Ирвин Шоу - Бог здесь был, но долго не задержался (сборник рассказов)
Ровным тоном, без всяких эмоций в голосе, небрежно похаживая взад и вперед перед доской, время от времени поворачиваясь к написанному тексту, чтобы смахнуть соринку от мела, прикоснуться к последней букве слова большим пальцем руки, поразмышлять, колеблясь, над фразой, словно перед ним неожиданно раскрылось ее абсолютно новое значение.
Моллисон все стоял у окна, глядя на студенческий городок и время от времени шепотом, почти неслышно повторяя в унисон с Крейном строчку стихотворения, — он давным-давно оставил всякую надежду вбить что-нибудь в эти прополосканные морской водой и пропеченные жарким калифорнийским солнцем юные мозги легким, воздушным молоточком романтической поэзии девятнадцатого века.
«…Неоплаканную урну», — прочитал Крейн все тем же абсолютно ровным тоном, лишенным всякой эмоциональности, — словно произносил наизусть эти строки для тренировки памяти. Последнее эхо его мерного голоса замерло в тишине, и он оглядел через толстые очки всех присутствующих, ничего от них не ожидая. Потом прошел к задней стене аудитории и склонившись над своим стулом принялся собирать учебники.
Преподаватель очнувшись наконец от сосредоточенного разглядывания солнечной лужайки, крутящихся дождевых установок, теней деревьев, в пятнышках от жары и ветра, оторвался от окна и не спеша проследовал к своему столу; бросил еще один близорукий взгляд на письмена, начертанные на черной доске, и вдруг рассеянно проговорил:
— «На смерть Китса». Все свободны.
Тут же студенты тихо, по очереди стали покидать аудиторию, со всей юношеской скромностью и воспитанностью — никто не упрекнул бы их в плохих манерах, — стараясь не глядеть в сторону Крейна.
Стив вышел одним из последних — решил подождать Крейна. Кто-то должен хоть что-то сказать, сделать, хотя бы прошептать: «Мне очень жаль!», пожать руку этому мальчику. Когда появился Крейн, Стив быстро нагнал его, и они зашагали вместе.
— Моя фамилия Денникот, — представился Стив.
— Знаю, — ответил Крейн.
— Можно задать тебе вопрос?
— Конечно, почему нет?
Ни в голосе, ни в поведении Крейна не чувствовалось горя, — он только моргал за толстыми очками, созерцая яркое солнце.
— Зачем ты это сделал?
— Ты против?
Вопрос поставлен остро, но тон мягкий, небрежный — ответ как бы невзначай.
— Нет, конечно, черт возьми! Просто мне хотелось знать — зачем ты это сделал?
— В субботу вечером погиб мой брат.
— Знаю.
— «„На смерть Китса“. Все свободны», — хмыкнул тихо, без всякой злобы Крейн. — Славный старик этот Моллисон. Тебе не приходилось читать книгу, которую он написал о Марвелле?
— Нет, не читал, — признался Стив.
— Потрясающая книга! Ты в самом деле хочешь знать, почему я это сделал?
— Да, хочу.
— Так вот… — как-то рассеянно начал, Крейн, поглаживая лоб. — Ты ведь единственный из всех, кто меня об этом спросил. Из всего курса. Ты разве был знаком с моим братом?
— Ну… едва.
Стив думал о брате Крейна — защитнике. Золотистый шлем на фоне зеленого поля, номер на спине (какой был у него номер?) — В общем, игрушка, которую вытаскивали каждое воскресенье на газон: пускай выполняет искусные маневры, совершает яростные столкновения, отважно вступает в схватки; фотография на программке — молодое, грубо сколоченное лицо, презрительный буравящий взгляд. Откуда это презрение, по отношению к кому? А может, во всем виноват неопытный фотограф? У него идея: а вдруг кого-то заинтересует лицо этой куклы под номером, сам-то он уверен в особой важности того, что делает, — пытается сохранить этот образ в памяти людей: спустя, к примеру, пятьдесят лет юное лицо на фотографии хоть и пылится на чердаке, среди всякого хлама, но все же способно при случае напоминать какому-нибудь старику о днях его молодости.
— Как ты считаешь, он ведь не очень-то похож на Джона Китса. — Крейн, остановился под деревом на минутку — поправить стопку книг под мышкой.
Жаркое солнце, кажется, его донимало, и книги свои он нес как-то неловко — вот-вот свалятся на землю.
— Честно говоря, по-моему, не очень.
Крейн молча кивнул.
— Но я ведь знал его, — хорошо его знал. А никто из тех, кто произносил все эти идиотские речи у него на похоронах, его не знал. Не верил он в Бога, не верил в похороны, в эти проклятые спичи. Ему нужна скромная, тихая церемония прощания, вот я и пытался такую организовать для него. Потребовалось всего ничего — кусочек мела и поэт, со своими стихами, и я прекрасно обошелся без всех этих лгунов в черных траурных костюмах. Хочешь сегодня вместе покатаемся?
— Да, хочу. — Стив ни секунды не раздумывал.
— Тогда встретимся в одиннадцать в библиотеке.
Крейн махнул негнущейся рукой и пошел прочь, сутулый, нескладный, долговязый, вечно недоедающий, худой, с редкими волосами, с этой расползающейся под мышкой стопкой книг, — немой укор своему брату — золотой легенде Западного побережья.
Юноши ехали в молчании; старый, без крыши форд Крейна дребезжит, а ветер так сильно завывает, что в этом адском грохоте, когда они, подскакивая на ухабах, мчались вперед, разговаривать просто невозможно, даже если очень хочется. Крейн, склонившись над баранкой, нервно, но очень осторожно вел машину, его длинные, бледные руки мягко сжимали руль.
Стив даже не успел найти Адель и предупредить, что, вероятно, не вернется во время к ланчу, но теперь уже ничего не поделаешь. Откинувшись на спинку сиденья, он наслаждался солнцем, видом желтоватых выгоревших холмов и серо-голубых волн, лениво разбивавших о скалы или проворно набегавших на песок пляжа. Интуитивно он чувствовал, что их прогулка каким-то образом связана с продолжением траурной церемонии в честь погибшего брата.
По дороге миновали несколько ресторанчиков. Стив проголодался, но не просил остановиться. Поездка организована Крейном, и у него, Стива, нет никакого желания вмешиваться и сбивать ритуал, намеченный как цель Крейном.
Громыхая, катили между лимонными и апельсиновыми рощицами, где воздух, казалось, отяжелел от тягучего аромата фруктов, смешанного с запахом соленого ветра, задувающего с моря.
Проезжали мимо пятнистых теней выстроившихся с двух сторон эвкалиптов, высаженных здесь испанскими монахами еще в прошлом столетии, чтобы облегчить себе долгие путешествия от одной миссии к другой под палящим летним калифорнийским солнцем. В дребезжащем автомобиле, жмурясь, когда вырывались на самый солнцепек, Стив думал о том, какой же была в те времена вот эта дорога: священник в черной рясе, погоняя ленивого, сонного мула, трусит на звон далеких колоколов испанской церкви, приветствуя попадающихся ему навстречу седоков и пешеходов. Сегодня никаких колоколов не слышится. Калифорния с тех пор, печально размышлял Стив, нюхая едкий дым от дизеля идущего впереди грузовика, не изменилась в лучшую сторону.
Крейн, сделав резкий поворот, затормозил и остановился. Только тогда Стив понял почему. У поворота шоссе — большое дерево, вся кора на уровне чуть повыше дороги с одной стороны начисто содрана. В стволе зияет беловатая, вся в осколках свежая рана.
— Это произошло здесь, — хрипло прошептал Крейн, выключил мотор и вылез из машины.
Стив — за ним следом. Крейн, подойдя поближе к стволу дерева, уставился на него близорукими глазами через толстые очки; потом стал поглаживать ствол, словно края разверзшейся раны.
— Эвкалипт… — заговорил он. — По-гречески означает «хорошо покрытый»; его цветок, распускаясь, образует что-то вроде капюшона. Самое гениальное растение северной части эвбейского острова Миртос. Будь я настоящим братом — приехал бы сюда, вот на это место, в воскресенье утром и спилил бы это дерево. Тогда мой брат остался бы жив. — И небрежно провел рукой по разорванному, расщепленному стволу.
Вспомнилось вдруг, как сегодня утром этой же рукой касался он черной доски в аудитории, смахивал соринки от мела с окончаний написанных слов-машинально, бесстрастно, без всяких эмоций; задержался на глянцевой поверхности доски над меловой закорючкой в последней букве слова «Адонаису»; сейчас у него под ладонью вязкое, высыхающее дерево.
— Думаешь, наверно, — продолжал Крейн, — если б у тебя был любимый брат, то хватило бы здравого смысла прийти сюда и срубить его, так? Читал я где-то египтяне использовали сок эвкалиптовых листьев для бальзамирования. — Провел еще раз рукой по разодранной коре. — Ну, я его так и не срубил. Ладно, пошли. — И быстрыми шагами направился к автомобилю даже не оглянувшись на дерево. Забрался снова в автомобиль и сидел за рулем ссутулившись, глядя через толстые линзы очков на отрезок дороги впереди и ожидая, когда Стив займет место рядом с ним.
— Какой все же кошмар для моей матери с отцом… — промолвил Крейн, — когда Стив захлопнул за собой дверцу.
