Ларс Хусум - Мой друг Иисус Христос
По дороге домой я сказал Марианне, что я очень люблю ее – пускай она знает. Она вновь спросила, счастлив ли я. Пока что нет, но я не смогу без нее жить. Она пообещала, что никогда меня не покинет. Той ночью мы занимались любовью очень нежно, почти не прикасаясь друг к другу. А потом лежали и обсуждали предстоящий день. Я слышал, некоторые считали, что Силье выступила с двумя первыми концертами без души. Она пела хорошо, но без полной отдачи. Марианна считала, что у нее не хватило смелости: Силье казалась такой маленькой и хрупкой на огромной сцене.
– Что же будем делать? – беспокоился я.
– Подождем до завтра. Прямо сейчас мы все равно ничего не сможем сделать. Должна быть какая-то причина, по которой она хочет, чтобы ты пришел на ее третий концерт.
Конечно, должна быть причина, но, мне кажется, я знал, почему она этого хочет. Силье до сих пор не сказала обо мне ни слова, но я боялся, что на концерте меня ждет разоблачение и Тарм повернется ко мне спиной. Я обманул их и заставил поверить в то, что я хороший человек, но ведь хорошие люди не бьют своих возлюбленных. Марианна обещала, что, несмотря ни на что, всегда будет со мной. Она прижалась ко мне и тут же уснула, но я, разумеется, не мог спать, дожидаясь завтрашнего дня.
Аккуратно переложив ее на кровать, я пошел в гостиную, включил телек, достал бутылку вина. Пытаясь расслабиться, я пил, курил и смотрел сериал. Особой боли в животе я не ощущал, просто легкое покалывание от волнения. Просидев так какое-то время, я почувствовал, что кто-то стоит сзади. Само собой, я решил, что это Марианна.
– Не можешь уснуть? – сказал я и обернулся. Черт, это был Иисус. – Привет. Ты что тут делаешь?
Он улыбался:
– Пришел попрощаться.
– Как это?
– Мы больше не увидимся. Теперь ты и сам справишься.
Прошло несколько секунд, прежде чем я понял смысл его слов. Я поднялся с дивана и обнял его по-мужски.
– Я горжусь тобой, Николай.
– Спасибо. Ты был мне настоящим другом.
Мы немного постояли в смущении, а потом вновь обнялись. Потом он развернулся и ушел. Но прежде чем он скрылся, я успел задать ему мучивший меня вопрос:
– А ты и правда Иисус? Тот самый?
– А как ты думаешь?
– Марианна говорит, что нет, но я сам не знаю, что мне думать.
– Николай, я не хочу тебе ничего доказывать. Ты либо веришь в меня, либо нет.
Я так ничего и не понял, но почувствовал приятное спокойствие во всем теле оттого, что он пришел. Я выключил телевизор, улегся к Марианне и крепко прижался к ней.
Я разом перестал бояться следующего дня, ведь все наконец-то должно было стать на свои места. Марианна завтра будет на волосок от смерти, но сегодня я об этом еще не знал.
На концерте
Могенс стоял на сцене. Он невероятно гордился и благодарил чудесную публику, жалеющую о том, что три дня улыбок и прекрасного настроения уже позади. Народ в возбуждении аплодировал сам себе. Конечно, нескольких неприятных моментов избежать не удалось, потому что народу приехало очень много: слишком много мочи на улицах, к пятничному вечеру у нас почти закончились запасы пива, но, к счастью, вовремя подоспела гуманитарная помощь. Могенс благодарил добровольцев. Конечно же он отдельно отметил Карен. Она стояла рядом со мной и радовалась. Могенс хотел, чтобы я вышел на сцену: мы вместе открывали фестиваль и вместе должны его закрыть. Но я отказался. Еще предстоял выход Силье, и появиться на сцене сейчас было бы рискованно. Я стоял вместе со своими «натовцами» поодаль.
– И наконец, хочу сказать огромное спасибо Николаю Окхольму, который стоит внизу у скамейки справа от меня. Он не захотел выйти на сцену, чтобы не создавать лишней суеты. Несмотря на это, давайте поприветствуем его. Я хочу попросить вас повернуться к нему и как следует ему поаплодировать.
И Могенс указал в том направлении, где, как он думал, мы находились. Однако мы уже отошли от того места в сторону метров на пятьдесят, чтобы лучше видеть сцену. Пять тысяч человек повернулись к скамейке и восторженно захлопали в ладоши. Я тоже повернулся и хлопал.
Могенс попросил всех успокоиться, и все вновь обратили взгляды на сцену.
Он представил Силье как музыкальную наследницу матери. Я предупредил Могенса, что он должен «рекламировать продукт»: чем лучше он ее представит, тем теплее ее примет аудитория. Могенс перечислил названия прекрасных песен. Мы ее песен никогда не слышали, но почему-то были убеждены, что это неагрессивная попса. Поэтому в первых рядах оказались в основном семьи с детьми и пожилые дамы. Группа поднялась на сцену, и Силье подошла к микрофону.
– Сегодня все совсем иначе, – сказала мне Марианна.
Силье не была на сцене еще и двух секунд, она даже не успела оглядеть публику, а Марианна уже все знала.
– Я вижу это по ее походке.
Мне очень хотелось с ней согласиться, но сам я ничего не заметил. Силье смотрела вниз, хотя обычно она устанавливала контакт с аудиторией сразу.
– Я не замечаю ничего особенного.
– Она изменилась.
– В лучшую сторону?
– Да, она стала сильнее.
Марианна замечала то, чего не замечал я. Заметила она и то, что мне страшно.
– Привет, меня зовут Силье Кьер. Мое имя известно вам по группе «Грит Окхольм Джем». Мы больше не исполняем песни Грит. Мы выступаем с моими собственными песнями. Меня пригласил на этот фестиваль мой бывший парень, Николай Окхольм, так что, если вам вдруг не понравится наш концерт, все вопросы к нему.
Она выдержала небольшую паузу, и народ восторженно загалдел. Конечно, мы с ней встречались. Люди, находившиеся поблизости, повернулись ко мне с широкими улыбками, и я нервно улыбнулся в ответ. Я крепко схватился за Марианну – я был уверен, что сейчас Силье обо всем расскажет.
– Вам он нравится, правда?
Народ опять завопил. Кто-то даже крикнул:
– Николай – бог!
– А вот я считаю, что он подонок и скотина!
Больше она ничего не сказала, но в этот самый момент грянула музыка. Публика была парализована не только грубыми словами, произнесенными такой милой девушкой, но и музыкой. Силье кривлялась и орала, гитары ревели, ударная установка гремела. Тексты песен были жесткие и жестокие. В них говорилось о смерти, изменах, насилии и катастрофах. Семьи с детьми и пожилые дамы поспешили удалиться. А Свищ и его мелкая зеленоволосая подружка прыгали и бесновались.
– Потрясно! Прямо вылитая Пи Джей Харви! – орала девушка, увлекая Свища за собой.
Они плясали перед сценой, и Велик с Йеппе последовали их примеру.
Выступление Силье многих оттолкнуло, но та часть публики, которая осталась, испытала настоящий восторг. Они сбились у сцены в кучу и весело прыгали друг на друга. Мы с Марианной и Карен стояли позади, но Карен довольно быстро нас покинула – от такой музыки у нее разболелась голова. Могенс в смятении подошел к нам: он боялся, что этот концерт повлечет за собой провал всего фестиваля.
– А ты знал о том, что это за музыка?
– Нет, конечно не знал. Иначе я бы вас предупредил. Но это же здорово, людям потом будет что обсудить.
– Да, об этом я не подумал. То есть ты считаешь это нормальным?
– Да, это классно. Мы делаем ставку не только на безопасность.
Мои слова не вполне утешили Могенса, но хотя бы уменьшили его волнение. И лишь тогда, когда отзывы о выступлении Силье оказались хвалебными, Могенс успокоился и даже стал гордиться тем, что Силье дебютировала в Тарме.
Между песнями Силье ничего не говорила и не общалась с публикой, хотя обычно она очень много болтала и кокетничала. Это было частью ее сценического шоу. Сегодня она ограничилась только музыкой – тем не менее публика была заворожена. Мне пришлось привыкать к жестокой тональности, в ее музыке был какой-то надрыв. Мы ожидали красивого и изящного завершения фестиваля, а вместо этого получили кулак. И все же это не испортило мне концовку. Возможно, пожилые дамы и были разочарованы, но не я. Я считал замечательным то, что Силье наконец-то обрела свой собственный голос, пусть даже такой злобный.
– У нее такая мощная харизма. Это и раньше так было? – поинтересовалась Марианна.
– Нет, даже когда обижалась, она была нежной. Я не припомню, чтобы когда-нибудь она по-настоящему на меня сердилась.
– Что, неужели даже никогда не кричала?
– Нет, по крайней мере, не кричала так, как ты. Ты ведь еще и дерешься, – сказал я и поцеловал ее в шею.
Мы были единственными, кто не потерялся во время концерта. Остальные перемешались. Я уверен, что Силье увидела нас, когда газон перед сценой наполовину опустел. По крайней мере, ее взгляд задержался на нас, а потом она яростно заорала. И это было не пение. Она зло закричала в микрофон, и толпа пришла в неистовство.
Исполнив последнюю песню, Силье в первый раз в возбуждении оглядела публику и посмотрела на меня сверху вниз. Я был уверен, что она не уйдет со сцены, не отомстив. На газоне было много свободного места, но непосредственно перед сценой все кишело восторженными мальчиками и девочками, требующими продолжения. Она недоуменно смотрела на них, и мне показалось, что именно они меня и спасли. Она не могла поверить, что ее так чествуют. Было бы слишком жестоко сказать им правду обо мне. Поэтому она не произнесла ни слова, а ушла со сцены молча, и я вздохнул с облегчением. Марианна повернулась ко мне и поцеловала меня. Я всегда отличал эти успокоительные поцелуи.
