взглянув на часы. — Сейчас десять минут девятого. Но мы можем приступить к собеседованию немедленно. Рекомендации у вас с собой? Или пройдем в здание?

— Вы директор архива? — не поняла Женни. — Я только что была там!

— Этого не может быть! — удивился человек. — О чем вы говорите? Вы не могли там быть. В архиве никого нет. Дверь заперта. Вот ключ.

Человек достал из кармана и показал ей большой резной ключ. Бронзовое плетение на его ушках изображало человека с молотом.

— Вы слышите меня, Женни?

Он требовательно посмотрел ей в глаза.

Девушка вздрогнула. Теперь черный дом казался ей больше и массивнее офисных зданий. Он словно вырастал из земли. Раздвигал их, как расталкивает черный гриб пожухлую листву.

— Господин Теллхейм, — она скривилась от боли, сжала ладонями виски. — Вам не кажется, будто что-то розовое мелькает в окне второго яруса?

— Нет, — ответил человек, не оборачиваясь.

2004 год

Осень в июне

Если в нашем доме случится полтергейст, я не стану приглашать священника или медиума. Дочь не даст меня в обиду. Она смотрит фильмы ужасов и хорошо знает, как надо вести себя в подобных случаях. Не всерьез Машка объясняет это странное увлечение необходимостью подготовиться к взрослой жизни. Она — наивный человек. Жизнь пока еще смотрит на Машку с улыбкой. Но всякая улыбка рано или поздно превращается в гримасу. Поэтому защитить дочь пытаюсь я сам. Хотя иногда задумываюсь над тем, что не смог бы защитить и себя.

Хмурясь или посмеиваясь, жизнь продолжается. Полтергейст, как и все необычное, обходит наш дом стороной. Машка жалуется, что не может найти применения способностям и накопленным знаниям. Я успокаиваю ее тем, что в наше время она может не бояться инквизиции. Машка интересуется, не было ли у нее в роду ведьм. Хочу ответить, что были, но молчу. Не могу говорить плохо о женщине, увлеченность которой когда-то перепутал с любовью. К тому же многие ее жесты, привычки и черты отразились в Машке как в зеркале.