Питер Кэри - Джек Мэггс

— Сядьте! — скомандовал он. — Я приказываю.

Он стоял, опасаясь, что сделал что-то противоестественное нормальному ходу вещей, и невольно выпустил демонов, о которых он сам не знает, разворошил темное гнездо, кишащее омерзительными гадами. Не сводя глаз с субъекта, он украдкой поглядывал, нет ли поблизости чего-нибудь вроде хорошей палки или кочерги, чтобы в случае чего быть готовым к обороне.

— Ради всех святых, я приказываю вам не двигаться.

Джек наконец замер, моргая глазами.

— Тише, — повысил голос Тобиас. — Вы сейчас успокоитесь.

Пациент качнулся, наклонился посреди комнаты и стал тереть больную щеку.

— А теперь ложитесь на кровать. И не поднимайтесь до тех пор, пока я не дам команды.

Джек Мэггс сел на кровать, стащил с себя башмаки и тяжело опустил их на пол.

— Господи, — воскликнул он и лег на постель; его руки теребили лицо.

Тобиас думал, как бы ему навсегда утихомирить этого Призрака. Он, очевидно, забыл, если вообще осознавал, что гнев и ярость — это его изобретение, некая персонификация боли, которую он внушил чужому сознанию. Он приказал сомнамбуле описать ему того, кто преследует его. Он, конечно, и сам мог бы описать его — холодные голубые глаза, прямой хищный нос, светлые, пшеничного цвета волосы. Но его целью было заставить субъекта сконцентрировать внимание на Призраке, а потом, разработав какую-нибудь дьявольскую стратегию — он еще не знал какую, — отделаться от него раз и навсегда, бросив, как свинью в море.

И Тобиас вдруг указал на пятно на стене.

— Он вон там, Джек, там.

Джек Мэггс сопротивлялся. Он тряс головой, закрывал глаза, мял щеку, давил на нее пальцами и вонзался в нее так глубоко, как лопата в глину.

— Он темноволосый, Джек? — спросил Тобиас, зная, что Мэггс любит спорить. — Он черный?

— А, нет, — вздохнул каторжник. — Он блондин, очень светлый.

— У него белая кожа?

— У него мой ребенок.

Тобиасу, уставшему и злому, хотелось поскорее лечь в постель, но он продолжал спокойным тоном устранять последнее препятствие.

— Тогда заберите у него ребенка, — сказал он. — Пойдите к Призраку, протяните к нему руки. Ему он не нужен. Он отдаст его прямо в ваши руки.

— Он по другую сторону стены.

Тобиас подумал, что субъект говорит о Призраке.

— Вы вынули кирпич, — раздраженно напомнил он Мэггсу. — А теперь надо вынуть второй. Если понадобится, вы будете ломать всю стену, чтобы добраться до него.

Мэггс печально скривился.

— Они бросили его в сортир.

— Призрак выброшен?

— Мой ребенок! Мой ребенок умер.

— А где же ваш Призрак, Джек? Расскажите мне еще раз, как он выглядит?

— О, он солдат Короля, — с горечью ответил каторжник. — Он настоящий паскуда, таракан, а мой дорогой бедный мальчик лежит в сточной канаве. — К превеликому смятению Тобиаса, Мэггс разрыдался. — Господи, великий и добрый! Его нежная детская щечка разрезана.

Джек Мэггс лежал на кровати и, по-детски поджав к груди колени, горько плакал.

— Не заставляйте меня смотреть на это, — просил он, царапая больную щеку ногтями. — Боже, лучше мне умереть, смилуйся надо мной, прошу тебя!

— Послушайте меня, сэр.

— Оставьте меня, оставьте меня в покое.

— Я вылечу вашего сына.

— Вы не можете вылечить его. Он умер.

— Мы закроем его рану. Я прошу вас.

— Оставьте его в покое, вы, ублюдок, всюду сующий свой нос!

Но Тобиаса Отса осенило:

— Смотрите, Джек, смотрите, рана затянулась. Как только это произойдет, у вас тоже прекратится боль. Это та же рана, и та же боль.

— Я хочу, чтобы моя боль осталась.

— Нет, посмотрите на рану, она зажила! Боль прошла.

— Я хочу испытывать боль! — закричал Мэггс, поднимаясь на локте и впиваясь взглядом в Тобиаса Отса с такой настороженностью, что было трудно поверить, что он в гипнотическом сне.

— Мне нужна боль, глупец. Это все, что у меня осталось от него.

Глава 57

Тик не удалось победить, но воздействие магнитов дали Джеку Мэггсу некоторую передышку, и он смог залезть рукой под матрац, где хранил немалую часть своего спрятанного богатства.

Он повернулся спиной к Тоби, опустив свои широкие плечи так низко, чтобы тот не смог увидеть слишком много.

— Доверяя вам, пока даю десять, — сказал он. Выглядел он все таким же больным, но в глазах появился прежний разбойный блеск.

— Вы решились на чертовски нелегкую сделку, — грубо заметил он и схватил Тобиаса за руку. — Но вы, черт побери, убедитесь, что я выполняю свое слово.

Он притянул к себе писателя так близко, что до Тобиаса донеслось его нездоровое дыхание. У Тобиаса одна рука была сжата в кулак, но Джек Мэггс грубо разжал ее крючковатыми пальцами изуродованной руки.

— Завтра у нас встреча с этим джентльменом, — напомнил он.

— Он живет в Глостере.

— Тогда, парень, едем в Глостер. А когда я получу его, то вложу в вашу руку сорок этих золотых красавиц.

С этими словами он торжественно отсчитал в открытую ладонь Тобиаса Отса десять теплых золотых соверенов.

Позднее, когда нанятый экипаж вез его по Грэйт-Куин-стрит, пальцы Тобиаса нервно перебирали монеты в кармане. В быстро меняющихся картинах, рождавшихся в его беспокойном мозгу, он видел и обстоятельства, которые могут не миновать его. Как всегда, он верил своему богатому воображению и все, что возникало перед его мысленным взором, воспринимал так же реально, как улицу, по которой сейчас ехал. Он видел хижину, освещенную луной, удар кинжалом, упавшую на пол лампу, вспышку огня, а затем пожар в темноте австралийской ночи. Эти видения неизменно возвращали его к замыслу романа о Джеке Мэггсе. Он уже репетировал свою встречу со старым Чири Энтуистлом, издателем.

Затем так же внезапно его мыслями полностью завладели детали появления на свет Божий своего героя. С помощью гипноза он узнал, что младенцем Мэггс был сброшен с Лондонского моста, и теперь ему представлялось, что каторжник Мэггс мог оказаться, как Ричард Севэдж, незаконным сыном знатных родителей. С этого он, пожалуй, и начнет свою беседу со стариной Чири Энтуистлом. Он уже видел себя шагающим взад и вперед по комфортабельному кабинету старого издателя, который с удовлетворением слушает его, сложив руки на брюшке, обтянутом жилеткой.

Но вернувшись к действительности, он вдруг обнаружил, что экипаж стоит, а взглянув в окно, увидел, что кучер экипажа и водитель омнибуса стоят посреди улицы с поднятыми друг на друга кулаками.

Вот где он может сразу же заработать две гинеи. И всего за какой-нибудь час: скетч «Перебранка в Хай-Холборне».

Если прибавить скетч о мальчишке-подметальщике (две гинеи);

да к этому добавить скетч о женщине-канарейке (две гинеи);

и задержать оплату счета бакалейщику или мяснику, то в итоге можно собрать четыреста фунтов, пока на его голову не польется золотой дождь.

Экипаж тронулся, кучер подстегнул лошадь. Тобиас, вынув записную книжку, начал писать и успел настрочить двести слов, не менее, прежде чем снова закрыл ее на Мертон-стрит. Здесь он попросил кучера подождать и быстро зашагал по пахнущей кошками дорожке к двери дома доктора Хардуика.

Доктор сам открыл дверь; в руках у него была грязная, можно сказать, антисанитарная тряпка.

— Доктор Хардуик, — промолвил Тобиас с достоинством. — Я принес ваш гонорар, как и обещал.

Это известие почему-то смутило доктора.

— Я — Тобиас Отс.

— А, это вы? — спросил доктор Хардуик и, повернувшись, пошел назад в прихожую, оставив входную дверь дома открытой. Не будучи приглашенным войти, Тобиас остался ждать на пороге, гадая про себя, что же ты за доктор, если сам открываешь входную дверь. По теням, мелькавшим по стене гостиной, он понял, что доктор наконец вернулся к входной двери, но в руках у него не было колье.

— Вот вам соверен, — поспешил сказать ему Тобиас. — Я считаю себя вашим должником в пределах пяти шиллингов.

Доктор Хардуик с удивлением смотрел на протянутую ему монету.

— Как мой пациент? — спросил он.

— Малыш чувствует себя хорошо. Надеюсь, у вас найдется сдача, сэр.

На этот вопрос доктор ответил сразу же, но колье не вернул.

— Мне кажется, у вас осталось кое-что, что принадлежит мне, — наконец не выдержал обеспокоенный Тобиас.

Доктор Хардуик вопросительно нахмурил брови.

— Вам?

— В таком случае то, что принадлежит сестре моей жены.

— О, вы хотите получить ожерелье этой девушки? — Старик стал шарить по карманам сюртука.

— Надеюсь, вы не потеряли его?

В это время доктор медленно извлек колье из маленького, где обычно носят часы, кармашка своей жилетки.

— Вы слишком выдаете себя, — сказал он Тобиасу, подняв перед ним в воздухе колье Лиззи.

— Сэр? — промолвил Тобиас и сильно покраснел. Доктор Хардуик опустил колье в нетерпеливые руки Тобиаса.