Сибирский папа - Терентьева Наталия
Кащей сделал небольшое движение ко мне – хотел прижать к себе или взять за руку, но я отошла.
– Что? – нахмурился он.
– Ничего.
Я быстро прошла на террасу, где сидели девушки, и села на свободное место, единственное, рядом с Байхэ, она положила сумку на стул и явно ждала меня. Кащей постоял-постоял, достал телефон, написал мне: «Не понимаю», махнул рукой и пошел… к Гене. Вместе они направились в сторону реки. Стреляться они не будут, пистолетов у них нет, да и повод ненадежный. Ведь я по-прежнему не знаю, кто мне больше нравится. Да, я целовалась с Кащеем. И даже на секунду растворилась без остатка в его объятиях. Ну и что? Но мне отчего-то жалко Гену. И я… я не знаю. Не пойму пока.
Когда я была маленькая, я рассказывала родителям, что у меня будет три мужа, одновременно. Первый раз, когда я это сказала, мама остановила машину – она была за рулем. Вышла сама, заставила выйти нас с папой и на улице – был прекрасный май, мы ехали на дачу первый раз после зимы – переспросила:
– Что ты сказала?
– У меня будет три мужа, – повторила я.
Мне было лет одиннадцать, наверное, я уже что-то знала о существовании Сергеева, моего настоящего отца, видела ту фотографию, но в тот момент, скорее всего, забыла об этом.
– Зачем тебе три мужа, Маняша? – спросил меня папа, смеясь и гладя маму по руке, чтобы она успокоилась. Мама не смеялась, мама была крайне возмущена.
– Один – для красоты, от него можно рожать детей, – стала спокойно объяснять я. Я это и помню, и еще точно знаю, потому что родители очень любят кстати и некстати вспоминать этот эпизод, приблизительно раз в год или чаще, уточняя у меня, не передумала ли я. – Второй будет умный, пусть зарабатывает деньги.
– А третий кем будет? – сквозь смех спросил папа.
– Садовником и всё чинить в доме, – ответила я.
– М-м-м… понятно. А где будем мы? – поинтересовалась мама, не спросив, что же собираюсь делать я.
– Вы будете на пенсии.
Родители стали смеяться уже вдвоем, показывать друг друга, какими именно они будут на пенсии, тема временно прикрылась. А я несколько лет, пока не выросла и не повзрослела, именно так и планировала – выйти замуж за троих. Потом узнала, что, увы, по нашему законодательству это невозможно. И ни по какому европейскому невозможно. Чтобы выйти замуж за троих, нужно или поехать в Тибет или Непал, или вернуться в прошлое, в то далекое, возможно, еще допотопное прошлое, от которого остались смутные мифы, традиционные рисунки, понятные лишь единицам, где изображены женские богини, у нас, в частности, в наших языческих вышивках и рисунках, вырезанных на прялках, на деревянных украшениях домов, в то прошлое, где на земле – или на ее части – правили женщины и был матриархат. Так считают некоторые ученые, но мужчины, правящие миром сейчас, обычно не хотят этого признавать.
Возможно, тем миром, который живет по законам, установленным мужчинами, женщины и не могут управлять. Где надо всем властвует рацио, не разум, а холодное, прагматичное рацио. Я не люблю крайности феминистического движения, не примыкаю к феминисткам, я занимаюсь экологией, и меня заботит будущее и настоящее нашей планеты. Но я же вижу, что естественный процесс невозможно остановить. Что с тех пор, как женщины получили доступ к образованию и постепенно – к ключевым позициям в управлении, их становится везде все больше и больше. Был ли мир, которым правили женщины, менее жестоким, чем наш? Не знаю. Говорят, что в концлагерях женщины-надзирательницы были самые жестокие. Многие королевы и царицы тоже не отличались слишком мягким нравом ни по отношению к близкому окружению, ни к подданным вообще. Поэтому я за права женщин во всем мире, но не за борьбу с мужчинами за то, чтобы завладеть этим миром.
Я стала слушать, что говорят девушки. Оказывается, пока я была у отца, пока сегодня мы выбирали машину, они успели набросать подробный план действий, включавший прежде всего интернет – активность. И даже стали распределять «места в правительстве». Это было трогательно и немного глупо. Я узнала, что мне отвели место в «основной» группе. А была еще главная группа, мозговой центр, в который вошли пять самых активных девушек и один парень. Наверное, это и есть будущее правительство?
– Девочки, в главной группе должно быть нечетное число, как вы будете голосовать? – начала я, но на телефоне появилось сообщение от отца, и я отвлеклась.
«Завтра будет большой праздник, имей в виду».
«Имею».
«Как ты относишься к охоте?»
«Плохо».
«А к клоунам?»
«Ты хочешь устроить охоту на клоунов?»
На мониторе появилось улыбающееся лицо отца. Он звонил по видеосвязи. Терпеть не могу так разговаривать. Но я нажала «ответить» и, кивнув девочкам, вылезла со своего места, отошла в сторону.
– Машенька, – бодро заговорил отец, – пойми, я хочу, чтобы было ярко и весело и чтобы все узнали, какая у меня дочь.
– Может быть, просто пойдем куда-то?
– Куда? Не выдумывай. Всё уже решено. Будут яркие впечатления, я тебе обещаю!
Не знаю, почему я сказала то, что я сказала. Я ответила: «Ладно». Не знаю, было бы всё так, как случилось, если бы я ответила по-другому.
С девочками мы сидели еще очень долго. Я постепенно вовлеклась. Их предложения уже не казались мне глупыми и детскими. Ведь с чего-то надо начинать. Гринпис, над которым все обычно смеются, постоянно говорят и пишут о его продажности, тем не менее добивается огромных результатов своей деятельностью, а пишут это, скорей всего, его враги, те, кому «зеленые» мешают убивать жизнь на планете ради своей сиюминутной выгоды.
Мне не давала покоя мысль, что надо сказать как можно раньше родителям, что я не приеду, вдруг они решили меня встречать или взяли билеты, чтобы куда-то пойти вместе в день рождения, приготовили какой-то сюрприз. Не бывает такого, ну а вдруг?
Я опять вышла, тем более что разговоры стали буксовать. Кому-то пришла в голову логичная мысль, что надо бы связаться с Гринписом, для этого надо написать свою программу, ее надо разработать, то есть садиться и заниматься вплотную, каждым словом, каждым пунктом, а это уже не так просто или даже совсем нереально – ведь никто не будет выполнять наши требования, у нас нет ни силы, ни власти. Собственно, в этом и были мои сомнения с самого начала.
Я думала о родителях, а они позвонили. Звонил папа, но первое, что я услышала, был мамин голос в трубке, она наставляла папу: «И скажи, чтобы она…»
– Маняша, привет, как дела? – спросил папа, как ни в чем не бывало, как будто мы сегодня еще не разговаривали.
– Привет, гиперопека! – ответила я.
Папа опешил:
– Что?
– Ничего. Просто привет.
– Ты что? У тебя что-то не в порядке?
– Всё хорошо.
– Ты чем занимаешься, не мешаю?
– Нет. У нас собрание, мы решаем, когда и как мы будем захватывать мир. И с что с ним потом делать, когда мы его захватим.
– Ты как-то иронически настроена… – проговорил папа. – Там вообще нормальные люди собрались?
– Нет, пап, террористы. Ну, конечно, нормальные. Наивные только очень.
– Все революционеры в принципе были очень наивными.
– Мы не собираемся проводить революций. Мы хотим всё делать мирным путем. Уговаривать и убеждать.
– Понятно. Это сложно. Вас больше из брандсбойтов поливать не будут?
– Нет. Нам не разрешили больше ничего проводить, даже Гене-баритоне спеть не дали. Поэтому мы просто мирно разговариваем, и собрались одни только девочки.
– Ты умница, Маняша!
– В смысле? – удивилась я.
– Мы с мамой очень гордимся, что вырастили такую дочь, с убеждениями, с целями…
– Пап, подожди, – остановила я его. – День рождения завтра, завтра всё и скажешь.
– Это не поздравительные слова, Маняша, а правда. Завтра это не будет так серьезно звучать. Прилетишь, тебя ждет сюрприз. И мы вообще уже скучаем, особенно Антип и Рыжик, они постоянно толкутся у тебя в комнате.
