Зиновий Зиник - Лорд и егерь
Мистер Макрель был в халате, из-под которого выглядывали ностальгические мужские аксессуары — кальсоны с армейскими штрипками; личико его супруги миссис Макрель можно было едва различить из-под батареи пластмассовых катушек-бигуди: они свисали с ее головы, как будто вцепившиеся в нее гигантские паразиты-насекомые. Всякий раз (а приходили они раза четыре в течение вечера, грозясь полицией) им приходилось заново объяснять, кто они такие, потому что всякий раз они попадали на очередного «русского» и всякий раз этот «русский» оказывался менее трезв и более фамильярен, чем предыдущий. Виктор, услышав, что они соседи снизу, заметил: «Вы хотите сказать, что вы ниже нас?» Сорокопятов удивился, почему жалуются только соседи снизу, а сверху никаких жалоб не поступает, на что соседи Макрели резонно сказали, что соседей сверху просто нет, там никто не живет, поскольку это уже верхний этаж, а выше «только небо, и больше ничего», что вызвало агрессивное недоумение Сорокопятова: «Вы отрицаете существование Бога и ангелов?» Оказавшийся рядом Браверман тут же затеял спор: «А вам, Сорокопятов, даже небо надо обязательно заселить своими друзьями и приятелями, чтобы было куда бежать в случае чего?» Спальня супругов Макрелей расположена прямо под гостиной Ms Silva Lermontov's — сказали супруги Макрели, и они не могут заснуть уже который час под эти танцы и споры о Боге. Феликс поставил под сомнение местоположение супружеской кровати Макрелей, потому что ни разу не слышал ни единого скрипа — или же супруги Макрели вообще не занимаются этим делом? На что мистер Макрель сказал, что это не его, Феликса, собачье дело, чем англичане занимаются по ночам; их супружеская кровать стоит там, где она стоит уже десять лет, и он не собирается из-за каких-то иностранцев менять свои привычки и местоположение своей супружеской кровати. Мэри-Луиза в ответ предложила Феликсу передвинуть свою кровать в гостиную и заняться сексом по-русски так, что грохот будет стоять на весь дом круглые сутки и Макрели еще вспомнят танцы и разговоры о Боге как райскую музыку.
И в качестве живого примера Мэри-Луиза подхватила Виктора и пустилась в пляс, заключавшийся в трясучке на месте, плотно приклеившись друг к другу. «Макрели и секс — вещи несовместимые. Рыбы не трахаются. Это очевидно. Живя в Англии, перестаешь, фактически, этому удивляться. Вам, Карваланов, полезно будет знать, что тут дошли, фактически, до того, что женщине в глаза актуально вообще не смотрят. А если на меня не смотрят, как я, фактически, могу понять, хочет ли мужчина, чтобы я, фактически, посмотрела на него? И если до меня не дотрагиваются, фактически, как я могу захотеть, чтобы до меня дотронулись? Если под кирпич не лечь, вода не будет течь, не так ли?»
«Какая вода? Какой кирпич?»
«Из русской пословицы», — сказала Мэри-Луиза.
«Под лежачий камень вода не течет», — подсказал фольклорный источник Феликс, привыкший к переводным выкрутасам идиоматической Мэри-Луизы.
«Вот именно: под лежачий», — сказала Мэри-Луиза. «Но надо сначала лечь, фактически? С кем, спрашивается? Английские мужчины так боятся потерять свою мужскую чистоту и невинность, что, фактически, предпочитают трахаться сами с собой. Вы, Виктор, как диссидент, меня понимаете».
«При чем тут диссидентство»?
«Как при чем? Какая у вас жизнь, у русских диссидентов, фактически? За границей вы общаетесь исключительно с лордами, а у себя дома все время проводите в тюрьме. А в тюрьме известно чем занимаются. Советская тюрьма — рассадник английских традиций мужского шовинизма: содомия и мастурбация — чем еще в тюрьме заниматься? А в результате куда ни глянь — кругом одни педерасты и онанисты. Исключительно из-за этого я против советской политической системы: она сексуально развращает!»
«Насчет секса в обеих системах», — влез буквально между ними поэт-переводчик Куперник. «Я ведь одной ягодицей, так сказать, на Западе, другой — на Востоке, если вы понимаете, что я имею в виду. Что поражает в западном сексе — это просто невероятная вежливость. Поддерживается везде этот стандарт вежливости, я заметил, взять к примеру рестораны и супермаркеты. Возвращаясь к нашему дискурсу насчет секса — зашел я на днях в секс-шоп в самом сердце вашей прекрасной столицы, в Сохо. В этой магической лавке сексуальных древностей представители славной британской нации и других западных народов, с характерной для британцев парламентской толерантностью и неагрессивной курьезностью (а по-нашему, с любопытством), разглядывали различные изобретения домашнего и заграничного изготовления, остроумно произведенные для удовлетворения эротических фантазий и вытеснения различных либидо из подсознанки в эпоху сексуальной революции. Резиновые члены различных размеров, короче говоря. Вагины надувные разнообразных форм и оттенков, жопы всякие раскоряченные. А от журнальчиков я, вы знаете, прямо-таки зарделся. А я ведь человек привычный. Казалось бы — ну куда дальше? Разоблачились друг перед другом в стриптизе до самых гениталий, до самых яиц и внешних половых губ. Но вот что курьезно: бихевиоризм, то есть поведение публики, разглядывающей эти аппендиксы постельных экзерсисов и экзистенций. Стоит кому-нибудь задеть случайно локтем соседа — пока тот тоже с головой ушел в срамные губы, перепутанные с пенисами, — как оба поворачиваются друг к другу и с невозмутимыми физиономиями откланиваются: „Экскьюз, сэр“, или: „Пардон, сэр“, или: „Виноват, сэр“, или что-нибудь в этом роде, крайне вежливое. И вежливость эта — свидетельство уважения к приватному миру другого, свидетельство укоренившейся в сердцах и половых органах парламентской демократии, которой нам, прямо скажем, не хватает в России!»
«Находясь, с вашего любезного разрешения, среди людей по сути своей российских, позвольте мне воспользоваться отсутствием среди нас парламентской демократии и приватности и вторгнуться — без применения половых органов, ха-ха — в ваш диспут о сексе», — зазвучали из-за спины Куперника профессорские зигзаги Сорокопятова. «Но прежде всего позвольте поцеловать вашу ручку».
«Чью ручку?» — шарахнулся от него Куперник. Сорокопятов тем временем склонился, как будто сложившись вдвое, над ручкой Мэри-Луизы.
«Вы уже один раз сегодня целовали», — хихикнула Мэри-Луиза.
«Но это была другая рука», — сказал Сорокопятов.
«Никакая не другая — все та же правая рука», — сказала Мэри-Луиза.
«Это с вашей точки зрения это — правая рука. А с моей точки зрения — она левая. Понимаете?»
«Но рука-то моя. Правая».
«Дело не в том, чья рука, а кто ее, так сказать, целует. В прошлый раз я целовал вашу левую — со своей точки зрения — руку, в то время как сейчас я приложился к правой — с вашей точки зрения — руке, и это, уверяю вас, совершенно разные руки по своей идее. Один из резонов, по которым я, философ фуевый, с вашего любезного разрешения, решительно отмежевываюсь от России и считаю себя западником (хотя в других обстоятельствах я оставляю за собой право называть себя славянофилом), состоит в том, что я ценю исключительно идеи, а не их воплощение, материализацию. Я преклоняюсь (а ведь это одна из эротических позиций) перед сексуальной революцией на Западе, поскольку эта революция — концепция в чистом (не в гигиеническом, конечно, смысле) виде. Меня, западника, в сексе больше не интересует оргазм, как в жизни меня не интересует смерть. В жизни меня интересует идея жизни, как и в совокуплении сам процесс, идея соития, если вы понимаете, что я имею в виду. И рассказ нашего любезного гостя — Коперника, если не ошибаюсь? — лишнее доказательство чистоты сексуальной идеи на Западе: секс существует исключительно в голове. А в мире сугубой материальности, в мире внешнем, — никаких тебе, Боже упаси, касаний! Еще раз вашу ручку, Мэри-Луиза!»
«Уверяю вас, секс и революция в России — одно и то же. А поскольку секс — это смерть, то секс в России еще связан и с, прошу прощения, КГБ».
«Недаром КГБ и называется органами безопасности», — сострил Феликс.
«Как вы, профессор, правы, как правы!» — с энтузиазмом воскликнул Куперник. «Я тут попробовал сеанс психоанализа — знаете, исключительно из-за любопытства, не подумайте, что у меня с извращениями что-то не в порядке, у меня все в порядке. Да и что такое психоанализ, как не гипотеза о том, что у нас, мол, в мозгах половой орган, — западная, как вы правильно, профессор, заметили, концепция, к нам не имеет отношения, казалось бы. Но поскольку, как правильно Феликс указал, КГБ — это тоже органы, у нас пол и секс мешается с КГБ, сидящим у каждого в мозгах, не так ли? У меня, во всяком случае. Мне было лет двадцать, когда меня вызвали в КГБ. В году 52-м, что ли? Прямо перед смертью Сталина. До сих пор не ведаю, за что тянули. Может быть, потому, что моя фамилия — Куперник, из Щепкиных, знаете, переводчица Шекспира? Так что, может быть, в рамках борьбы с космополитизмом, за переводы с английского? Но Пастернак тоже Шекспира переводил, а его никто на Лубянку не вызывал».
