Лиза Эдвардс - Пес по имени Бу
К счастью, уже в начале следующей недели Портос вернулся домой. Он медленно выздоравливал, и со временем шрам у него на животе стал напоминать шрам Лоренса.
* * *Весь конец года я старалась свести количество визитов Данте и Бу к минимуму, выезжая только туда, где нас уже ждали, но не беря на себя новых обязательств. К весне следующего года Портос окреп достаточно, чтобы снова войти в игру. Памятуя о его затруднениях, я не знала, где применить его силы, пока одна из моих студенток не навела меня на удачную мысль. Она начала ездить со своей собакой в дом для престарелых монахинь в Мэринол, но поняла, что ее животное для этого не подходит, в результате чего там подыскивали ей замену.
Я вспомнила, как начинала свои посещения вместе с Данте. Поначалу, отдавая дань памяти своей бабушки, я хотела, чтобы он ездил к пожилым людям. Бабушка Джей была едва ли не единственным человеком, кто меня поддерживал, не считая брата. На протяжении многих лет после переезда к нам она пыталась сделать мою жизнь немного легче. Она появилась в нашем доме незадолго до того, как я упала с дерева и сломала ногу. Это был полный перелом левой бедренной кости, и в те времена стандартное лечение подобной травмы заключалось в шести или восьми неделях неподвижности с грузом на ноге, чтобы кость продолжала расти и сросшаяся нога не стала короче здоровой. Подобная ситуация для четырехлетнего ребенка равнялась тюремному приговору. Пока я лежала в больнице, моя семья переезжала в новый дом и родители не могли часто меня навещать, а детей в больницу не пускали, так что брата с сестрой я вообще все это время не видела. Зато бабушка Джей приезжала ежедневно, каждый раз привозя мне новую плюшевую игрушку. Живые животные в те времена в списки посетителей не включались, поэтому большего она для меня сделать не могла.
Когда меня выписали из больницы, бабушка Джей начала заново учить меня ходить. Она не ругала меня за то, что я не пользуюсь костылями, которых я боялась как огня. Она разработала для меня другой план. Я каждый день ходила вокруг ее высокой кровати, для равновесия держась за ее края. Необходимость заставила ее мыслить нестандартно, так же, как и меня во время работы с Бу.
Поскольку я не успела поблагодарить бабушку перед ее смертью, мне казалось, что, помогая пожилым людям, я смогу сделать это посмертно. Но как бы мне самой ни нравилась эта идея, она была не для Данте. Его размеры и неукротимая энергия не соответствовали особенностям этих людей. Он свободно мог повредить нежную старческую кожу, слишком энергично подав лапу, или, резко повернувшись, сбить кого-нибудь с ног. Зато Мэринол оказался именно тем, в чем нуждался Портос: там было тихо и спокойно. Кроме того, он всегда любил пожилых женщин.
Это был мой первый самостоятельный визит (прежде я всегда занималась этим при поддержке своей организации, оказывающей психотерапевтическую помощь посредством специально обученных собак). Диана Пеннингтон покинула наши края, перебравшись жить поближе к родителям. Возможно, настало время и для меня несколько отстраниться от привычной опеки. Нам с Портосом предстояло навещать обитательниц четвертого этажа этого дома для престарелых, где жили монахини, нуждавшиеся в особом уходе, в отличие от самостоятельных сестер на нижних этажах. Вполне естественно, что когда, явившись с нашим первым визитом, мы вошли в вестибюль, то уперлись в… двери лифта. Портос так и не оправился после травматичного общения с дрессировщиком и по-прежнему боялся тесных и темных помещений. Он расположился в семи футах от «камеры пыток» и медленно отвернулся в сторону. Что бы я ни делала, дабы заманить его в роковую кабину, он не уступал. Эпизод с запихиванием его под стол лишь усилил его боязнь замкнутого пространства, и он был достаточно умен, чтобы провести параллели между всеми тесными и темными помещениями.
Я вошла в лифт вместе с Линдой, специалистом по реабилитации дома для престарелых, откуда мы обе на протяжении нескольких минут призывно ворковали, приглашая Портоса последовать нашему примеру. Он отказывался даже смотреть на нас. Наконец Линда предложила подняться по лестнице. Для меня и моих суставов это был долгий и тяжелый подъем, но иного способа доставить Портоса на четвертый этаж не было. Я не могла отправить его на лестницу с посторонним человеком и в одиночку воспользоваться лифтом. Во время посещения я не имела права расставаться с ним ни на секунду, и поводок должен был все время находиться в моей руке. Когда мы наконец преодолели подъем, Портос стал великолепно проводить время, здороваясь с сестрами и тычась носом в рукава их вязаных кофт в поисках лакомых кусочков. Он с удовольствием прогуливался вместе с ними по широким и хорошо освещенным коридорам и позволял всем желающим причесывать себя резиновой щеткой, которую сестрам было удобно держать и против использования которой Портос совершенно не возражал. Увидев щетку, он тут же понял, что сейчас его будут причесывать, и во время всей процедуры стоял, с довольным видом разинув свою огромную пасть, свесив набок розовый язык и приседая на задние лапы в такт движениям щетки. Так и казалось, что он вот-вот скажет: «Левее, пожалуйста. Да-да, вот тут».
Хотя сестры пришли от него в полный восторг, а сестра Энн Элиза даже пела ему песни, каждый визит в Мэринол выявлял все новые пугавшие Портоса подробности. Во время одного из наших посещений нам пришлось пройти по узкому коридору, лишь кое-где освещенному лампочками. Круги света тускло озарили блестящую разноцветную кафельную плитку на полу. Портос шарахнулся от этого коридора, как будто я пригласила его пройти по минному полю. Собаки видят мир иначе, чем люди, поскольку спектр восприятия цвета у них значительно уже, острота зрения ниже, а слой клеток на внутренней стороне сосудистой оболочки глаза отражает свет, позволяя лучше видеть в темноте (это явление известно под названием «зеркальца клеточного типа»). Поэтому я совсем не удивилась тому, что странное освещение вызвало у Портоса тревогу. В сочетании со сбивающим с толку узором на полу оно вполне могло создать для собаки картинку в стиле Эшера[13] с различными накладывающимися друг на друга слоями, пугающими пса своей необъяснимостью.
Хотя Портос очень любил монахинь, многое в Мэриноле служило для него постоянным источником тревоги. Я начала задаваться вопросом, а подходит ли ему, вообще, эта работа. Ответ мне вскоре дал сам Портос. Мы собирались нанести последний этой весной визит, и, когда я взяла его рюкзак, он, естественно, сразу понял, куда мы едем. Обычно при виде рюкзака его старшие братья начинали плясать вокруг меня, радостно поскуливая (Данте) и подвывая (Бу). Но когда Портос увидел рюкзак в этот раз, он вышел вслед за мной из дома с таким обреченным видом, как будто я собиралась отвезти его на казнь. Пока я запирала дверь, он лег на пол террасы пузом вверх, как будто умоляя меня: «Пожалуйста, мамусик, я этого не хочу». Сестры на нас рассчитывали, и отменять поездку было поздно. Я упросила его сесть в машину и пообещала, что визит будет совсем коротким. Мы провели в доме для престарелых полчаса вместо обычного часа, и я предупредила Линду о том, что в следующий раз со мной будет Бу.
На меня обрушились заботы о здоровье Портоса. В летние месяцы его проблемы с желудком обострились, и мне приходилось все чаще колоть ему метоклопрамид, чтобы помочь переварить и протолкнуть дальше то, что он съел. Нам удавалось не попадать в больницу, но чувствовал он себя неважно, и настроение у него было соответствующее. Смыслом его жизни всегда были его братья, но даже с ними он все чаще вел себя вызывающе. Он лаял и рычал на них, давая понять, что не хочет иметь с ними ничего общего. Наконец мы сделали ему эндоскопию и обнаружили признаки воспалительного процесса в кишечнике. Его официально и пожизненно освободили от любой работы и прописали ему новое лечение, призванное держать под контролем воспаление и снижать уровень тревожности. Счастье Портоса было для меня намного важнее его профессиональных успехов в качестве собаки-терапевта.
* * *Бу уже взвалил на себя основную нагрузку Данте, а теперь ему предстояло, как я пообещала Линде, заменить и Портоса. Тот был веселым и энергичным в противоположность уравновешенному и отзывчивому Бу. Мне было интересно сравнить реакцию сестер на двух моих питомцев.
К примеру, сестре Джин, когда мы с Портосом начали приезжать в дом для престарелых, уже исполнилось девяносто четыре года. Она находилась в цепких лапах болезни Альцгеймера и не особенно интересовалась большой и веселой собакой. Монахиня приходила на наши встречи, стискивая плюшевую игрушку, и никогда ничего не говорила. Линда дала мне понять, что добиться от нее позитивных реакций практически невозможно. Во всяком случае, Портосу это не удалось ни разу.
