Владимир Микушевич - Будущий год
— Когда из мертвых воскреснут, ни женятся, ни посягают, — шептала Виталия, — но суть яко ангелы на небесах. Хочешь, я покажу тебе, как это делают ангелы на небесах.
Оказывается, ангелы на небесах делали то же, что и девчонки в детдоме. Вообще, ангельская обитель все больше напоминала Альбине детдом. Ей даже казалось, что она узнает своих повзрослевших подруг среди обитательниц и приезжих. Проходя по комнатам, Альбина невольно ежилась, ожидая, не начали бы ее бить. К ней льнули в каждом углу, пожирали ее глазами, когда она пела, и Альбина не знала, куда деваться. То одна, то другая приезжая ночевала с ней в одной постели, и Альбина видела, как Виталия берет с них деньги. Однажды ночью к Альбине снова пришла Виталия. Ласки ее становились все более жесткими, все более требовательными, и вдруг Альбина увидела похотливый оскал Ванцетти. Это он лежал с ней в постели. Альбина вскочила, кое-как оделась, собрала свой жалкий чемоданчик. Ее никто не удерживал. Даже калитка была отперта.
Альбина стояла на шоссе и не знала, куда идти, вправо или влево. На рассвете около нее резко затормозила машина. «Не иначе как Ванцетти», — подумала беглянка и бросилась в кусты. Когда она снова вышла на шоссе, машина сразу же настигла ее. Деваться было некуда, даже если за рулем Ванцетти. «До станции далеко, — сказал водитель. — Одна вы все равно не доберетесь. Куда вас отвезти?» «Куда-нибудь в церковь», — ответила Альбина, притулившись на заднем сидении.
Водитель высадил Альбину около церкви и не простившись, не выслушав благодарности, уехал. Альбина решила отстоять обедню, а потом попроситься в певчие. Пока шла служба, Альбина подпевала хору, и звук ее голоса, как всегда, восхитил и умилил молящихся. Альбина не успела подойти к регенту. К ней обратился стройный человек с белокурой бородкой и предложил сниматься в кино.
Известный актер и режиссер Валерьян Юмов работал над фильмом «Сказание о Петре и Февронии». Он ставил этот фильм и взял себе роль князя Петра. Князь Петр должен был убить змея, принявшего облик его брата. Князь то принимал брата за змея, то змея за брата, а когда с Божьей помощью совершил свой подвиг, нечистая кровь змея обрызгала его, и он весь покрылся струпьями. Его исцелила Феврония, и князь женился на ней, но боярские жены отказались повиноваться знахарке-простолюдинке и потребовали, чтобы князь удалил ее со двора, а князь удалился с нею сам и вернулся с нею же, когда у него попросили прощения и призвали назад, чтобы предотвратить начавшуюся без него смуту Князь и княгиня завещали похоронить себя в одном гробу, и, когда их после смерти разлучили, как принявших постриг, отдельные гробницы опустели, а они оказались все-таки в одном гробу и были так похоронены. Сначала Альбина должна была играть эпизодическую роль одной из боярских жен, но через несколько дней Валерьян поручил ей роль самой Февронии.
Валерьян выхлопотал ей паспорт, добился временной прописки в общежитии, хотя поселил он ее в комнатушке при киностудии. Находили, что Альбина играет Февронию несколько статично, злоупотребляя внешними данными и голосом, но никто не знал, как играть иначе. Светящаяся красота Альбины распространялась на весь фильм, так что даже змей начинал светиться. Князь Петр менялся на глазах, В игре Валерьяна властно брало верх что-то невиданное, неправдоподобно личное. Но фильм так и не вышел на экран, потому что исполнитель главной роли скоропостижно умер.
Говорили, что в его смерти виновата Альбина. Валерьян будто бы несколько раз объяснялся ей в любви, умолял выйти за него замуж, а она только отрицательно качала головой, но когда он умер от разрыва сердца во время съемки, ушла с площадки, вытирая слезы краешком февроньиного платка.
Альбине больше делать было нечего на киностудии, но никто не отважился выселить ее из комнатушки. Незаметно для всех бывшая Феврония взяла на себя обязанности уборщицы. Ее то и дело приглашали сниматься в новых фильмах, но она соглашалась только тогда, когда нужно было спеть что-нибудь церковное.
На киностудию пришел новый директор и почему-то сразу обратил внимание на уборщицу, занимавшую служебное помещение. Ему объясняли: это в память о Валерьяне Юмо-ве. Директор возразил, что память известного актера и режиссера заслуживает другого увековечения, а уборщице следует переселиться по местожительству. Между тем в общежитии Альбина была именно прописана, с условием, что жить она там не будет. Директор вызвал Альбину к себе и предложил освободить служебное помещение. «Я вас не увольняю, отнюдь, — успокоил уборщицу директор. — Чтобы вы так не думали, я даже прошу вас вымыть окно у меня в кабинете». Альбина безропотно сходила за ведром и тряпкой и принялась за дело. Альбина стояла на подоконнике, когда ее окликнул мужской голос. Альбина обернулась и отпрянула: с распростертыми объятьями на нее надвигался Ванцетти.
Альбина падала с шестого этажа. Она смутно припоминала потом: кто-то поймал ее в воздухе и погрузил в широкую черную трубу, похожую на канализационную. Световое пятно было тут как тут. И здесь раскрывал ей объятия тот же Ванцетти. Задыхаясь, Альбина попыталась крикнуть: «Сгинь! Сгинь! Сгинь! Аминь! Аминь! Аминь!» Световое пятно взорвалось у нее в мозгу.
Скорая помощь случилась поблизости, и Альбину отвезли не в морг, а в клинику, где подвизался епископ-хирург, уже при жизни имевший репутацию чудотворца. Репутация подтвердилась. Через полгода Альбина начала ходить по своей палате, а потом и по всей клинике, где она и осталась: идти ей было некуда. По распоряжению епископа-хирурга ей отгородили угол в одном из кабинетов, где поставили койку. Впрочем, на эту койку она почти никогда не ложилась. Альбина вернулась к тому, с чего она начинала свою трудовую жизнь. Ни одна сиделка не могла сравниться с ней, когда надо было выхаживать умирающего. Светящаяся красота Альбины осталась при ней, и казалось, она отпугивает смерть. Чудом возвращенные к жизни нередко объяснялись ей в любви, но она снова и снова отрицательно качала головой.
Голос также не изменил ей. Епископ-хирург возил ее на своей машине в храм, где он служил, и церковный хор бывал преображен пением Альбины. По благословению епископа-хирурга она пела и в больничных палатах. Говорят, многие исцелялись от ее голоса.
При этом больничный персонал не переставал шушукаться, будто Альбина не в себе. Епископа-хирурга она невзначай называла Ваней, правда, и он сам с шутливой серьезностью величал ее Анастасией Мстиславовной. До встречи с епископом-хирургом Альбину не допускали до причастия на том основании, что Альбина — имя неправославное и, стало быть, она не крещена. Альбина же доказывала, что она крещена, хотя и не помнит своего крестного имени, и отказывалась креститься вторично. «Она права, — сказал епископ-хирург, — я сам крестил ее. Вскоре после ее рождения генерал Зегзицын встретил меня на улице и позвал крестить дочку. Я и нарек ее Анастасией. В роду Зегзицыных все князья Мстиславы, а все княжны Анастасии».
Одна только Тонька ненавидела Альбину. Тонька не позволяла называть себя Тонечкой или Тоней. «Я Тонька», — гордо настаивала она. Тонька всю жизнь мыкалась по лагерям. Ей сократили срок, убедившись, что у нее рак. Епископ-хирург сделал ей операцию, но сразу же обнаружились метастазы.
При виде Альбины Тонька разражалась целым потоком матерной брани, но Альбина настаивала на том, что ухаживать за Тонькой будет она и никто другой. Однажды Тонька вроде бы утихомирилась. Она жалобно попросила у соседки по больничной койке бутылку из-под минеральной воды. «Какой-нибудь цветочек в нее поставлю», — бормотала Тонька. Правда, бутылку она тут же разбила. Когда Альбина пришла подбирать осколки, Тонька потянула ее к себе и зашептала: «Я тебя сразу узнала, стерва ты поганая. Это ты моего Валерку закадрила, ты его под вышку подвела. Вот я подыхаю, а тебе хоть бы что… Думаешь, так и будешь ходить, красоваться? Нет, извини-подвинься, сука!» Горлышком от бутылки Тонька перерезала Альбине горло. Альбина упала на пол, захлебываясь кровью.
Никакого темного коридора больше не было. Альбина попала в светлую полосу Такие полосы бывают видны на небе, когда идет дождь и светит солнце. Альбина не то скользила, не то плыла, не то летела, и ей навстречу летел, плыл, скользил Ваня. В этом не было никаких сомнений.
— Ваня! — воскликнула Альбина. — Наконец-то! Ты вернулся. Слава Богу!
— А я никогда не покидал тебя.
— Нет, покидал, покидал… Это он никогда не покидал меня.
— И он, и я. Мы же с ним ангелы, Только он черный, а я светлый.
— Что же ты, светлый, не прогнал его?
— Прогнать его могла только ты. А ты влюбилась в него.
— Не в него, а в тебя, в тебя, в тебя…
— Тебя обижали, и я пожалел тебя. А ты, дурочка, влюбилась в меня, влюбилась в своего ангела, как будто я человек… Он и воспользовался этим.
