В другой раз повезет - Хилтон Кейт

— Я тебя люблю, — заявляет она. — Почти так же сильно, как люблю Мавис.

Зак чмокает ее в макушку.

— И я тебя тоже, — говорит он.

— Зак?

— Да?

— Я знаю, что в Лос-Анджелесе у тебя все пошло вкривь и вкось, но мне кажется, ты оправился. Я что-то пропустила? Насколько серьезными были эти твои проблемы с наркотиками?

— Достаточно серьезными, чтобы вылиться в очень неразумные поступки, но недостаточно серьезными, чтобы необратимо испортить мне здоровье.

— Ты мне скажи: ты наркоман или нет?

Зак улыбается.

— Все люди наркоманы.

ОКТЯБРЬ

ГЛАВА 28

Марианна

Mорозный осенний день — как раз то, что нужно для политической демонстрации. Марианна давно уже не чувствовала себя такой молодой. Организаторы ожидают, что на марш выйдут тридцать тысяч человек — очень внушительное число, а если погода не подведет, может, соберется и больше.

Сегодня она подаст Гармонии заявление об уходе. Сожалений не испытывает. Эта работа преподала ей важный урок, хотя главное, что она для себя уяснила, — она не тот человек, который способен работать только ради денег. В ней жив материнский дух, как бы решительно она в прошлом этого ни отрицала. Она — дочь Лидии Хеннесси. Ей хочется менять мир. И она наверняка его изменит, в качестве нового директора по связям с общественностью организации «Врачи за мир». Статья, которую она написала в прошлом месяце, посвященная хирургам, работающим в зонах боевых действий, собрала множество откликов (так вот она дала кулаком в МОРДУ). Бывший Нинин работодатель был очень рад, что организацию наконец заметили, и предложил Марианне место в штате. Статья вдохновила и Зака: он работает над пилотной серией сериала о современных военных врачах, у главной героини очень много общего с Ниной. Зак говорит: этакая помесь «Чертовой службы в госпитале МЭШ» с «Анатомией страсти», а еще уверяет, что Нина — прирожденный врачеватель сценариев.

А помимо этого, в ее жизни есть Тим. После того срыва месяц назад она решила, что никогда больше его не увидит, но он повел себя куда более взвешенно, чем повела бы себя она в схожих обстоятельствах. Она извинилась, он принял ее извинения, теперь они временно сняли с повестки любовные свидания, оставаясь при этом друг у друга единственными. Они гуляют вместе, разговаривают перед сном, ходят в кино. Они употребляют слова «мой друг, моя подруга», не целуются, не ложатся вместе в постель. У них стабильные, но не романтические отношения — если такое бывает. Современная любовь — штука крайне замысловатая, если их чувство вообще можно назвать любовью. Время покажет, говорит Тим. Он где-то здесь, в собирающейся толпе, — и эта мысль ее греет.

Она стоит под сценой, дожидаясь, когда организаторы проводят ее на место. Ей, сестрам и отцу зарезервированы места в первом ряду, у самой кафедры. Когда завершится официальная часть, Марианна и Нина рванут домой — встретить доставку еды и развесить украшения. Марвин, Беата и Оскар пойдут с Лидией на марш, им поручено отвлечь ее в случае, если она спросит, где Марианна и Нина. Насколько может судить Марианна, Лидия так и не догадалась, что у нее за спиной уже несколько недель планируют грандиозное празднество.

Подходит Беата, встает рядом, шепчет в ухо:

— Явка, похоже, сильно выше, чем они предполагали. Источник в полиции говорит — пришло в два раза больше народу, чем предполагали организаторы. Одна из групп, защищающих права мужчин, бросила клич в социальных сетях — позвала своих сторонников прийти и выразить свой протест. Отклик оказался очень мощным, полицейские вообще не знают, чего ожидать. Вызывают подкрепление, чтобы расставить на пути следования демонстрантов.

— За маму стоит тревожиться? — спрашивает, подходя, Нина.

— Они говорят, все будет хорошо, — отвечает Беата. — Вокруг нее выставят охрану, и на сцене, и по ходу марша. Мама, как ты понимаешь, в воинственном настроении и рвется в бой. Любит она все это.

Марианна качает головой.

— Да уж, та еще у нас мамочка, верно? К ним подходит одна из организаторов.

— Дамы, пора рассаживаться. Ваш папа уже на месте.

Усевшись, Марианна начинает разглядывать море плакатов и розовых шляпок. Одна из организаторов подходит к микрофону, представляет Лидию. Список достижений их матери кажется бесконечным, время от времени чтение перекрывают аплодисменты и восторженные крики. Неужели, гадает Марианна, невозможно — или очень, очень сложно любить человека и одновременно видеть его насквозь? Существует ли ракурс, который вмещает в себя и возмущение по поводу ее родительских просчетов, и глубокое уважение к ее вкладу в великое дело? Марианна обещает себе попытаться его отыскать. И как минимум сегодня она будет восхищаться тем, что получила от матери в дар — не как дочь, а как женщина.

Лидия встает, идет к микрофону. Шум оглушительный. Она поднимает руки.

— Друзья, — начинает она, — мы стоим на перекрестке исторических путей. Будущее за женщинами, и это прекрасно.

У Марианны сжимается горло. Бросив взгляд на сестер, она видит у обеих на глазах слезы.

— Многих из вас объединяет возмущение, — продолжает Лидия. — Многих расстраивает, что голоса их не слышны. Но история не стоит на месте. Она творится ежедневно. И мы — часть истории. Часть истории и наш сегодняшний марш. Не стыдитесь своего возмущения. Возмущение — это энергия, пламя, страсть. Именно возмущение собрало нас здесь, но повести нас вперед оно неспособно. Не хватит в нем мощи доставить нас туда, куда мы хотим попасть. Чтобы дойти до цели и оказаться в мире, где царят равенство и справедливость, где торжествуют принципы подлинной демократии, нам нужна надежда. Возмущение способно выжечь то, что прогнило, но построить новый мир поможет только надежда. Надежда позволяет представить себе, каким он должен стать.

Женщины кричат, рыдают — и Марианна вместе с ними.

— Я счастлива стоять сегодня перед вами, — продолжает Лидия, — счастлива, что за спиной у меня — мои дочери. Я счастлива, что могу шагать плечом к плечу с каждой из вас. Наш труд еще не окончен. Он продолжается в каждой попытке отстоять свои права, даже самой незначительной. Продолжается всякий раз, когда мы во весь голос заявляем: это — добро, а это — зло. Продолжается всякий раз, когда мы приходим на помощь нашим сестрам. Продолжается, когда мы говорим, что никто не сможет нас разобщить, когда признаем, что сила наша — в нашей многочисленности и в том, что наше дело правое.

Лидия широко разводит руки.

— Пусть на марше в каждой из вас кипит возмущение, но пусть в то же время в сердцах пылает надежда. Марш женщин начинается!

Она отворачивается от микрофона и успевает послать им воздушный поцелуй, прежде чем помощники уводят ее со сцены.

— Ну, мне пора, — произносит Беата. — Постараюсь привезти ее к четырем, если что-то изменится — сообщу. Готов, пап?

— Ты только погляди, — произносит Марвин, указывая рукой. Толпа необъятна, она уже движется, змеится, подчиняясь своей непреложной внутренней логике. — Смотри, чего достигла твоя мать.

— Она удивительный человек, — замечает Нина.

— И всегда такой была, — добавляет Марвин. — Ну, девочки, до встречи.

Марианна и Нина целую вечность проталкиваются сквозь толпу отставших в сторону машины. На парковке огромная пробка, выбираются они долго — того и гляди опоздают встретить доставку. Марианна жмет на газ.

— Погоди, — останавливает ее Нина. — Слышишь?

— Что именно? — спрашивает Марианна.

— Сирены.

ГЛАВА 29

Беата

Беата облегченно вздыхает, увидев Оскара именно там, где обещал быть: он вливается в их группу, будто находился там с самого начала. Она обнимает его крепче, чем он обычно ей позволяет, он нарочито фыркает, но при этом улыбается.

— Слышал, как бабушка выступала? — спрашивает Беата.