Виктор Пелевин - Relics. Раннее и неизданное (Сборник)
Представим себе небольшое село, стоящее на холме — некоторые дома уже очень стары, другие, наоборот, построены по самым последним проектам, а большинство — нечто среднее между первым и вторым. Бок о бок стоят полузаброшенная церковь и недостроенный клуб. В одних окнах мигает керосиновая лампа, в других горит электричество, где-то чуть слышно играет балалайка, которую перекрывает радиомузыка со столба. Словом, обычная жизнь, остатки нового и старого, переплетенные самым причудливым образом.
Теперь представим себе бульдозериста, который, начитавшись каких-то брошюр, решил смести всю эту отсталость и построить новый поселок на совершенно гладком месте. Сырой октябрьской (апрельской, августовской) ночью он садится в бульдозер и в несколько приемов срезает всю верхнюю часть холма с деревней и жителями. И вот, когда бульдозер крутится в грязи, разравнивая будущую стройплощадку, происходит нечто совершенно неожиданное: машина вдруг проваливается в подземную пустоту — вокруг оказываются какие-то полусгнившие бревна, человеческие и лошадиные скелеты, черепки и куски ржавчины. Бульдозер оказался в могиле. Ни бульдозерист, ни авторы вдохновивших его брошюр не учли, что, когда они сметут все, что, по их мнению, устарело, обнажится то, что было под этим, то есть нечто куда более древнее.
Психика человека точно так же имеет множество культурных слоев. Если срезать верхний слой психической культуры, объявив его набором предрассудков, заблуждений, классово чуждых или экономически неэффективных точек зрения, обнажится темное бессознательное с остатками существовавших раньше психических образований. Все преемственно, вчерашнее вложено в сегодняшнее, как матрешка в матрешку, и тот, кто попробует снять с настоящего стружку, чтобы затем раскрасить его под будущее, в результате провалится в очень далекое прошлое.
Именно это и происходит раз за разом. Психический котлован, вырытый в душах с целью строительства «нового человека» на месте неподходящего старого, приводит к оживлению огромного числа архаичных психоформ и их остатков, относящихся к разным способам виденья мира и эпохам, а эти древности, чуть припудренные языковыми заимствованиями и неологизмами, занимают место разрушенной картины мира. Трудно увидеть что-нибудь новое в советском государственном рабовладении, полном обесценивании человеческой жизни, воскрешении «курултая» в качестве высшего органа власти (так у татаромонголов назывался «съезд» — на одном из таких курултаев и было принято решение о набеге на Русь). Точно так же трудно увидеть новизну в зомбическом воскрешении вороватого Московского царства, обижаемого то «Литвой», то «Неметчиной», то боярами-заговорщиками. Как и в случае с шизолексикой, нет необходимости специально подыскивать примеры — их полно вокруг. Наша культура похожа на гаитянскую — это такой же сплав архаики с современностью, но эксгумированные из бессознательного психоформы считаются результатами то коммунистического, то рыночного воспитания (хотя в некотором смысле все именно так и обстоит).
«БЕЗРОГИЕ КОЗЛЫ» И «СЕРЫЕ СВИНЬИ»Во всем надо искать экономическую основу, учил нас марксизм. Попробуем рассмотреть зомбификацию как социальный процесс.
Секретные общества Гаити, несмотря на свою секретность, контролируют практически всю территорию острова. Их названия, изменяющиеся от одной части страны к другой, включают уже знакомые нам имена: Зобоп, Бизанго, Макандаль, «Серые свиньи» и пр. Для того чтобы вступить в тайное общество, требуется приглашение («мы тут посоветовались и думаем — пора тебе, Ваня, в серые свиньи…») и инициации. Общества строго иерархичны, в них принимают мужчин и женщин. Существуют членские билеты, тайные пароли, униформы и ритуалы: особые танцы, исполняемые хором песни («разрушим до основанья, а затем…»), особые барабанные ритмы и прочая метросексуальность. Важнейшая роль, по оценке гаитянского антрополога Мишеля Лягера, отводится ритуалам, призванным «сплотить ряды» тайного общества — это сборища, проводимые исключительно ночью (совсем как заседания Политбюро при Сталине), начинающиеся вызовом духов и завершающиеся торжественным шествием позади священного гроба, известного как секей модуле . Впрочем, иногда все кончается просто банной оргией с девушками из ближнего Подмосковья.
Согласно Мишелю Лягеру, тайные общества являются мощной квазиполитической силой вудуистской культуры. Их происхождение восходит к временам борьбы за независимость, после победы революции они сохранили свою секретность и влияние. Это как бы параллельная структура власти, о которой известно только то, что она существует.
Теперь вернемся к зомбификации. В глазах городской интеллигенции Гаити зомбификация — преступная деятельность, которую следует как можно скорей разоблачить и уничтожить. Но с точки зрения вудуиста из сельских районов, зомбификация — социальный регулятор, так как ей подвергаются только нарушители установившихся норм, и только по приговору тайных обществ. Последние контролируют приготовление ядов, их применение и саму процедуру. А о том, что происходит с зомби, можно судить по истории одного из них, приведенной в книге Дэвиса.
«Нарцисс рассказал, что отказался продать свою часть наследства, и его брат в припадке злобы организовал его зомбификацию. Немедленно после своего воскрешения из могилы он был избит, связан и увезен группой людей на север страны, где в течение двух лет работал в качестве раба вместе с другими зомби. В конце концов хозяин зомби был убит, и они, освободившись от державшей их силы, разбрелись…
Вместе со многими другими зомби он работал в поле от зари до зари, останавливаясь только для приема пищи один раз в день. Пища была обычной, за исключением того, что соль была под строгим запретом. Он осознавал, что с ним произошло, помнил потерю семьи, друзей и своей земли, помнил желание вернуться. Но его жизнь была подобна странному сну — события, восприятия и объекты взаимодействовали сами по себе и полностью вне его контроля. Фактически никакой власти над происходящим не было. Решения не имели смысла, и сознательное действие было невозможным».
Существует множество описаний психического состояния заключенных лагеря — они очень похожи. Многие зомбифицированные были членами Союза писателей, так что зомби описаны снаружи и изнутри. Для вудуиста зомби кадавр (зомби физического тела) — это все составляющие человека, кроме «маленького доброго ангела». Классическое определение зомби — «тело без характера и воли». Это идеальный труженик, которому не нужны даже ежедневные стакан водки и час игры на гармони.
Представим себе, что какое-нибудь из тайных обществ Гаити, например, «Серые свиньи», вдруг пришло бы к власти и заметило, что все остальное население острова варварски нарушает принятые у «серых свиней» ритуалы и нормы социального поведения, а также живет неизвестно зачем.
Видимо, результатом было бы массовое превращение населения в «безрогих козлов». Следующим этапом было бы движение к высшей фазе зомбификации — обработка всего населения, начиная с младенчества. При этом применяемые процедуры стали бы более мягкими, незаметными и растянутыми во времени. Одним из зомбификаторов стала бы культура — появятся зомбический реализм и как бы полузапрещенный зомбический постмодернизм, зомбическая философия, зомбическая экономика и зомбическая мифология. Газеты, радио и телевидение стали бы средствами массовой дезинформации и использовались бы для формирования стиснутого осознания, делающего возможным зомбификацию.
Единственная слабость этой системы в том, что из-за поголовной зомбификации у власти тоже рано или поздно окажутся зомби. С этого момента начинается разброд, хаос и стагнация — с уходом Хозяина исчезает магическая сила, поддерживающая описанное Нарциссом состояние. У ветеранов зомбификации это вызовет ностальгию по когда-то направляющей их руке и «порядку», к другим могут вернуться их «маленькие добрые ангелы», и они опять станут людьми.
Зомби могут освободиться только после смерти колдуна. Но, как известно, хитрый колдун может не только долго скрывать свою смерть, но и делать вид, что его вообще никогда не существовало на свете.
Джон Фаулз и трагедия русского либерализма
Хорошими книгами, выходящими в России, часто приходится мимикрировать и маскироваться под пошлость. Роман Джона Фаулза «Коллекционер» при первом появлении на русском языке был назван в предисловии «эротическим детективом». В каком-то смысле это обман читателя: под видом щей из капусты ему пытались подсунуть черепаховый суп. Это достаточно старая книга — она первый раз вышла в Лондоне в 1963 году, — но точно такая же могла быть написана в современной Москве.
